Понятие власти в области гражданско-правовых отношений отлично от публично-правового ее понятия. В смысле гражданского права власть есть непосредственное господство личности над вещами и другими личностями. Типическим образцом этого господства является право собственности, и когда характеризуют общественные явления "с частноправовой точки зрения", всегда разумеют именно эту форму непосредственного и исключительного господства. В аналогичном смысле говорят об отцовской или родительской и супружеской власти как непосредственном и исключительном господстве над детьми и женою. Смысл понятия несколько видоизменяется в приложении к обязательственным отношениям, где вместо непосредственного и реального господства говорят лишь о "господстве воли одной личности над волей другой", т. е. о явлениях уже чисто нравственного свойства; но это последнее видоизменение не мешает юристам характеризовать всю область гражданско-правовых отношений, как область индивидуальной власти, как область господства личности, в противоположность публичному праву, где отдельные лица стоят независимо друг от друга, подчиняясь лишь власти целого общества. "Гражданское право есть господство индивидуальной воли... Частное право есть власть, которая принадлежит личности над вещами и другими личностями, власть, которую одна воля имеет над другой, — вот обычные у юристов (Унгер, Виндшейд и др.) определения частного или гражданского права. Такой взгляд на роль личной власти в области гражданского права справедлив, однако, больше с исторической, чем с современной точки зрения на гражданско-правовые отношения. Гражданское право в своем историческом развитии, несомненно, выросло из "господства индивидуальной воли", из власти одной личности над другой. Исходным пунктом его развития является столько же власть домовладыки в патриархальной семье — власть, характерным выражением смысла которой служит латинское слово manus (рука, кулак) — сколько и вполне реальная на первых порах власть кредитора над личностью и семьей кабального должника. Но в дальнейшем процессе развитии эта личная власть терпит постоянно увеличивающаяся ограничения, и в современном гражданском праве довершается процесс преобразования личной власти обладателя гражданского права над его объектами в правомочия иного характера, ставящие отдельные личности в самостоятельные отношение друг к другу — отношения, гарантирующие свободу каждой личности от частной власти, могущей эксплуатировать ее в своих интересах. Процесс этого преобразования совершался неодинаково быстро по отношению к отдельным проявлениям личной власти в области гражданского права; благодаря этому и в современном праве мы встречаем неодинаковое количество остатков, связанных с прежним господством в области гражданского права принципа личной власти. Быстрее других институтов преобразилась в указанном направлении опекунская власть. Будучи на первых порах выражением права родича на личность и имущество опекаемого, переходившего под власть своего опекуна, и существуя в интересах опекуна, а не опекаемого, опека постепенно обращается в защиту и покровительство опекаемого, а с этим вместе и опекунская частноправовая власть превращается в публично-правовую обязанность опекуна заботиться об интересах опекаемого. В римском праве это преобразование наглядно иллюстрируется заменой в приложении к опеке технического термина manus словами tutela и cura, a в западноевропейском — переменой значения слова Muni (mundium), означавшего на первых порах то же, что римская manus и перешедшего затем в Vormundschaft в современном смысле (подробности см. под сл. Опека). По типу опеки началось в истории и окончательно довершается в современном праве и преобразование отцовской или родительской власти. В римском праве это преобразование осталось далеко не законченным. Смягчение отцовской власти выразилось здесь лишь в ограничении наиболее грубых ее проявлений (права жизни и смерти, продажи и т. д.) и в провозглашении нового нравственного принципа, заключающегося в том, что "patria potestas in pietate debet, non in atrocitate consistere". Затем paterfamilias сохранил ряд прежних полномочий частноправового характера, позволявших ему пользоваться своей властью в собственных интересах, а не в интересах детей. Римская точка зрения повлияла на некоторые новейшие западноевропейские кодексы в странах, подвергшихся влиянию рецепции римского права; они удержали общую принципиальную точку зрения на отцовскую власть как на институт, существующий прежде всего в интересах отца (прусское и саксонское право), хотя и с значительными смягчениями этого принципа сравнительно с римским. Та же точка зрения продолжает влиять и на теоретические воззрения некоторых юристов, касающиеся этого вопроса. В других законодательствах резко выдвинут иной принцип отцовской власти, приурочиваемый к национальному развитию: она рассматривается как институт защиты и покровительства, существующий прежде всего в интересах детей. Дальнейшее развитие приводит к полному господству этого принципа и в тех областях, где его приложение до сих пор было парализовано римской точкой зрения. Французский гражданский кодекс в организации института отцовской власти присоединился к воззрениям французского обычного права, видевшего в этой власти лишь "вид опеки, состоящий в управлении личностью и имуществом детей, по своему возрасту неспособных заботиться о своих интересах" и доходившего в некоторых областях прямо до провозглашения принципа: "droit de puissance paternelle n'a lieu". Французский кодекс, говоря о родительской власти, называет ее словом autorité в смысле auctoritas римского опекуна и простирает ее действие лишь до совершеннолетия детей, т. е. до прекращения потребности в защите. В случае смерти матери он преобразует ее по отношению к имуществу детей прямо в опекунскую власть, подлежащую строгому надзору суда. За злоупотребление родительской властью французский уголовный кодекс грозит ее лишением, число поводов к которому значительно расширено законами 1874, 1886 и 1889 гг. Французский закон сообщает, правда, отцу ряд прав, не принадлежащих опекуну и определяющих отличие отцовской власти от прав опекуна; таково, прежде всего, право наказания, доходящее до права требовать от суда тюремного заключения детей за тяжкие проступки. Но существование последнего права в кодексе "оплакивается" французскими юристами; в остальных странах, право которых выработано под влиянием французского, оно отменено (напр. итал. и баденское право). Выражением дальнейшего развития постановлений об отцовской или родительской власти на Западе служит новый проект общегерманского гражд. Уложения 1888 г. По словам составителей его, проект, определяя отцовскую власть, "принимает за исходный пункт естественную потребность детей в защите. Согласно с этим он рассматривает эту власть в смысле опеки, т. е. видит в ней существующий в интересах детей институт защиты, создающий обязанность и право заботиться о лице и имуществе детей". Высказываясь против права отца требовать заключения детей в тюрьму, проект в случаях важных проступков детей передает заботу о мерах их исправления опекунскому суду. С точки зрения проекта, носитель отцовской власти является прежде всего лицом, обязанным ответственностью за интересы детей. Составители проекта признают, что предоставляемое ими отцу право пользования детским имуществом нарушает опекунский характер власти отца, но допускают это исключение, потому что таково воззрение большинства немецких действующих законодательств, оправдываемое известными практическими соображениями.

В постановлениях современных западных законодательств, касающихся супружеской власти, следует отметить удержание значительно большего количества правомочий частноправовой власти на стороне мужа, чем на стороне отца. Это объясняется, однако, не столько признанием в принципе власти мужа над женой, вычеркнутой из кодексов вместе с отдельными своими проявлениями — в виде, напр., права наказания и исправления, — сколько, с одной стороны, западными системами имущественных отношений между супругами, а с другой — заботами о сохранении единства и целости в защите интересов семьи. Отсюда ограничение юридической дееспособности жены в совершении имущественных сделок и подчинение ее воле мужа в вопросах, касающихся семейных дел. Различные законодательства налагают эти ограничения в различной мере. Наибольшей строгостью отличается французское, по которому ничтожна всякая сделка, совершенная женою без согласия мужа; немногочисленные исключения из этого правила не парализуют его силы. Участвовать в процессе жена, по французскому закону, также может лишь с согласия мужа или исполняющего его волю суда. Большинство немецких законодательств разрешает жене совершать без согласия мужа все сделки, клонящияся только к приобретению ею прав и выгод; согласие мужа требуется лишь для сделок, по которым жена вместе с правами принимает на себя и обязательства. Далее, некоторые немецкие законодательства обусловливают дееспособность жены согласием мужа лишь постольку, поскольку совершаемыми сделками затрагиваются права мужа на пользование и управление ее имуществом. Имперское законодательство, наконец, в ряде постановлений, парализующих постановления партикулярных прав, идет еще дальше в признании независимости жены, расширяя дееспособность женщин, занимающихся торговлею и ремеслами, и право их на участие в судебных делах. Заключительным выражением освободительного процесса является и здесь проект общегерманского Уложения. По словам составителей его, проект стремится к постепенному проведению в жизнь того воззрения, что "жена не должна терпеть ограничений своей дееспособности. Общность семейной жизни налагает, разумеется, на супругов обязанность сообразовать свои распоряжения относительно имущества с интересами этой жизни, но это обязательство — чисто нравственной природы" (Motive, IV, 222). С устранением из немецких законодательств ограничений дееспособности жены супружеская власть будет вычеркнута из принципов современного гражданского права, и юридические отношения между мужем и женой сведутся к простым обязательственным отношениям имущественного характера. Все другие права и обязанности супругов — права и обязанности нравственного свойства.

Чтобы точнее определить роль власти в современном гражданском праве, следует в заключение сказать несколько слов о власти кредитора над должником. Здесь эволюция уже вполне завершилась. Вместо старой личной власти, доходившей до обращения должника в рабство и позднее до права заключения его в тюрьму, сперва частную, а потом государственную, современный кредитор сохраняет за собой лишь право на имущественное взыскание с должника путем обращения к содействию государственной власти в лице суда (см. Взыскание в гражданском праве). Подобное отношение между кредитором и должником есть скорее отношение безвластия, чем власти. Так и характеризуют современные обязательственные отношения некоторые немецкие юристы: вместо прежней Macht они говорят уже об Ohnmacht (подробности см. под словами Должник и Обязательство). К этому типу сводятся постепенно все личные отношения в области гражданского права. Регулятором их является теперь только государственная власть, а не злость личности.

Русское право знает более строгую родительскую и супружескую власть, чем западноевропейское. Закон называет эти власти "неограниченными" (ст. 179, т. X, ч. 1-й). Родительская власть, согласно его постановлениям, пожизненна и лишь ограничивается, а не прекращается поступлением детей в учебное заведение, определением на службу и выходом дочерей в замужество. Затем она простирается на детей обоего пола и всякого возраста (статья 164); родителям предоставляется право употреблять домашние исправительные меры для исправления детей строптивых и не повинующихся, причем это право исправления простирается до заключения детей, не состоящих на государственной службе, в тюрьму. Супружеская власть аналогична родительской и лишь сменяет последнюю, хотя и не прекращает ее действия совершенно (см. Брак). Строгость личной власти как отца, так и мужа, парализуется в русском праве свободой имущественных отношений: имущества жены и детей раздельны от имуществ мужа и отца. Жена признается полной собственницей как своего приданого, так и других имуществ; имуществом детей отец управляет до их совершеннолетия на опекунском праве, без права пользования. Отсюда фактическая независимость у нас совершеннолетних и имеющих самостоятельное имущество детей, несмотря на пожизненность личной родительской власти, и состоятельной жены, несмотря на "неограниченность" власти мужа. Независимость жены тем больше, что при уклонении ее от подчинения личным правам мужа — напр, при отказе от совместной жизни или следования за мужем по месту его жительства — в руках гражданского суда нет иных действительных средств к понуждению жены исполнять требование мужа, кроме лишения ее содержания, которое обязан давать ей муж в случае совместной жизни. Но подобное побуждение для состоятельной жены ничтожно. Водворение жены в дом мужа не только трудно осуществимо, но и не мешает ей вновь оставить мужа немедленно после водворения. При современной организации гражданско-правовых отношений и гражданского суда едва ли возможно возвысить личную власть одного человека над другим до юридической власти.

О власти господина над рабами и крепостными людьми, некоторыми и весьма существенными своими сторонами входившей в область гражданского права, см. Рабство и Крепостное право.