— Калмыцкий яз., иначе называемый языком ойратским и чжунгарским, вместе с языком добайкальских бурят принадлежит к западной группе наречий монгольского яз. и наиболее сохранил в себе идиомы древнего языка монголов. К. язык обособился от монгольского уже в глубокой древности; еще писатель XIII в. Рашид-эддин свидетельствовал об ойратах, что "язык их отличен от языка других монгольских народов". Обитая первоначально ближе к коренному отечеству монголов, в холодной, лесистой и горной стране Баргучжин-тукума и занимаясь по преимуществу звроловством, ойраты не могли не обособиться по языку от своих расселившихся по степям единоплеменников-монголов. Переселившись затем в пределы нынешней Чжунгарии, заняв старые кочевья карлухов, найманов и др. турецких племен, ойраты под влиянием новых климатических условий смягчили тот грубый северный выговор, который доныне еще сохраняют в своей речи буряты. С другой стороны, соседство и тесные связи ойратов с Вост. Туркестаном внесли в их язык некоторые турецкие слова помимо тех, которые искони были общи турецко-татарскому и монгольскому языкам по единству их корня. В области фонетики современному К. языку особенно свойственна мягкость произношения гласных звуков, а также своеобразные опущения и изменения гласных, причем вокализм значительно ограничился и закон ассимиляции гласных в слове получил доминирующее значение. В морфологии резко бросается в глаза значительное число родственных турецко-татарскому, но совершенно чуждых монгольскому языку агглютинаций, служащих для лексического производства слов, затем незначительность приставок, отличающих склонения, и, наконец, обилие описательных форм спряжения. В лексикологии язык потерпел изменения под влиянием тюркского языка и тюркской, культуры. Все эти отличия заметны даже в старинных К. переводах с тибетского. Калмыки отделились от монголов и своей письменностью. Монгольский алфавит, вообще крайне неопределительный, имеет тот важный недостаток, что в нем нет особых знаков для выражения долгих гласных. Звуки эти обозначаются в письменности монголов искусственно, посредством двух слогов, а потому монгольское письмо и не передает речи так, как она слышится в устах народа. Эти недостатки монгольского алфавита побудили калмыцкого ученого ламу Зая-пандиту в 1648 г. составить для ойратов новый алфавит, гораздо более полный и вполне примененный к живой речи калмыков. Зая-пандита изобрел и точно определил отдельные буквы для звуков a+э, o+e, ö +у , тогда как в письменности монголов для выражения каждой пары этих звуков имелось только по одному знаку; далее в К. алфавит явились отдельные буквы для выражения гортанных k, i, x (в монгольском — эти три звука обозначаются также одним и тем же знаком), отдельные буквы для выражения звуков m+д, дз+j, которые в письме монгольском опять-таки смешиваются, и пр. С этого времени К. литература совершенно отделилась от монгольской, начав развиваться быстро и вполне самостоятельно. Явившись произведением класса монашествующих лам, она первые шаги свои сделала в ультрабуддийском направлении. В биографии Зая-пандиты мы находим подробнейший перечень работ этого ученого, из которого видно, что в двенадцать лет (1650-1662) им и его ближайшими учениками и сотрудниками было составлено и переведено с иностранных языков (преимущественно с тибетского и санскритского) свыше 200 сочинений. Позже число новых произведений по догматике и практике буддизма становится незначительным: ойраты, как народ наиболее впечатлительный, деятельный и больше всех других монгольских племен заботившийся об основании своего политического могущества, создали самостоятельную литературу, являющуюся драгоценным памятником их умственной и политической жизни. Зачатки этого нового направления К. литературы можно видеть еще в произведениях, исходивших из ойратских ламайских монастырей: К. ламы стали издавать индийские и тибетские летописи, хроники, жития выдающихся деятелей буддизма и ламаизма и проч. В начале XVIII столетия в К. литературе появилось множество монографий, заключающих в себе драгоценные сведения о древнем политическом значении Тибета, сношениях его с Индией и развитии в нем духовной иерархии. Позднейшие, воспитавшиеся уже на этой литературе ойратские как духовные, так и светские писатели обратились за материалами для составления подобного же рода произведений и к своей родной Чжунгарии, где перед их глазами текла яркая, разнообразная и богатая подвигами благочестия и мужества жизнь. Такие произведения, как, например, биография Зая-пандиты или Батур-хун-тайчжия, служат прекраснейшими пособиями для изучения жизни ойратов XVII в. Вообще история собственных и отчасти соседственных туркестанских племен, кровавых войн с Китаем, междоусобий, раскочевок и переселений на Ю. и на С., составила главный предмет повествований чжунгарских бытописателей XVII и XVIII вв. Войны и боевая жизнь дали богатый материал и для легендарных сказаний и дружинного эпоса, воспевавших в стихах подвиги ойратских князей и воинов. Прекрасные образцы произведений этого рода мы имеем в героической поэме калмыков о походах Убаши-хун-тайчжи, в сказаниях о Гаддаме, Шуно-батуре, Амурсане и др. Из других отделов литературных произведений к тому же периоду конца XVII и XVIII вв. следует отнести множество переводных и оригинальных сочинений, главным образом по части медицины, анатомии, астрологии и лексикографии; особенного внимания заслуживает юридическая литература калмыков, представляющая собой единственный образец оригинальных монгольских уложений. Таковы: а) "Йэкэ цаджиин бичик", или законы, составленные в 1640 г., на сейме чжунгарских князей, под председательством Батур-хун-тайчжия; б) собрание указов Галдана-бошокту от 1678 г. и с) дополнения к ойратским постановлениям, редактированные при хане Дондук-даши в 1751 г. Все эти памятники представляют собой весомый интерес для науки, так как в них формулированы институты глубочайшей древности — месть и материальные композиции, коллективная ответственность улусов за преступления отдельных членов общины, целый ряд своеобразных начал семейного права; не менее интересны институты военно-дружинного строя, в особенности подробно регламентированные правила о военной добыче, охоте, кочевке, предприятиях против общего врага и проч. После переселения калмыков в пределы России важнейший памятник их юридической литературы — "Зинзилинские постановления калмыков от 1822 г." (см. Калмыки), а из исторических произведений заслуживают внимания: "Халимак хадыйн тучжи", или "Сказание о К. ханах", сочин. Габан-шараба, и "Дорбон Ойрадыйн туйкэ", или "Повествование о четырех Ойратах", состав. Батур-убуши-Тюменем. Сочинения эти имеют значение не только для ознакомления с калмыцкой жизнью, но и для уяснения отношений России к калмыцкому народу. За последнее время успехам К. литературы много способствовала просветительная деятельность России, а равно русских и европейских христианских миссионеров, ведущих свое дело среди ойратских племен, состоящих в подданстве России и Китая. Начало этой деятельности было положено в 1805 г. учителем астраханской семинарии Максимовым, переведшим на К. язык "Начальные основания веры христианской", символ веры, десятисловие и молитву Господню. В 1806 г. приступил к составлению полного перевода "Нового Завета" Исаак-Яков Шмидт (впоследствии академик). Перевод этот издан Российским библейским обществом в 1822 году. Впоследствии на поприще распространения христианского образования путем литературы трудились священники Дилигенский, Никонов и Смирнов, составившие несколько букварей и переводы молитвенников, катехизисов, церковных песнопений, житий святых и пр. В 1880 г. Великобританское и Иностранное библейское общество предположило новый, полный перевод на К. язык "Нового Завета" и для исполнения этого труда избрало профессора СПб. университета Позднеева; первый том его работ, заключающий в себе четвероевангелие, вышел в 1887 г.; второй, окончание Нового Завета, ныне уже окончен в печати. Одновременно с вышеуказанной деятельностью миссионеров астраханское управление К. народом, заботясь о развитии школьного образования между калмыками, издало для них несколько калмыцко-русских словарей и массу брошюр, относящихся до естествоведения, сельского хозяйства, скотоводства, народной медицины и проч. Научная разработка К. языка доселе еще весьма незначительна. Пособия к изучению К. языка и литературы: А. Попов, "К. грамматика" (Казань, 1848); А. Бобровников, "Грамматика монгольско-калмыцкого языка" (Казань, 1849); H. A. Zwick, "Grammatik der West-Mongolischen Sprache" (Баден, 1851); Голстунский, "Русско-К. словарь" (СПб., 186 0); его же, "Монголо-ойратские законы 1640 г." (в подлинном тексте, с переводом и примечаниями, СПб., 1880); "Убаши хунтайчжиин туджи" (литограф. текст, СПб., 1864); А. Позднеев, "Памятники исторической литературы астраханских калмыков" (литограф. тексты, 1 885); его же, "К. хрестоматия", где, между прочим, нашли себе место: "Краткая история К. ханов", "Краткая история России", "Грамоты русских императоров К. народу", К. поэма "Джангар" и "Первый период развития К. литературы". Некоторые сведения по истории К. литературы находятся у Bergmann'a, в его "Nomadische Streifereien unter den Kalm ü cken" (Рига, 1804), и в "Asia-polyglotta" J. Elaproth'a (II, 1823). С 1889 г. проф. Позднеевым начата печатанием в "Зап. Вост. отд. Имп. росс. археол. общ." серия "К. сказок", собранных им в степях Астраханской губ.