— в гражданском праве, в отличие от детей в физическом смысле, понятие относительное: каков бы ни был возраст лица, оно подходит под понятие о Д., поскольку идет речь о родственном отношении его к другому лицу, называемому родителем. В человеческих обществах, которым неизвестны еще индивидуальный брак и семья, где господствуют групповые соединения мужчин и женщин, наподобие кланов австралийских и американских дикарей, или существует свободная или братская полиандрия, как у бенгальских и малабарских племен, родственное отношение признается только между Д. и матерью: Д. принадлежат клану или роду матери, наследование идет по материнской линии, а отец не считается вовсе родственником своих Д. уже потому, что он часто неизвестен. Родственное отношение к отцу появляется по мере вытеснения утробной семьи (см. Материнство). Укрепление кровной семьи создало в принципе родственное отношение детей к обоим родителям, к матери и к отцу; но учреждение брака как единственной юридической формы супружеских союзов снова колеблет принцип родства Д. с обоими родителями. Безусловное для законных Д. родство с отцом для незаконных Д. или столь же безусловно отвергается, или признается только в отношении обязанности давать детям содержание.

Законными Д. признаются те, которые родились от лиц, состоящих в законном браке. Законное родство с матерью явствует из события рождения; для законного родства с отцом не существует таких очевидных доказательств. Между тем в обществах, где брак и законность рождения служат основами важнейших сторон гражданского порядка и социальных отношений, невозможно оставлять нерегулированными условия законного родства с отцом и допускать в каждом отдельном случае расследование, действительно ли ребенок зачат от мужа его матери. Отсюда презумпция, что муж матери есть законный отец ребенка (раter est quem nuptiae demonstrant). В отдельных случаях эта презумпция может быть опровергнута. Между зачатием и рождением лежит всегда известный промежуток времени — а ребенок может родиться и на другой день после вступления его матери в брак, и месяцы спустя после того, как она овдовела или развелась. Поэтому большинство законодательств установило сроки, раньше и позже которых рождение не покрывается презумпцией, что виновник его — муж матери ребенка. Минимальным сроком считается то 210 дней (прусс.), то 182 дня (общегерм.), то — большею частью — 180 дней; максимальным сроком — 30 0 (рим., франц., проект герм. улож.) или 306 дней (у нас). И помимо этих сроков за мужем признается право опровергнуть презумпцию, причем в различных законодательствах мера того, что им должно быть доказано, различна. У нас он должен доказать свою непрерывную разлуку с женою во все время, к которому можно отнести зачатие; другие законодательства позволяют доказывать также физическую невозможность сожития (франц.); третьи допускают доказательства того, что, хотя муж и не отсутствовал и физическая возможность сожития была, тем не менее факта сожития не было (англ.). Чем труднее опровержение презумпции, тем больше законодательство придает ей характер фикции: возможный отец считается действительным отцом. Даже несомненное прелюбодеяние матери не влияет на законность рождения (проект герм. улож.) или влияет только тогда, когда доказано, что рождение ребенка было сокрыто от мужа (франц., русское зак.); закон находит, что меньшее зло — ввести иной раз незаконное Д. в чужую семью, чем, наоборот, лишить законное Д. выгод его положения. С другой стороны, презумпция "pater est и т. д." распространяется и на случаи добрачного зачатия, если отец ребенка признает его своим. Произвол отца сменяется иногда в интересах ребенка; так, по пр. герм. ул., если доказано, что муж сожительствовал с своею будущею женою, то, хотя бы она сожительствовала и с другими (ехceptio plurium concumbentium), ребенок считается законным; по франц. кодексу ребенок считается законным, если муж знал о беременности своей невесты или подписал акт о рождении младенца; у нас — если муж обращался с ребенком как с своим сыном и последний беспрекословно пользовался его фамилией. Раз что такое родившееся раньше 180-го дня со времени брака дитя признано отцом, оно считается по новым законодательствам (русс., франц., пр. герм. ул.) законным наравне с зачатыми в браке, а не только узаконенным последующим браком (рим., общегерм.). Некоторые законодательства (напр. английское, калифорнское) идут еще дальше и совершенно игнорируют минимальный срок. По английскому праву не имеет значения и максимальный десятимесячный срок, но зато оспаривание законности допускается в Англии всеми способами, со стороны всех заинтересованных лиц и во всякое время. Большинством законодательств ограничен круг лиц, могущих оспаривать законность рождения, а также время, в течение которого допускается спор. В немногих законодательствах допускается спор со стороны самой матери и самого ребенка; такой спор может иметь смысл, напр., там, где отцу принадлежит право пользования имуществом Д. Обыкновенно оспаривать законность рождения может только муж, которому для этого ставятся предельные сроки: у нас — год (два, если он находится за границей), по франц. код. — месяц (два, если он отсутствовал). Только если муж умер, не начав спора и не утратив права на его начатие, право на предъявление иска о признании рождения незаконным переходит к другим лицам. Этими "другими" являются то наследники мужа (русск., франц.), то вообще все заинтересованные лица (пр. герм. ул.). По некоторым законодательствам защита интересов сторонних лиц простирается так далеко, что даже признание законности рождения со стороны отца не имеет для них обязательного значения (сакс.). Право спора наследников или сторонних лиц то ограничивается сроком (3 мес. у нас, 2 — по франц. код.), то нет. По пр. герм. ул. ребенок, родившийся 300 дней спустя после прекращения брака, считается абсолютно незаконным, так что не требуется иска о признании его незаконным и даже бывший муж его матери (разведенный с нею) не может признать его законным; наоборот, франц. код. и русск. зак. требуют в таких случаях предъявления иска о признании незаконности, ограничивая его сроком (у нас — 6 мес.).

С момента рождения между законными Д. и их родителями устанавливаются не только нравственные, но и юридические отношения, которые обнимаются общим понятием родительской власти. На ранних ступенях развития она представляет одностороннее беспредельное господство над личностью Д. со стороны отца (или мужа их матери); об этом свидетельствует широко распространенный обычай умерщвления новорожденных Д., особенно девочек (напр., у древних арабов, у кавказских осетин и сванетов еще в XIX в.), а у исторических народов Европы (древних греков, римлян, германцев) — право отца отвергнуть или убить новорожденного. Продажа Д. в рабство и заклад их встречаются не только у народов, которыми занимается этнография, но упоминаются и в наших, и в германских исторических документах, обыкновенно как следствие острой нужды. Особый вид торга детьми — продажа дочерей в замужество — был одним из всемирно распространенных обычаев как способ установления брака и оставил свой след даже, напр., в нашем обычном праве (кладка). Лишь постепенно родительская власть утрачивает характер господства грубой физической силы и заменяется сложным юридическим отношением с правами и обязанностями на обеих сторонах. В Риме даже в эпоху империи теоретическое представление о родительской власти основано было на отрицании самостоятельной личности Д., на уподоблении их рабам и вещам, на полном, эгоистическом пользовании отца плодами их труда и другими их приобретениями, на отрицании их имущественной правоспособности и притом, независимо от их возраста, доколе отец жив — хотя на практике Д. вовсе не оказывались приниженными, беззащитными и обездоленными. В статье: Власть в гражданском праве показано, что в истории европейских народов на смену эгоистической родительской власти римского права постепенно выдвинулось отношение, основанное на опекунском принципе, на потребности в организации защиты и воспитании подрастающего поколения. В современных законодательствах этот опекунский принцип проведен полнее в отношениях личных между родителями и Д., но далеко не столь полно и повсеместно в их отношениях по имуществу. Родительская власть над личностью Д. сводится теперь к обязанности заботиться об их физическом и умственном воспитании и о подготовке их к известному роду деятельности; права родителей суть как раз те, которые необходимы для исполнения этой обязанности. Обязанность давать Д. воспитание, которая у нас, напр., относится только к требованиям нравственности и общественного мнения и санкционируется одними пожеланиями, носит строго юридический характер в западных странах, где введено обязательное обучение, а опекунские установления имеют право вмешиваться в воспитание, если родители им пренебрегают. Родителям (при разногласии их обыкновенно — отцу) предоставляется выбор рода деятельности Д. в будущем; на Западе с достижением известного возраста Д. могут требовать перемены профессии сообразно их наклонностям и состоянию родителей, обращаясь к поддержке опекунских установлений (саксонск., австр. улож.). Одну из обязанностей родителей по большинству кодексов составляет воспитание в духе известной религии, требующее особенной регламентации для Д. от смешанных браков: в германских кодексах, напр., предбрачные договоры супругов о религии имеющих родиться Д. не имеют обязательного значения (из страха перед клерикальными влияниями на женщин), но решающий голос принадлежит отцу; в некоторых код. сын следует религии отца, дочь — матери (у нас — для неправославных христиан) или во всяком случае — религии отца (для коренных жителей Финляндии); право перемены религии принадлежит Д. с известного возраста (у нас — только неправославным). Для осуществления задач воспитания родители вправе определять местопребывание своих Д.; юридическим их местожительством считается дом родителей, и водворения их сюда в случае побега, как и выдачи их всяким, кто незаконно их удерживает, родители могут требовать от администрации и суда. Повиновение родительской воле, необходимое для осуществления воспитания, составляет юридическую обязанность Д., санкционируемую домашними средствами исправления, иногда при вмешательстве публичной власти (некоторые герм. код.) и кое-где еще мерами наказания, доходящего до тюремного заключения (Франция, Россия); см. "Власть". Сильным средством психического воздействия на Д. имущих классов является свобода завещательных распоряжений (Англия). На родителях лежит обязанность содержать Д., причем в тех законодательствах, по которым родители не имеют самостоятельных прав на имущество Д., с точностью установляется, что эта обязанность лежит прежде всего на отце, затем, при недостатке его средств, на матери, и только при отсутствии средств у обоих расходы на содержание могут быть покрываемы из собственных средств Д. (англ., австр., косвенно русск.), так что родители не вправе требовать от детей возмещения расходов, понесенных на их содержание и воспитание. Во многих законод. выражена обязанность Д., доколе они живут в родительском доме или вообще на их средства, безвозмездно оказывать родителям личные услуги, помогать им в их хозяйстве и промысле (калифорн., сакс., пр. герм. ул.). Согласно опекунскому принципу родительской власти, на отце (но не везде в той же мере, после его смерти, на матери) лежит обязанность законного представительства своих Д. в делах, касающихся их личности; у нас родители ищут и отвечают за Д. в делах об обидах. Отцу также везде принадлежит право назначить после своей смерти своим Д. опекуна; он может назначить и мать, ограничив (западные код.) ее полномочия. Вообще полное равенство прав обоих родителей, даже когда они живут врозь или когда отца уже нет в живых, осуществлено далеко не везде, а при совместной жизни обоих отец играет почти всюду первенствующую роль (по нашим законам, однако, последнее спорно; см. Женщина в гражд. праве). Родители не имеют более права устраивать браки своих Д. насильно, несогласие их на брак составляет одно из его условий (между прочим, и там, где введен гражданский брак).

Представление о семейном имуществе, составляющем собственность родителей и Д. вместе, уцелело только там, где еще живы остатки коллективизма (наше обычное право). При чисто индивидуалистической организации имущественных отношений имущества родителей и Д. представляют теперь раздельные хозяйственные единицы, если не считать тех приобретений, которые делаются Д., живущими в доме родителей и помогающими им в хозяйстве и промысле. Вместе с тем Д. сделались теперь самостоятельными субъектами прав, а не простым орудием обогащения родителей, как это было в Риме. Д. совершеннолетние и дееспособные могут вступать в договоры, приобретать и отчуждать имущества, делать долги, точно так же как и лица, родители которых не находятся более в живых. За свои долги Д. ответствуют сами, потому что не считаются более (как в Риме) представителями своего отца; если, по исключению, родитель и ответствует за их долги, то лишь тогда, когда третье лицо добросовестно снабдило их предметами первой необходимости (калифорн., сакс.) или было разумное основание предполагать согласие родителя (цюрих.). Точно так же родители не ответствуют и за убытки, причиненные их детьми, разве самим родителям может быть поставлен в вину слабый надзор (русск., франц.) или небрежное воспитание Д. (прус.). Во взаимных отношениях родителей и Д. исчезло представление о "единстве личности", которое в Риме делало невозможными имущественные между ними сделки; даже процессы между ними, которые у нас, напр., еще в текущем столетии ведались особыми судами ("совестными"), ничем теперь не разнятся от общих тяжебных дел. При всем том и у тех, и у других сохранились известные права на имущество друг друга. Права Д. на имущество родителей относятся к области наследования; во многих странах родители не могут завещать все свое имущество во вред своим Д., а должны непременно оставить им известную долю (герм., франц.), или же не могут завещать определенной категории имуществ (родовые — у нас). При жизни родителей законодательство нигде не признает прав Д. на имущество родителей; выдел им известной доли зависит от доброй воли родителей. Несравненно выгоднее положение родителей относительно имущества Д., особенно в законодательствах римско-германского типа. Прежде всего родителям (отцу; матери после его смерти, с ограничениями) всюду принадлежит право управления детским имуществом. В России, Австрии, Англии, Северо-Америк. Соед. Штатах это управление носит чисто опекунский характер; в других странах оно осложняется правом пользования доходами от имущества детей. Это пользование не распространяется: 1) на "свободное имущество" детей — на их одежду и украшения и вообще предметы личного употребления; 2) на имущество, доставшееся детям по наследству или путем дарения от третьих лиц, с прямою оговоркою, чтобы родители имуществом не пользовались; 3) на имущество, приобретенное детьми собственным трудом вне дома и хозяйства родителей (пр. герм. улож.). Пользование детским имуществом, как и управление им, стоит под контролем опекунских установлений; с прекращением родительской власти имущество должно быть возвращено Д. в целости: но за ущерб, причиненный детскому имуществу, родитель ответствует только тогда, если обнаружил в отношении его большее нерадение, чем относительно своего собственного имущества. Родительское управление может быть заменено назначением опеки в случае злоупотребления родительскою властью; но родительское пользование может при этом остаться неприкосновенным (пр. герм. улож.). Право пользования оправдывают обыкновенно тем, что с правильным воспитанием несовместима бедность родителей и богатство Д.; что обязанность отдавать детям отчет по управлению их имуществом ставит родителей в положение зависимости, роняя престиж родительской власти в глазах детей, пока они еще малолетни и нуждаются в воспитании (пр. герм. улож.). С другой стороны, право пользования родителей побуждает законодательства точнее определять момент прекращения родительской власти, чтобы не оставлять взрослых Д. в бесконечной зависимости и подчинении. Обычный в прежних герм. законодательствах способ прекращения родительской власти — заведение сыном отдельного хозяйства (separata oeconomia) или замужество дочери — представляется опасным, между прочим, для дочерей, которым не пришлось выйти замуж, и потому моментом прекращения родительской власти и пользования имуществом ставится иногда (пр. герм. улож.) достижение совершеннолетия; во фр. код. то же опасение вызвало правило, что со смертью матери пользование отца немедленно прекращается (ср. Власть). С правом пользования имуществом сопряжена родительская власть и в наших Прибалтийских губерниях, а также в губерниях Черниговской и Полтавской. По общему русскому праву, как и по англо-американскому и австрийскому, родителям вовсе не принадлежит право пользования имуществом Д.; они имеют лишь преимущественное право опеки над имуществом Д., но на тех же основаниях, как и посторонние лица. С выходом Д. из малолетства (17 лет) оканчивается опека, и имущественные отношения нормируются различно, смотря по тому, отделены ли дети или нет. Неотделенные, т. е. те, которым родители не выделили еще никакой части из своего имущества (см. Выдел, Приданое), не имеют права распоряжаться ожидаемым наследством, но могут вступать в договоры и делать долги; родители за них не отвечают, если не дали своего согласия или доверенности на выдачу обязательства. Отделенные от родителей дети совершенно самостоятельны в распоряжении доставшимся им имуществом, не ответствуя нимало за долги родителей, за исключением лиц торгового сословия (см. Несостоятельность).

Ограничения родительской власти в современных законодательствах вытекают или из столкновения ее с другими властями, или же из потребности защиты детей. В Риме родительская власть преобладала над супружескою: отцы могли разрушать браки не только дочерей, но и сыновей своих. В соврем. законод. родительская власть или совершенно прекращается вступлением дочерей в брак (разл. герм. код.), или, как у нас, отступает на второе место. Точно так же поступление Д. в общественные учебные заведения и на государственную службу по необходимости связано с ограничением родительской власти. Совершенно иной характер носят неизвестные нашему законодательству ограничения родительской власти по принципу опекунской защиты. Во всех западных законодательствах злоупотребление родительской властью над личностью и имуществом Д., даже если в этом злоупотреблении не содержится преступления общего характера, а лишь пренебрежение воспитанием детей, дает опекунским установлениям или гражданским судам право принимать против родителей разнообразные меры: то просто разлучить их с Д. и поместить Д. в другую семью или в учебное заведение, то даже лишить их вовсе родительской власти над личностью Д., или права управления детским имуществом, или права пользования им и учредить над Д. опеку на общем основании (сакс., цюрих., франц., пр. герм. ул.). Наряду с назначением индивидуальных опекунов в последние десятилетия законодательства начинают переносить права родительской власти на общественные благотворительные учреждения, которые в больших западных городах дают приют и воспитание массам Д. из пролетариата, покинутым или нравственно заброшенным своими родителями (англ. зав. 1866 г., калифорн. зак. 1874 г., франц. зак. 1889 г.). Помимо этих прямых ограничений, родительская власть косвенно подвергается ограничениям, вытекающим из фабричного законодательства, направленного к защите труда малолетних; эти ограничения известны уже и нашему законодательству.

Важнейшею причиною прекращения родительской власти является в современных законодательствах совершеннолетие Д. Рядом с этим в некоторых законодательствах сохранился след воззрения на родительскую власть как на господство отца над личностью Д. и удержался поэтому римский искусственный способ прекращения родительской власти путем эмансипации по воле отца (франц., сакс., австр.). У нас личная власть родителей не прекращается даже совершеннолетием, а только смертью или лишением родителей всех прав состояния; но и в этом случае, напр., дети моложе 14 лет обязаны следовать в ссылку за осужденным отцом, если за ним последовала туда их мать. Там, где родительская власть сопряжена с пользованием детским имуществом, она прекращается для овдовевших родителей их вступлением в новый брак, но чаще для матери (пр. герм. ул.), чем для отца (франц.). С прекращением родительской власти юридические отношения Д. и родителей не оканчиваются; остается при жизни тех и других взаимная обязанность давать друг другу содержание в случае нужды (в западн. законод.); у нас эта обязанность как юридическое требование и притом под страхом наказания арестом до трех месяцев лежит на отделенных Д. в отношении родителей, но обратной обязанности родителей закон не знает (см. Алиментация). Точно так же Д. (напр., у нас) не могут являться в гражданских делах свидетелями против родителей (но не наоборот). Со смертью тех или других для переживших открывается наследование в имуществах; от личных же отношений остается след в обязанности Д. почтительно относиться к памяти родителей (ср. наши зак.) и в праве тех и других защищать судебным порядком доброе имя умершего от клеветнических нападений и домогаться восстановления чести умершего, осужденного уголовным судом.

Противоположность законным Д. составляют Д. незаконные. В обществах, где господствует полигамия, переходную группу между теми и другими образуют Д. от жен низших общественных классов (напр., кавдасарды у осетин) или каст (напр., у индусов); юридическое положение этих Д. тем хуже, чем приниженнее положение их матерей. Понятие о незаконных Д. присуще, однако, не только моногамическим и полигамическим обществам, но даже обществам с групповыми соединениями мужчин и женщин (напр., у австралийских дикарей безусловно истребляются Д. от союза лиц одного "тотема"). В обществах с установленной моногамией понятие "незаконные Д." обнимает более или менее разнообразные группы лиц. В Риме, где наряду с "законным" браком существовал как юридическое или признанное нравами учреждение конкубинат, Д. от такого союза (liberi naturales) ничем не отличались от законных Д. в отношении своей матери, но и от отца они не были отчуждены в такой мере, как Д. от случайных связей (spurii, liberi vulgo concepti). В современных обществах необходимо различать: 1) Д. от браков, впоследствии оказавшихся незаконными и недействительными, например, оттого, что муж оказался женатым на другой жене, или оттого, что обнаружилось препятствие к браку по родству или свойству и т. п. Такие Д. в принципе признаются незаконными. Только достоверное неведение или заблуждение хотя бы одного из супругов служат основанием (общегерм., франц., австр.) для признания их законными. При такой точке зрения все внимание законодателя оказывается сосредоточенным на защите святости брака от посягательств виновных родителей, и совершенно забываются интересы ни в чем не повинных Д. Дальше ушло прусское законодательство и пр. герм. улож., где Д. признаются законными даже при недобросовестности обоих родителей, если только самый брак заключен с соблюдением законных форм; недобросовестные родители лишаются прав родительской власти, Д. же только не входят в круг родства с родственниками виновного родителя (по прусск. законод.) или только своего отца (пр. герм. улож.). У нас принцип незаконности таких Д. остается в полной силе; "обстоятельства, заслуживающие снисхождения" могут лишь служить поводом для ходатайства суда перед верховною властью о сохранении за Д. прав законнорожденных. 2) Безусловно незаконными являются Д., рожденные от лиц, не состоявших между собою в браке. Многие законодательства различают еще, был ли хотя один из родителей в браке с другим лицом; Д., являющиеся плодом прелюбодеяния, составляют в этих законодательствах париев среди других просто незаконных Д. Они не наследуют матери (рим. пр., бавар., франц.), не могут доказывать своего рождения от нее и не могут быть признаны (франц.) своим отцом. Самое большее, на что эти Д. имеют право, это требовать до известного возраста содержания от одной матери (вюртемб.) или также и от отца (франц.), если, конечно, он случайно известен. У нас такие Д. лишены и этого права в отношении отца. По франц. праву им нельзя ничего завещать и их нельзя узаконять последующим вступлением родителей в брак; последнее запрещение тяготеет над такими Д. и у нас. В некоторых законодательствах в одинаковом положении с ними стоят и Д. от связи лиц, между которыми брак запрещен по близости родства или свойства (напр., франц.). В большинстве законодательств одержало верх соображение, что несправедливо взыскивать с Д. за вину родителей, а потому изъятия во вред Д. от прелюбодеяния не встречаются, напр., в прусск., австр., сакс. и пр. герм. ул. — 3) Наоборот, некоторые (немногие) законодательства ставят в привилегированное положение Д. от жениха и невесты, которым почему-либо не удалось вступить в брак; таких Д. они признают законными (напр., сакс., финлянд.).

В наше время незаконные Д. не составляют более особого класса отверженных обществом людей (см. Незаконнорожденные), и все различие их от законных Д. относится к области семейственных и наследственных прав. Основной принцип семейного положения незаконных Д. — это отсутствие у них родства с отцом; у незаконнорожденного закон признает мать, но отца не знает, пока виновник рождения ребенка не узаконил его (см. Узаконение). В большинстве законодательств даже добровольное и открытое признание себя отцом незаконного Д. не дает последнему никаких семейственных и наследственных прав: законодатель опасается хотя бы косвенно поощрять внебрачные союзы и тем колебать значение брака; интересы Д. считаются достаточно огражденными, когда отцу открыты пути для их узаконения и когда он более или менее свободен в своих завещательных распоряжениях. Особый институт публичного признания незаконных Д. существует во Франции: такое признание (reconnaissance) установляет для отца права родительской власти и дает Д. право на долю в наследстве после отца, причем эта доля повышается в зависимости от отдаленности родства законных наследников и может даже обнять все наследство; но отец не может подарить или завещать Д. больше их законной доли. Признанием со стороны отца незаконное дитя в круг родственников его не вводится. Франц. институт усвоен только немногими законодательствами; большинство их не знает середины между полным отрицанием родства с отцом и полным уравнением незаконных Д. с законными путем узаконения. Единственным изъятием из принципа, что у незаконных Д. нет отца, является предоставление им права требовать от виновника их рождения содержания до определенного возраста (алименты). Не везде, однако, где это правило существует, в нем можно видеть смягчение основного принципа: так, у нас обязанность отца давать содержание своему незаконному дитяти основана не на том, что он его отец по естеству, а на том, что он совершил преступление, именуемое "противозаконным сожитием", и эта обязанность устанавливается только в порядке уголовного суда, после обвинения обоих родителей в преступлении. Не везде существует и самая обязанность отца давать алименты; ее нет там, где, как во Франции, действует правило, воспрещающее отыскание незаконного отца (la recherche de la paternit é est interdite). В пользу этого правила обыкновенно приводят такие соображения: отчество есть факт загадочный, а устанавливать презумпцию и для случаев незаконного рождения несправедливо, ибо тогда лицу может быть легко приписан чужой ребенок; право на алименты поощряет женщин к разврату и увеличивает число незаконных рождений; при отсутствии этого права крепче нравственные связи отцов с незаконными Д., тогда как при наличности его отцы отделываются уплатою алиментов; наконец, процессы об отыскании отца поощряют лжесвидетельства, часто компрометируют почтенных людей, озлобляют обе стороны и потому затрудняют последующий брак их и т. п. Против этого справедливо возражают, что установление отчества не представляет затруднений, когда, напр., связь была продолжительна и открыта, когда мать была невестою своего сожителя и т. п.; запрещение отыскивать отца ведет к ухудшению положения незаконных Д., которые и без того часто получают дурное воспитание и легко попадают на путь преступлений; оно ведет также к увеличению числа мертворождений и детоубийств; оно разнуздывает страсти состоятельных мужчин и влечет за собою отягощение учреждений общественного призрения. В самой Франции правило, запрещающее отыскание отца, по возможности обходится судебною практикою, а в последние годы вызывает реакцию и в законодательных сферах. В других странах (Германия, за исключением прирейнских провинций, Австрия, Англия) обязанность отца давать алименты признана законом; причем некоторые законодательства (наприм., прусское) распространяют эту обязанность на родителей незаконного отца и даже возлагают на Д. обратную обязанность в отношении незаконного отца. По некоторым законодательствам (ср. пр. герм. ул.) право на иск об алиментах принадлежит не матери, а самому дитяти в лице особого опекуна, потому что опасаются, что мать будет тратить деньги на себя; кроме того, алименты должны всегда выдаваться только деньгами, а не натурою; этим гарантируется естественное право матери иметь ребенка при себе и предупреждаются злоупотребления со стороны отца, который под предлогом содержания Д. мог бы в погоне за сбережением расходов поместить его в дурные руки. Размер платимых алиментов определяется не состоянием отца (как у нас, напр.), а крайними потребностями самого Д. (Nothdurft; сюда входят расходы на воспитание и подготовку к известному роду занятий); обязанность отца оканчивается не с достижением совершеннолетия (как у нас, напр.), а в 14 лет; наконец, обязанность платить алименты переходит на наследников незаконного отца. В процессе об отыскании отца на истце лежит обязанность доказать сожитие ответчика с матерью Д.; в свою защиту ответчик обыкновенно прибегает к возражению, что не один он разделял ложе матери ребенка; в некоторых законодательствах это exceptio plurium concumbentium совсем не допускается, а факт сожития служит лишь основанием для солидарной или долевой ответственности всех возможных виновников рождения; точно так же не допускается и возражение, что мать была женщина дурного поведения, потому что нет ничего легче, как собрать дурные отзывы о девушке или женщине из пролетариата (ср. пр. герм. уложения).

Юридическое родство незаконных Д. с матерью признано всеми законодательствами, но, во-1-х, не везде незаконные Д. сравнены в своих отношениях к матери с Д. законными, и во-2-х, не везде родство с матерью вводит незаконное дитя в круг родства с родственниками матери. В дохристианском Риме, напр., все незаконные Д. были поставлены в отношении матери и ее родственников совершенно одинаково с Д. законными, как в области семейственных, так и в области наследственных прав. Христианские императоры начали борьбу против внебрачных связей, которую затем продолжала церковь, встретив союзника в герман. праве, принципиально презиравшем незаконнорожденных как лиц низкого происхождения. Во многих законодательствах (прусс., австр., франц.) установилось начало, что семейственные и наследственные отношения существуют только между незаконными Д. и их матерью, но родственникам матери они чужие (ср. также улож. Финляндии). В других законодательствах (саксон., общегерм., пр. герм. ул.) незаконные Д. сравнены с законными в отношении родства с материнскою роднею не только в области семейственных, но также и в области наследственных прав (ср. также законы Прибалт. губ.). В таком уравнении незаконных Д. с законными многие видят одну из настоятельнейших потребностей нашего времени. Раз мать не бросила своего незаконного Д., то на почве естественной связи укрепляются и нравственные связи Д. с матерью и с ее роднею, в особенности когда у матери нет своего хозяйства и она живет со своими родственниками и когда, след., Д. фактически живут одною жизнью с последними. В интересах незаконных Д. крайне желательно, чтобы они не оставались изолированными в случае ранней смерти матери, а "в интересах общественного порядка желательно, чтобы ряды недовольного пролетариата не рекрутировались лицами, оторванными от семьи, потому что и гражданское право должно противодействовать размножению пролетариата (ср. пр. герм. ул.)". Для охранения святости брака достаточно и того, что отвергается родство незаконных Д. с отцом. Наше законодательство всего суровее к незаконным детям, абсолютно лишая их права наследования даже после матери.

Потребности жизни приводят к тому, что отношения, подобные существующим между Д. и родителями, установляются искусственным путем. Религиозные верования, необходимость иметь продолжателя рода и семейного культа побуждали, напр., древних индусов обращаться к установлению отчества путем фикции или самовнушения: индус внушал себе, что сын, который родится от его дочери или которого родит его жена от сожития с его братом, будет ему не внуком и не плодом прелюбодеяния, а настоящим сыном. Важнейшим способом искусственного установления вышеупомянутых отношений является усыновление (см.). Усыновитель получает над Д. права родительской власти; но там, где она сопряжена с пользованием детским имуществом (прусс., сакс.), закон не предоставляет этого пользования усыновителю из опасения эксплуатации, не оставляя его, однако, и за настоящими родителями, так как усыновление часто связано с переходом в другое, иногда высшее, общественное положение. Усыновленному назначается специальный опекун. Усыновленное дитя получает право носить фамилию усыновителя, что вполне соответствует одной из целей института — продолжению имени. У нас усыновитель может передать свою фамилию, если дитя не пользуется само высшими правами состояния, чем усыновитель; но дворянские фамилии передаются лишь с высочайшего соизволения, а для передачи своей фамилии девушкою требуется согласие ее родителей. По западным законод. усыновленный обязан, однако, носить и прежнюю свою фамилию — как потому, что не следует затруднять установление тождества лица (ср. пр. герм. ул.), так и потому, что отношения Д. с его прежнею семьею отнюдь не прекращаются. Подобно законному дитяти, усыновленное получает права состояния усыновителя (у нас — с оговоркою, что усыновленные дворянами и потомственными почетными гражданами могут приобрести только права личного почетного гражданства, если не пользуются сами высшими правами). Усыновленное Д. получает право наследования после усыновителя (у нас — только в благоприобретенном имуществе). Право законного наследования усыновленных оправдывается тем, что одна из целей института — продолжение имени и семьи — не достигалась бы вовсе, если бы усыновленный не располагал и соответствующими средствами, к тому же было бы несправедливостью и злом по смерти усыновителя возвращать Д., однажды выведенное из прежнего общественного состояния, в чуждую ему теперь среду. Родство устанавливается только между Д. и самим усыновителем, а не между Д. и родственниками усыновителя, и потому после них Д. не наследует. У нас наследственные права Д. усыновленных не распространяются также на родовые имущества, на пенсию и пособия за службу усыновителя. Усыновитель, как и родитель, получает у нас после бездетно умершего усыновленного право пожизненного пользования его благоприобретенным имуществом. В западных законодательствах усыновитель в отличие от родителя вовсе не наследует усыновленному, потому что законодат. желают поощрять в усыновителе только благородные мотивы к усыновлению, а отнюдь не своекорыстные. Только вещи, прямо дошедшие к Д. от усыновителя и сохранившиеся в натуре, возвращаются ему (например, по франц. код.). Усыновление в современных законод. в отличие от римского права не прекращает связи усыновленного с его кровною семьею; он сохраняет все права на наследование после своих естественных родителей и их родственников; естественные родители утрачивают только права родительской власти, но во многих законод. остается взаимная обязанность родителей и Д. давать друг другу содержание в нужде.