Стих о Книге Г. (или Глубинной — от глубины премудрости, в этой книге заключающейся; св. Авраамия Смоленского, жившего в конце XII и нач. ХIII в., обвиняли в чтении Глубинных книг; голубиной книга стала называться у народа под влиянием известного символа Св. Духа) — одно из важнейших и распространеннейших произведений нашей духовно-народной литературы. Он дошел до нас более, чем в 20 вариантах, из которых иные отличаются друг от друга весьма значительно [16 вар. напечатаны у Бессонова в книге "Калеки Перехожие" (М., 1861 г. I, 269-378); 5 в "Сборнике русских духовных стихов" Варенцева (СПб., 1860 г., 11-40); 2 в "Летописях русск. лит. и древности" Н. С. Тихонравова (II, 41 и 64) и 1 в "Известиях Акад. наук по отд. русск. яз. и сл." (III, 47)]. Такая популярность стиха объясняется тем, что он давал нашим неграмотным предкам ответы на самые важные космогонические вопросы и вместе с тем удовлетворял пытливости их фантастически настроенного ума относительно нынешнего состояния вселенной и разных любопытных предметов, имеющихся на земле. В большей части вариантов стих начинается с эпического введения, в котором рассказывается, как в городе Иерусалиме при царе Давиде Евсеевиче из тучи с небес выпадает книга громадных размеров, к которой никто не решается приступиться. Представление о небесной книге за семью печатями, заключающей в себе все мировые тайны, встречается уже в Апокалипсисе, гл. 5; еще ближе к стиху описывается эта небесная книга в апокрифическом апокалипсисе Иоанна, рано перешедшем в нашу письменность под заглавием "Слово св. Иоанна Богословца о пришествии Господни и пр." (см Н. Тихонравов, "Памятники отреченной рус. литер.", М., 1863, II, 175). В этом же введении упоминается сын Давида Соломон как наиболее известный представитель всякой премудрости и старец Захария, в кот., вероятно, слиты два лица: отец Иоанна Предтечи, наиболее известный из священников иерусалимских, и пророк Захария. Наконец, в том же введении говорится о 40 царях, 40 князьях и пр., которые съехались к Г. книге (сорок есть эпическое число русской поэзии), и о том, как Давид вступает по поводу книги в беседу с царем Волотом Волотовичем (см.), по другим — Волотоманом Волотомановичем, Володимиром Володимировичем, Малодумаром Малодумаровичем и пр. Владимир — эпический князь, является заменою чужого и чудного имени, а Малодумар есть попытка осмыслить это имя и противопоставить премудрому Давиду, автору мудрейшей книги Псалтыри, малодумного совопросника. Главная часть стиха заключает в себе ряд вопросов, которые задает Волот или Волотоман Давиду, и ответов последнего "по памяти, как по грамоте"; вопросы касаются происхождения мира (Отчего зачался у нас белый свет? Отчего зачалось солнце красное? и пр.), природы человека (Отчего взяты телеса наши? Отчего зачались кости крепкие? и пр.), происхождение сословий (Отчего у нас в земли цари пошли? Отчего зачались князья-бояры? и пр.) и потом лучших или первых в своем роде вещей (Которая земля землям мати? Который царь над царями царь? и пр.). Главнейшим источником этой части стиха служит чрезвычайно распространенный в нашей древней письменности памятник, известный под именем "Беседы трех святителей" (см.). Воспользовавшись отчасти самой беседой, отчасти ее источниками, как материалом, стих о Г. книге переработал этот материал по-своему, в чисто народном духе, причем он удержал, даже усилил строго христианское воззрение (все производится от самого Христа, Царя небесного), но факты и в особенности имена естественно подверглись в устах певцов искажениям. Вследствие этого каждый из основных ответов Давида может представить материал для целого исследования, которое выяснит ту или другую сторону мировоззрения любознательного русского простонародья и ее часто очень сложный генезис. До сих пор наибольшее количество положительных данных собрано по следующим вопросам: 1) Которая церковь над церквами мати? Таковою является в одних воззрениях соборная церковь св. Софии в Константинополе, по образцу которой строились церкви Премудрости Божией по всем главным городам русским; по другим — церковь иерусалимская с гробом Господним, под которой надо разуметь, вероятно, церковь Воскресения Господня на Голгофе, где, по преданию, полагался и "пуп земли" (т. е. центр). 2) Который у нас камень каменьям отец? Это — камень Алатырь, т. е., по объяснению академика А. Н. Веселовского ("Разыскания в обл. дух.", III ст.), алтарный камень Сионской церкви, на котором, по преданию, впервые принесена бескровная жертва (другие мнения: это — ήλεκτρον, нтарь, добываемый из моря и имеющий, как думали, целебную силу; это — άλαβαστρον, потому он и называется бел горюч камень и т. д. Здесь, как и в других подобных случаях, одно более удачное объяснение не исключает другие, так как очень часто народное представление слагается не из одного факта, а из нескольких, в чем-либо соприкасающихся). 3) Который зверь всем зверям отец? Это индрик-зверь (вар. единорог и его искажения; в 3-х вар. лев), фигура, сложенная из сухопутного фантастического зверя-единорога и зверя водяного, имя которого в связи с греческой гидрой. 4) Которая птица всем птицам мати? Это — страфиль-птица, тоже фигура, сложенная из многих элементов: она заимствовала имя от страуса (струфокамил, стрькокамиль славянских физиологов), от него же величину и остроту зрения; от пеликана — нежность к детям; от пеликана же и алкиона (алконост физиологов) — отношение к морю, от последнего — отношение к морским волнениям и т. д.; ее чудесная сила роднит ее с космогоническими птицами Востока [см. "К вопросу о птице Страфиль" ("Ж. М. Н. Пр.", 1890, № 7, стр. 99 и след.); А. Карнеев, "Материалы и заметки по литературной истории физиолога" (изд. общ. люб. др. письм. 1891)]. В одном варианте Страфиля заменяет Феникс, перьям которого здесь приписывается необыкновенная крепость, а голосу — необыкновенная сладость; последнее перенесено на Феникса с Сирены физиологов, а крепость перьев — с птицы пан-тира "Сказания об Инд. царстве" и т. д. Кит-рыба, на которой земля держится, заимствована стихом непосредственно из бесед трех святителей. Ильмень-озеро (вар. Ирмень, Армен), которое является матерью всех озер в некоторых вар. (причем место его указывается то под Киевом, то в Турецкой земле, где из Ильменя вытекает Иордань — всем рекам мати), указывает, что одна из редакций стиха была обработана в Новгородской области, но впоследствии переделывалась в других местах.

Покончив с этим рядом вопросов, совопросник обращается к Давиду с просьбою растолковать его сон (в вар. это не сон, а факт, случившийся в поле Волотомана): он видел, как бились два зайца, белый и серый (вар. два зверя); белый после битвы (исход ее различен по вар.) пошел под небеса, а серый — по сырой земле. Давид толкует, что белый заяц — Правда, а серый — Кривда; Правда пошла на небеса, а Кривда осталась на земле. Сходное представление находим мы, между прочим, у псковского летописца, который говорит: "у наместников, у тиунов их и дьяков правда и крестное целование взлетели на небо, а Кривда начала между ними ходить". Стих воспользовался здесь готовым символом из "Беседы": "Что есть бел щит, а на беле щите заяц бел, и прилете сова и взя зайца, а сама ту сяде? Ответ: бел щит есть свет, а заяц — правда, а сова — кривда". Представление правды в виде зайца является и в одной загадке сказания о Соломоне. В немногих вар. Г. книги, кроме этого сна, излагается и сон Волотомана о чудном древе в его саду, на которое прилетает птица; по объяснению Давида, древо есть дочь Волотомана, а птица — сын Давида, Соломон, будущий муж ее. Этот эпизод есть позднейшая приставка; символ дерева взят, может быть, из "Беседы", но толкование — из сказания о Соломоне. В некоторых вар. в связи с исчезновением правды на земле встречается вопрос о непрощаемых грехах, который связывает Г. книгу со стихом о Страшном суде. Кроме курсов Галахова и Порфирьева, о Г. книге см. Буслаев, "О влиянии христианства на слав. яз." (М. 1848, 78-87); Пыпин, "Очерк литер. ист. повестей" (1856, 139-144); Надеждин, "О русских народн. мифах и сагах" ("Русск. бес.", 1857, III и IV ч. II, 1-20, 19-63); Буслаев, "Архив ист.-юрид. свед." (I, IV); его же, речь "О народной поэзии в древнерусск. лит." (М., 1859; перепеч. без приложения в "Очерках", II); его же, "Русск. дух. стихи" ("Русск. речь", 1861; перепеч. в кн. "Народн. поэзия "); В. Мочульский, "Историко-лит. анализ стиха о Г. книге" (Варш. 1887). Разборы этой книги: С. Браиловского в "Журн. Мин. нар. просвещ." (1888, № 10); проф. Порфирьева, в "Записках Академии наук" (т. 63, I, отчет о 31-м присуждении наград графа Уварова).