— До 1-го вселенского собора, составившего общеобязательный для всех христиан символ веры, каждая местная церковь имела свой особый символ, по происхождению относившийся, большей частью, к первый временам ее. Все эти местные символы были в существенных чертах тожественны. Различие между ними состояло лишь в опущении или прибавлении тех или других выражений, применительно к местным условиям и потребностям. Особенное значение К. символа (точнее, кесарийско-палестинского) состоит в том, что он имеет ближайшее непосредственное отношение к символу 1-го вселенского собора. В самом начале собора К. символ был представлен его вниманию знаменитым епископом кесарийским Евсевием и послужил основой для символа никейского, так что никейское вероопределение выражено в форме прибавлений к символу К., с некоторыми изменениями в нем. По исследованию профессора И. В. Чельцова, "во всем составе К. символа нет ни одного слова, которое не восходило бы по крайней мере до антиохийского собора против Павла Самосатского" (269 г.). Он сохранился до нас (в послании Евсевия к своей пастве с никейского собора, в церковной истории Сократа, у Никифора Каллиста, Феодорита Кирского и Геласия Кизического) не в целом составе, а лишь настолько, насколько содержание его касалось предметов рассуждения собора никейского; в нынешнем его виде не достает членов, содержащих учение о церкви, о воскресении мертвых и о жизни вечной.

См. Чельцов, "Собрание символов и вера изложений православной церкви" (СПб., 1869); Caspari, "Alte und neue Quellen zur Geschichte des Taufssymbols und der Glaubensregel" (Христиания, 1879); его же, "Ungedruckte, unbeachtete und wenig beachtete Quellen zur Geschichte des Taufssymbols und der Glaubensregel" (1874).