— Впервые в истории философии теорию врожденных идей мы находим у Платона (429—347). Платон пришел к теории врожденных идей вследствие того, что в нашем разуме оказываются познания таких предметов, которым нет ничего соответствующего в мире чувственных явлений и которые не могли быть никоим образом получены из внешнего опыта. По учению Платона, "познание есть воспоминание". Душа человеческая существовала до рождения в мире наднебесном. В этом мире она созерцала идеи — первообразы вещей. Наш чувственный мир есть только слабое отражение идей; он существует только постольку, поскольку он причастен идеям. Истинное существование принадлежит миру сверхчувственному, миру идей. До соединения с телом душа жила в этом мире наднебесном, созерцала эти формы вещей, и там она познала все идеи; затем при воплощении она забыла их. Но, познавая мир материальный, душа вспоминает, что нечто подобное она созерцала уже раньше, и приходит к тому, что вспоминает об идеях, забытых ею; идеи эти находятся в душе в скрытом состоянии. В доказательство справедливости высказанной мысли Сократ, в одном из диалогов Платона, предлагает мальчику-рабу, совершенно незнакомому с геометрией, вопросы по этой науке и в ответах получает от него геометрические истины. Аристотель (384—322), будучи не в состоянии отделить в учении Платона мифическое от реального, относится к нему критически и говорит, что принятие присущности душе идей приводит к некоторым несообразностям. В то время как мы движемся, нужно было бы, чтобы и идеи приходили в движение вместе с нами, что, разумеется, нелепо ввиду нематериальности идей. Самого Аристотеля считали сенсуалистом, потому что он, говоря о душе, сравнил ее с чистой доской, на которой ничего не написано. Но это сравнение обыкновенно не совсем верно понималось, потому что он несколькими строками раньше говорит: "разум, пока он не мыслит, есть ничто, он только есть нечто потенциальное; когда же он мыслит, он есть нечто актуальное, он есть место идей". Разум, пока не начнется мыслительный процесс, есть ничто в смысле реальной действительности. Отношение между потенциальной и действительной реальностью он иллюстрирует отношением этих же реальностей к доске, на которой ничего не написано. Доска, пока она не исписана, обладает способностью быть исписанной; то же самое относительно реального содержания ума; он до того момента, как начнется мышление, может иметь содержание, но только в возможности.

Учение Платона о врожденности пользовалось большим значением в Средние века и, по-видимому, было признано и Декартом, против которого восстал Локк в своем сочинении: "Опыты о человеческом разуме". "Мы предполагаем, — говорит он, — что наша душа есть, если так можно выразиться, как бы белая бумага, на которой ничего не написано, свободная совершенно от всяких идей; но каким образом она ими снабжается? Откуда получает она весь материал разума и познания? На это я отвечаю одним словом: из опыта, на котором основывается все наше знание, и из него оно вытекает в конце концов". Здесь мы находим полное тождество с известным сенсуалистическим положением: "нет ничего в разуме, чего бы раньше не было в чувствах". Эти возражения были направлены против Декарта, но не вполне основательно. "Я никогда не писал и не утверждал, — говорит Декарт, — что ум нуждается во врожденных идеях, как в чем-либо отличном от его способности мышления. Но когда я обращал внимание на некоторые познания, существующие во мне, которые не происходят ни от внешних чувств, ни от решения моей воли, но от одной способности мышления, мне присущей, то эти идеи или познания я различал от других пришлых или выдуманных и называл их врожденными... Идеи врождены нам вместе с нашей способностью мышления, всегда существуют у нас в возможности. Существовать в какой-либо способности не значит быть в действительности, но только в возможности, потому что самое имя: способность, не обозначает ничего другого, как возможность". Таким образом, по взгляду Декарта, врожденная идея есть просто способность образовать идею мышлением самим из себя. С этой точки зрения не только идея о " я", как мыслящей субстанции, идея о бесконечной субстанции или о "Боге", суть врожденные, но даже идеи звуков, цветов, почти все идеи врождены нам. Впрочем, не надо забывать, что у Декарта мы не находим нигде вполне точного перечня идей, признаваемых им врожденными. Различие между Декартом и Локком совсем не так велико, как может казаться. Оно состоит не в том, что Локк отрицал и врожденное предрасположение к представлениям, а Декарт, наоборот, признавал готовые понятия, как врожденное достояние духа. Различие скорее в том, что Декарт, в большинстве случаев, по крайней мере, утверждал врожденную способность определенных с известным содержанием понятий, как, например, идеи Бога, а Локк, наоборот, признавал только врожденность формальной способности. Представление Бога, по Декарту, запечатлено в нашем разуме, так что самосознание может воссоздать это познание без дальнейшего опыта. По Локку, наоборот, никакой определенной по содержанию деятельности рассудка нам не врождено.

Против Локка выступил Лейбниц (1646—1716), который защищал врожденность. Вот его слова: "Tabula rasa, о которой так много говорят, по моему мнению, есть не что иное, как изобретение фантазии. Нужно противопоставить тому положению, что в нашей душе нет ничего, чтобы к ней не приходило от чувств, другое положение: Nihil est in intellectu, quod non fuerit in sensu, excipe nisi ipse intellectus (за исключением самого разума). Следовательно, душа содержит в себе бытие, субстанцию, единое, тождественное, причину и множество других представлений, которыми чувства не могут снабдить ее". Если идеи врождены, то в каком же виде нужно представить эту врожденность? На этот вопрос Лейбниц отвечает таким образом: "я бы скорее воспользовался сравнением души с куском мрамора, имеющим жилки, чем сравнением с пустыми таблицами, т. е. с тем, что у философов называется tabula rasa; если душа походит на эти пустые таблицы, то истины будут в нас, как фигура Геркулеса в мраморе, когда мрамор совершенно индифферентен к принятию той или другой фигуры. Но если существуют жилки в камне, которые намечают фигуру Геркулеса предпочтительно перед другими фигурами, этот камень будет более определен, и Геркулес будет ему в некотором роде врожден, хотя нужна работа, чтобы открыть эти жилки и отчистить их политурой, устраняя все, что препятствует им обнаружиться. Точно так же и идеи, и истины нам врождены, как склонности, расположения, привычки или как естественные возможности". В другом месте Лейбниц говорит, что "врожденность идей не есть простая способность, состоящая в одной возможности произвести их, но это есть расположение, способность, предначертание, которое определяет нашу душу и которое производит то, что идеи могут быть извлечены из души". Чувства необходимы для всех наших познаний; без деятельности органов чувств мы бы никогда не обратили внимания на идеи. Тем не менее, чувства не могут дать нам всех наших знаний; чувства дают нам только примеры, т. е. истины частные или индивидуальные. Но все примеры, подтверждающие общую истину, как бы многочисленны они не были, недостаточны для того, чтобы обосновать универсальную необходимость этой самой истины. Необходимые истины, поэтому, зависят не от чувств и возникают не из чувств, хотя чувство и служит поводом к тому, чтобы они были сознаваемы. Можно сказать, что вся геометрия и арифметика, как содержащие необходимые истины, лежат в нас потенциально, так что мы для того, чтобы отыскать их предложения, должны внимательно рассмотреть и привести в порядок то, что уже есть в нас, не имея надобности в каком-либо познании, приобретенном посредством опыта". Некоторые из современных представителей психологии, считая учения Локка и Лейбница одинаково односторонними, ищут примирения этих двух противоположностей: таковы, например, Спенсер, Льюис. "Утверждать, — говорит Спенсер, — что ранее испытывания впечатлений, т. е. до получения первых впечатлений, дух представляет собой tabula rasa, значит игнорировать, например, такие вопросы, откуда берется способность к организации впечатлений. Если при рождении не существует ничего, кроме пассивной восприимчивости к впечатлениям, то почему другие животные не настолько способны к воспитанию, как человек. Гипотеза опыта, т. е. сенсуалистическая, в ее ходячей форме, предполагает, что присутствие определенно организованной нервной системы есть обстоятельство, не имеющее никакой важности, факт, которого совсем не нужно брать в соображение. Однако, именно присутствие известным образом организованной нервной системы — факт, без которого ассимиляция впечатлений была бы совершенно необъяснима". Для Льюиса организм есть не страдательный приемник внешних впечатлений, но деятельный кооператор. Чувствующий субъект есть не tabula rasa, не белый лист бумаги, а палимпсест. Должны существовать априорные условия в каждом ощущении и в каждой идее — не готовые представления в душе, но во всяком случае условия для того, чтобы в соприкосновении с внешним миром возник именно тот феномен, который мы называем представлением. Вопрос врожденности был поставлен в тесную связь с вопросом об априорности с тех пор, как Кант в своей "Критике чистого разума" признал существование так называемых доопытных, априорных познаний. С тех пор связь эта сделалась неразрывной, хотя между тем и другим понятием и существует известного рода различие (см. Кант).

Литература. Платон, его диалоги "Менон" и "Федон"; Аристотель, "Книга о душе"; Декарт, "Размышления"; Локк, "Опыты о человеческом разуме" (книга I); Лейбниц, "Новые опыты" (предисловие, есть в русском переводе); Кондильяк, "Трактат об ощущениях"; Кант, "Критика чистого разума" (есть и по-русски); Риль, "Философский критицизм" (есть в русском переводе); Либман, "Анализ действительности" (глава: "Метаморфозы априори"); Эйкен, "Критика основных современных понятий"; Спенсер, "Психология" (т. III, глава: "Восприятие пространства"); Льюис, "Вопросы о жизни и духе" (часть I); Каптерев, "Педагогическая психология".