— теперь бытовое понятие, означающее особый вид радушия, хлебосольство хозяев при приеме гостей. В прошедшем большой интерес представляют те формы Г., которые обеспечивали приют и защиту путешественникам и чужестранцам в малокультурных местностях. Им пришлось сыграть в истории огромную культурную роль, неразлучную с ними и там, где они и теперь еще встречаются. Она состоит: 1) в установлении и поддержании международного общения на начальной ступени культуры и 2) в том нравственном влиянии, которое, создаваясь на почве дружественных отношений между племенами, знавшими на первых порах лишь враждебное чувство друг к другу, становилось постепенно фактором воспитания альтруистических чувств. Историков культуры и этнографов, встречающихся с этими последними формами Г., поражает обыкновенно тот контраст, в котором они стоят к остальным обычаям народа, их практикующего. "Право состоит у них в силе, уважение к которой доходит до того, что они не стыдятся даже открытого разбойничества; тем не менее они добры к гостям и снисходительны к мольбам" — эти слова, сказанные Помпонием Мелой о германцах, совпадают с отзывами всех путешественников и этнографов о гостеприимных народах. Древний грек и северный германец, свирепый и кровожадный индеец, грубый по воззрениям африканский дикарь или русский инородец, мстительный и вероломный кавказский горец, не задумывающиеся убить путешественника из-за угла, встречают его, как гостя — если ему удалось добраться до них в этом качестве и попросить приюта — не только не враждебно, но и в высшей степени радушно: гостя обсушат и обогреют, для него приготовят из последних, взятых в долг или даже украденных запасов насколько возможно роскошный стол, дадут на ночь удобное помещение, уступят хозяйскую постель, иногда вместе с женой, или пошлют в постель дочери, а при отъезде одарят подарками, проводят до границ владений общины и часто сочтут оскорблением для себя всякое предложение платы. Таковы черты Г., характеризующие его у всех названных и многих других народов. Значение контраста не следует, однако, преувеличивать: если велико варварство гостеприимных народов, то и велика потребность в той форме защиты, которую дает Г. Этой потребности оно и обязано по преимуществу своим развитием, а отнюдь не простому мягкосердечию или чувству гуманности. На первых порах развития таких чувств не существовало и по отношению к гостю: по воззрению древнего грека, римлянина или германца, повторяющемуся и у некоторых современных народов низшей ступени развития, всякий иностранец или даже только член другой, хотя бы и соседней, общины был чужаком, лишенным всяких прав, или просто врагом, по отношению к которому все позволено: ξενος, hostis (Gast, гость) — вот наглядное выражение этого воззрения, подтверждаемого многочисленными фактами из области первоначальных международных сношений. При таком взгляде на иностранцев тем сильнее должна была быть потребность в обеспечении себя от его последствий на тот случай, если бы самому пришлось попасть в чужую общину. На первых порах судьба беглеца или невольного путешественника была печальна: его убивали, грабили или продавали в рабство. И тогда уже, однако, возможны были случаи покровительства, оказанного путнику случайным другом. Факты такой дружбы во множестве засвидетельствованы историей для самых ранних ступеней развития. Таковы договоры побратимства, вызванные к жизни взаимной помощью членов различных общин в борьбе против общего врага — человека или зверя, взаимным уважением к силе и храбрости. Они обязывали к взаимной защите во всех случаях жизни, и в частности тогда, когда одному из друзей приходилось попадать в общину другого. Последний в таком случае должен был заявить своим соотечественникам, что обида гостю — его собственная обида, за которую он отомстит, и таким образом гарантировать неприкосновенность гостя. Таково и было, по-видимому, происхождение Г. На первых порах оно — только Г. друзей, обязательное для них в силу состоявшегося между ними договора, формы которого совершенно аналогичны с договорами побратимства (обмен подарками, пожатие рук и т. д.; ср. Илиада, VI, 215 сл.). Несколько позднее такой договор прямо обращается в договор Г. "Г. у многих племен негров соблюдается не в такой чистоте, как у других народов; однако, у всякого, кто путешествует, есть особый kalа — друг, в каждом из племен, которые он посещает, и по отношению к такому другу он имеет право на все, что ему принадлежит, на его хижину и на его жен" (Ratzell, I, 199). У черкесов куначество ведется с давних времен. В прежние времена, когда междоусобные войны раздирали маленькие черкесские племена, каждый черкес, вступив в границы земель чужого ему владения, считался неприятелем или чужеземцем. Чтобы избежать опасности быть убитым, ограбленным или проданным в неволю, он должен был иметь в чужом обществе влиятельного покровителя — кунака, на которого в случае надобности мог бы положиться. Обоюдная польза сделала куначество свято чтимым между черкесами. Не везде Г. вымирает с исчезновением вызвавших его причин; другие обстоятельства могут поддержать его существование и сообщить ему даже дальнейшее развитие. Среди них на первом плане стоят торговые сношения, которым форма договорного Г. сослужила хорошую службу, по крайней мере в древней Греции и Риме. Греческие и римские договоры Г. прямо рассчитаны на торговые отношения: они заключаются путем обмена символов (σύμβολα, tessera hospitalis — обломки какого-нибудь предмета, разделяемого между контрагентами; позднее они заменялись грамотами), служивших доказательством права на Г. и переходивших по наследству. С таким характером они, кажется, выступают уже в Одиссее (I, 175 сл.); позднее они принимают финикийскую форму и сохраняют ее даже в Риме. У сев. германцев торговые сношения сильно влияют на укрепление обычая Г. уже в новой его форме, когда оно делается нравственно обязательным не только для друзей, но и для всех жителей местностей, посещаемых чужестранцами. Главные гости этой наиболее гостеприимной ветви германцев были морские купцы, приходившие зимовать на сушу со своих кораблей и обыкновенно с большим дружелюбием встречаемые жителями, выходившими ко времени прибытия из домов и зазывавшими к себе на постой этих гостей, далеко, впрочем, не безрасчетно: постой и хранение товаров так или иначе хорошо оплачивалось. У южных германцев издаются законодательные предписания относительно соблюдения этого вида Г. именно в интересах торговли (кап. Карла Вел. от 808 г.). Связь организованного Г. арабов, готтентотов и др. с торговыми сношениями также не подлежит сомнению. Приписывать одной торговле развитие этой второй формы Г. едва ли, однако, возможно; существуют и иные причины ее развития, стоящие ближе к тому альтруистическому характеру, которым она отчасти проникнута. Сюда относится развивающееся вместе с ходом культуры сознание взаимной пользы дружелюбного отношения к путешественникам, хорошо выраженное у Софокла устами Тезея: "Я не забыл, что провел свое детство в чужой земле, и какие опасности претерпел, блуждая за пределами своего отечества; не отвергну я, поэтому, никогда того, кто попросит у меня Г.". Одиссея свидетельствует, что эти опасности были велики. Наиболее гостеприимны как раз народы, населяющие местности, наиболее подверженные опасностям: жители пустынь, приморские, горцы и т. д. Отсюда ясно, что сознание опасности — не случайный фактор в развитии Г. При некотором развитии культуры путешественников начинают ценить не только с точки зрения материальных выгод, ими доставляемых, или желания встретить отплату в аналогичном случае: их ценят как вестников из чужих стран, сперва, может быть, как шпионов, а позднее просто как сведущих людей. Г., оказываемое свинопасом Эвмеем разным бродягам и нищим, вызывается, например, прямо желанием получить вести об Одиссее; рассказы Одиссея в других местах слушаются с большим интересом. "Коль скоро приезжает в аул гость, — читаем мы, напр., в описании быта киргизов, — особенно издалека, то все тотчас же собираются слушать его и за угощение никто не требует от него иной платы, кроме рассказов". У негрского племени Гереро выработался даже особый церемониал приема гостя, построенный на требовании от него рассказа какой-нибудь истории или просто сказки, без чего не оказывалось и Г. (Ratzell, I, 345—6). Этот же мотив лежит и в основании Г., оказываемого нашими крестьянами разным странникам, солдатам и т. д. Рядом с вестями из внешнего мира в госте ценят его знания, искусство, благочестие. В Одиссее читаем: "Приглашает ли кто человека чужого в дом свой без нужды? Лишь тех приглашают, кто нужен на дело — или гадателей, или врачей, или искусников-зодчих, или певцов, утешающих душу божественным словом; их приглашают с охотой все земнородные люди". Известны также многочисленные примеры Г., оказывавшегося в средние века странствующим музыкантам, певцам, пилигримам и т. д. В позднейшее время, наконец, эта форма Г. поддерживается просто отсутствием гостиниц или вообще возможности найти приют вне частного дома; здесь необходимость пустить путника на ночлег вызывается опасением возможности его гибели в случае отказа и возвышается, таким образом, на степень нравственного завета. "Если бы друг, кто и хуже тебя, посетил нас, мы долг свой гостя почтить сохранили бы свято — Зевс к нам приводит нищих и странников", — говорит Эвмей в Одиссее. "Странник молящий не менее брата родного любезен всякому, кто одарен от богов не безжалостным сердцем", — говорит Алкиной (см. соотв. статью). Поступок Геракла с Гефестом клеймится позором: "В доме своем умертвил им самим приглашенного гостя зверский Иракл, посрамивши Зевесов закон и накрытый им гостелюбно для странника стол" (см. соотв. статью). О древних славянах рассказывают, что нет народа, который был бы гостеприимнее и радушнее их: "Все они в принятии гостей ревностны, как бы по уговору, и никто не имеет надобности просить у них пристанища... Ежели же кто-нибудь, что случается очень редко, будет уличен в отвержении странника, то позволительно сжечь его дом и имущество; на такого поднимаются все, в один голос называя бесчестным, низким, достойным презрения того, кто не постыдился отказать в хлебе страннику". То же говорится о народах, до сих пор остающихся на низкой ступени развития. "Киргизы, — по словам одного из путешественников, — очень гостеприимны; каждого гостя принимают они радушно и убеждены, что гость посылается богом, и отказать ему значит навлечь на себя гнев Божий". "Г. у индейцев хорошо известно. Оно распространяется даже на иностранцев, которые ищут у них убежища. Они считают Г. самым священным долгом, пренебречь которым никто не может. Отказать кому-нибудь в Г., значило бы нанести тяжелую обиду и не только сделаться презираемым всеми, но и подвергнуться мщению со стороны отвергнутого лица". Интенсивность нравственных чувств и здесь, однако, не следует преувеличивать. Большая часть известий о народах, практикующих эту форму Г., говорит, что оно оказывается только единоплеменникам или единоверцам; иностранец, имеющий право на Г., для них просто житель соседней общины, а не вообще всякий пришлец (это справедливо относительно германцев, кавк. горцев, киргизов, индейцев и др.). Только некоторые, более культурные народы, или окруженные культурными странами, как, напр., южные славяне, в этом отношении отличаются более широкими взглядами. Кроме того, обязанности к гостю считаются священными, пока он под кровлей или защитой хозяина; раз гость оставляет кров, тот же хозяин, по взгляду некоторых племен (индейцы, абхазцы и др.), может ограбить и убить его безнаказанно и без упреков совести. Наконец, везде вместе с соблюдением обычая Г. мы встречаем и сознание его тягости, ведущее к тому, что эта добродетель становится постепенно достоянием лишь отдельных людей, если не обращается в принудительную общественную повинность. На эту последнюю фазу развития Г. есть намеки в Одиссее. Приказывая дать подарки отправляющемуся в путь Одиссею, Алкиной говорит: "Себя ж наградим богатым сбором с народа: столь щедро дарить одному не по силам" (см. соотв. статью). У германцев был установлен законами срок пребывания гостя в доме хозяина — три дня; тот же срок существует у некоторых южных славян; по истечении его хозяин может отказать гостю или свести его к хозяину другого дома. У англичан гость, пробывший дольше срока, становился в зависимое отношение к хозяину. В Риме, Греции, у некоторых других народов (арабов, кабилов, готтентотов) Г., не обеспечиваемое частными людьми, получило публично-правовую организацию в виде проксении, hospicium publicum и им подобных учреждений. Греческая проксения — наиболее типичн. образец этой формы Г. Она представляет собою компромисс между началом государственной и национальной исключительности, обусловленной взглядами на иностранцев, как на врагов, и необходимостью оказывать им государственную защиту, ввиду развития международного оборота. Не назначая специальных государственных чиновников, вроде наших консулов, греческие государства допускали существование частных попечителей об иностранцах — проксенов, обыкновенно наиболее влиятельных граждан, которые брали на себя заботы о приюте и юридическом представительстве как отдельных лиц, так и целых общин. Последние заключали обыкновенно со своими проксенами формальные договоры, пользовавшиеся полным признанием государства, и платили проксенам рядом привилегий в своей общине. Институт проксении быстро развился благодаря многочисленности поводов для сношений с иностранцами (торговля, религиозные празднества, посещение оракулов и т. д.). Проксены служили посредниками в торговле, банкирами и т. д., но не имели положения госуд. чиновников: в этом состоит их отличие от наших консулов. В Риме, рядом с аналогичной формой Г., существовала другая, при которой само государство брало на себя попечение об иностранцах, давая последним права hospitii на основании договора дружбы (amicitiae). Частный характер этой формы Г. выражается, однако, и здесь в обязанности государства давать гостям не только юридическую защиту, но и содержание, получившее впоследствии форму денежных выдач. Hospitium publicum, как и privatum, обеспечивало гостям полное довольствие. Позднее подобное Г. стало оказываться по преимуществу послам отдельных государств, пользовавшихся jus hospitii, или самим владетелям их. В Византии, по-видимому, jus hospitii по отношению к варварским народам сохранило старые формы. Русские купцы, напр., по договору Игоря с греками, пользуются Г. на старых началах. В настоящее время нечто подобное формам государственного Г. практикуется у нас в виде приема послов и владетельных князей зависимых народцев, присоединяемых к России (хивинцы, бухарцы и друг.). — Следует упомянуть в заключение еще об одной форме Г., практиковавшейся подданными или зависимыми жителями данной местности по отношению к своим повелителям, их свите и посланцам. По-видимому, это была самая разорительная форма Г. Гостеприимный абхазец — читаем мы, напр., в одном описании — "крайне неприязненно смотрит на посещение его владельцем. Привыкнув оказывать почтение старшим, снискивать внимание их и покровительство, абхазец не изменяет себе и в том случае, когда посетит его князь со своей свитой и станет уничтожать годовой запас продовольствия своего крестьянина. Моля в душе Бога, чтобы он унес поскорее из его сакли нежеланного гостя, крестьянин наружно все-таки раболепствует и целует полу его черкески". Так же чувствовали себя, вероятно, и подданные Алкиноя, пришедшего к ним возвращать подаренное Одиссею, или русские славяне, когда приходили к ним "в гостьбу" посланные князя или сам князь. От этой формы Г. ведет, по-видимому, свое происхождение и обычай поднесения хлеба и соли прибывшему начальству. — Там, где Г. не достигает развития подобного греческой проксении, оно, при уничтожении условий, его вызвавших, постепенно вымирает, если нет случайных причин для его поддержания. Кроме развития способов чисто государственной защиты иностранцев, на уничтожение Г. влияет развитие гостиниц, делающих ненужным обращение к частному приюту. К случайным причинам, поддерживающим существование Г., принадлежит, между прочим, праздность, заставляющая видеть в госте предлог для приятного провождения времени. По словам путешественников, у кавказских горцев, у киргизов обычай Г. теперь прямо обусловливается этим обстоятельством. Прибытие гостя вызывает угощение не только для него, но и для всех одноаульцев, и обращает скуку обыденного существования ничем не занятых мужчин в веселый праздник.

Литература, Ihering, "Die Gastfreundschaft im Alterthum" ("Deutsche Rundschau", т. LI); Mommsen, "Das R ö mische Gastrecht" (в "R ömische Forschungen"); Schmidt, "Ethik" (I); Leist, "Alt-arisches jus civile"; Monceaux, "La proxénie grecque"; Osenbrüggen, "Die Gastgerichte des deutschen Mittelalters"; Wei nhold, "Altnord. Lehen" и "Die deutsche Frauen im Mittelalter"; Grimm, "Rechtsalterth ü mer"; Котляревский, "Древности юрид. быта балтийских славян"; Афанасьев, "Поэтич. воззр. славян"; "Сборн. свед. о кавк. горцах"; "Русский Туркестан"; Дубровин, "История войны и владычества русских на Кавказе"; Ratzell, "V ölkerkunde".