(Γοργίας) — самый оригинальный и последовательный из софистов; род. около 483 г. до Р. Х. в сицилийском городе Леонтионе, около 427 г. был отправлен в Афины во главе посольства с просьбою о помощи для своего города против сиракузян (во время Пелопоннесской войны). После того он много странствовал по Греции, преподавая риторику и сочиняя торжественные речи для произнесения на олимпийских и дельфийских празднествах. Конец жизни провел в Лариссе (в Фессалии) и умер в 375 г. до Р. Х., на 108-м году от роду. В молодости Г. занимался натурфилософией, как ученик Эмпедокла, потом перешел к диалектике элейской школы и, усвоив скептические аргументы Зенона и Мелисса против мнимого бытия, развил их далее и обратил против всякого бытия и всякого познания в сочинении "О природе, или о несуществующем", коего содержание излагается у Секста Эмпирика (adversus Mathematicos), a также в приписанном Аристотелю сочинении "De Melisso, Xenophane et Gorgia". Впоследствии Г., подобно прочим софистам, променял философию на словесное искусство.

В названном сочинении Г. доказывает следующие положения: 1) ничего не существует; 2) если бы что-нибудь было, его нельзя было бы познать; 3) если бы оно существовало и было познаваемо, его нельзя было бы высказать. Эти положения доказываются так: 1) если бы что-нибудь было, оно было бы или сущее, или не сущее, или оба вместе. Но а) сущее не может быть, ибо за ним нельзя удержать никакого определения. Если сущее есть, то оно или определяется самим собою, и следовательно, вечно, безначально и бесконечно (άϊδιον), или же определяется другим, т. е. есть происшедшее. Но в первом случае его нет нигде, ибо если оно есть где-нибудь, то оно не бесконечно, так как то, в чем оно находится, различается от него самого и составляет его границу; а также не может оно находиться в самом себе, так как это значило бы, что оно различается от самого себя и не есть то, что есть, что нелепо. Но столь же невозможен и второй случай: сущее не может быть, как происшедшее от другого, ибо оно происходило бы или из сущего или из не сущего; но от сущего оно происходить не может, потому что тогда оно уже было бы, а не произошло, от не сущего же оно не может происходить, потому что из ничего ничего не бывает. Подобным же образом Г. доказывает, что сущее не может быть ни единым, ни многим и т. д. Итак его вовсе нет; но также b) нет и не сущего; ибо если бы оно было, то оно тем самым было бы сущим. Наконец с) нельзя допустить, чтобы сущее и не сущее были оба вместе, ибо они или различаются между собою, или не различаются; если различаются, то ни то, ни другое не может быть согласно предыдущему; если же не различаются, то нельзя про них сказать оба — тогда остается только одно, которое есть или сущее или не сущее и опять-таки не может существовать ни в том, ни в другом случае, как доказано.

2) Если бы что-нибудь существовало, то его нельзя было бы познавать, ибо мы можем познавать только в наших собственных представлениях; но наши представления не суть внешние вещи. Если бы представление ручалось за бытие, тогда все представляемое было бы реально, напр. летающий человек, колесница, катящаяся по морю, и т. п. А также то, что не существует, не могло бы быть представлено; между тем, мы представляем себе Химеру, Сциллу и т. п.

3) Если бы что-нибудь существовало и было познаваемо, мы не могли бы высказать эти познания, ибо слова суть особые звуковые явления, относящиеся только к одному чувству слуха, тогда как познаваемое нами относится к различным чувствам и не имеет ничего общего со словами.

В заключение своего изложения этой диалектики Гегель (в своей исторической философии) замечает, что она неопровержима для того, кто утверждает чувственно-сущее, как реальное. К этому можно прибавить, что первое положение Г. сокрушительно для отвлеченной рассудочной метафизики, второе — для тех психологов-субъективистов, которые безусловно противополагают бытие сознанию, а третье — для тех, которые в человеческом слове видят только психомеханическое явление и потому неизбежно впадают в номинализм.