(лат. princeps, откуда итал. il рrinсiре, франц. и англ. prince; сходного значения немец. F ü rst, датское fyrste, голл. vorst, швед. furste, восходящие к древневерхненемецкому furisto = aнгл. the first, "первый") — со времен Римской империи титул princeps, иногда с определениями (princeps senatus, princeps juventutis), стал применяться к наиболее высокопоставленным в империи лицам, в том числе к императору и его наследникам. Позже это слово стало вообще ходячим атрибутом лиц, одаренных властью и почетом; римские авторы прилагают его к племенным начальникам народов, с которыми им приходилось встречаться. Тацит называет этим именем выборных вождей германцев, происходивших обыкновенно из знатнейших родов. От этих первых германских К. ведут свое происхождение дворянские и княжеские роды, появляющиеся во франкском государстве наряду со служилой знатью — графами. В течение XI в. мало-помалу название К. сделалось общеупотребительным для обозначения всех членов высшей имперской аристократии; сюда относились герцоги, маркграфы, пфальцграфы, ландграфы, бургграфы и графы, равно как и архиепископы, епископы и аббаты имперских аббатств. К концу XII в. развилось так называемое младшее имперское княжеское сословие, к которому принадлежал лишь более тесный круг знатных семей. Оно имело характер замкнутый, что сказалось, между прочим, в формальном возведении в княжеское достоинство. На имперских сеймах К. имели личный голос и сидели на княжеской скамье; они делились на духовных К. (епископов и аббатов), которые лишь путем избрания получали свое достоинство, и светских К., права которых приобретались рождением. К привилегиям их принадлежало особое судопроизводство, между прочим, в особых третейских судах (Austr ä galgerichte), от которых можно было апеллировать в один из обоих высших имперских судов. Из круга К. в XIII в. выделились курфюрсты (см.), вследствие чего К. со второго места в государстве опустились на третье. Светские княжеские дома позже разделились на старые и новые; под первыми разумелись те, которые до аугсбургского сейма 1582 г. имели место и голос на княжеской скамье, под новыми — роды, лишь позже получившие от императора княжеское достоинство. Последние не считались равными по происхождению (ebenb ü rtig) первым; но эта разница потеряла свое значение с отменой старинной имперской конституции. В настоящее время К. является титулом тех территориальных владетелей, которые, по своему значению, следуют тотчас же после герцогов. Независимо от К. с действительными суверенными правами, рано появились княжеские титулы, не соединенные с правами над какой-либо территорией; назначение их было одно из прерогатив императора, но оно само по себе не давало им еще всех прав остальных К. Поэтому делалось различие между К., имевшими место и голос в сейме, и теми, которые не имели этих прерогатив. С распадением Священной Римской империи стушевалось и это различие, так как имевшие голос в имперском сейме К. были, большей частью, медиатизированы и потеряли свои территориальные владения. Суверенных князей в настоящее время очень немного: К. шварцбургские и рейсские, К. Липпе и Вальдека, к которым вне Германии присоединяются еще К. лихтенштейнский и монакский. К ним приближаются по значению К. гогенцоллернские, уступившие свои владетельные права Пруссии, но пользующиеся почетными правами членов королевского прусского дома. На Балканском полуострове до последней русско-турецкой войны были К. в Румынии, Сербии и Черногории; в настоящее время титул К. принадлежит здесь лишь владетелю черногорскому и вассальному К. болгарскому. Медиатизированных К., т. е. таких, которые прежде владели самостоятельно частью Священной Римской империи, но с 1806 г. сделались простыми подданными, довольно много, Все они de jure считаются равноправными с суверенными домами. Из них наиболее известны: чешский род Гаррах, франконский Гогенлоэ, австрийский Виндишгрец и Меттерних-Виннебург, баварские Эттинген и Зальм (2 линии), прирейнский Шенборн, шведский Стадион и др. В ином положении находятся роды тех лиц, которые после 1815 г. получили титул К. от кого-либо из немецких суверенных государей. Эти роды принимаются в высшее дворянство государства, где дан им титул, но не входят в состав германского высшего дворянства и не получают всех его прав и привилегий, не считаются равными ему по происхождению. Княжеский титул часто переходит в них не на все потомство, а лишь на старших сыновей, которым достаются майоратные имущества; младшие сыновья в таком случае получают титул графов. Такими К. за отличие были сделаны Гарденберг, Блюхер и в последнее время Бисмарк. В странах романских титул К. обозначается словом "prince", передаваемым на русский язык или словом "принц", или К. Первое слово в русском языке имеет особое значение и применяется, как и в немецком, для обозначения младших членов суверенной семьи, "принцев крови". Само слово "принц" для означения царствующих лиц почти не применялось в средние века и стало встречаться лишь позже; старинные итальянские principi и валлийские принцы, равно как и гораздо более новые принцы Оранские — это почти единственные примеры, известные нам в истории (см. Принц). В Англии титул К. отсутствует и слово "prince" имеет значение лишь "принца крови" или "государя" вообще. Во Франции многие из герцогских родов старой монархии имели в числе низших своих титулов и название К., например герцог Ларошфуко был одновременно К. Марсильяком, герцог Грамон — К. Бидаш. Другие французские К. являются родоначальниками младших линий герцогских домов: К. Леон и де Субиз — в роду Роганов, К. Тенгри и де Робекк — в семье Монморанси. Когда Наполеон основал империю и ввел снова во Францию титулы, К. (princes) были провозглашены первым, герцоги — вторым разрядом нового дворянства. Княжеское достоинство получили: Талейран, К. Беневентский; Бернадотт, К. Понте-Корво; Бертье, К. Ваграмский; Даву, К. Экмюльский; Массена, К. Эсслингский, и Ней, К. de la Moskowa. В Италии, Бельгии и Голландии К. в среде дворян стоят ниже герцогов. В Испании и Португалии этот титул никому не дается, кроме принцев крови; единственное исключение — известный К. Мира, Годой. Списки медиатизированных К. печатаются во 2-м, а главнейших иных княжеских родов — в 3-м отделе ежегодно выходящего "Almanach de Gotha".

См. Hullmann, "Geschichte des Ursprungs der deutschen F ü rstenwurde" (Бонн, 1842); Ficker, "Vom Reichsfürstenstand" (Инсбрук, 1861); Schulze, "Die Hausgesetze der regierenden deutschen F ürstenhä user" (Йена, 1862—1883).

Князь у славян (кроме русских), как представитель верховной власти, назывался жупаном (у сербов "великий жупан"), владыкой, воеводой, господарем, чаще всего К. ( — kunings), в латинских памятниках dux, judex, princeps terrae; впоследствии, по примеру византийских императоров и франконских королей, славянские К. стали называться цесарь или царь, краль. Мы имеем много несомненных известий о существовании княжеской власти у всех славянских племен в древнейший период их истории, но о происхождении, объеме и значении этой власти нельзя сказать ничего определенного. Можно лишь предположить, на основании этимологии слова "жупан" и позднейшего характера княжеской власти, что она произошла из власти родового старейшины. Первоначально, вероятно, княжеская власть была религиозной: К. был представителем своего племени перед божеством (ср. известия Козьмы Пражского о Кроке, Гельмольда — о Бодричах; у поляков на религиозный характер княжеской власти указывает сходство слов ksiądz и ksiąže).C религиозным авторитетом К. соединена и судебная его власть (ср. Любуша, Крок у Козьмы Пражского, предания Гельмольда о Ваграх, Галла о Болеславе; у хорватов и других южных славян К. называется judices). К. был также и военачальником (dux, воевода). Кроме этих трех основных элементов древней княжеской власти, ей принадлежало право представительства во внешних сношениях племени, участие в управлении. Власть К. в то время не была бесконтрольна: с ним и над ним действует власть совета старейшин (сенат, дума) и народа (вече); последний даже волен прогнать нелюбого князя (ср. особенно у лютичей, чехов). В таком первоначальном неразвитом состоянии княжеская власть осталась лишь у славян полабских. Здесь К. до конца оставался не более как первым (princeps), более богатым и могущественным из знатных людей (nobiles); эти последние, а также и народ на вечах всегда ограничивали К. и не давали ему усилиться. Слабой была власть князя и в далматинских городах, но причина здесь та, что К. часто сменялись вследствие зависимости Далмации то от одной, то от другой державы. К. в далматинских городах назывался приором (во время византийского владычества), дожем (dux), подестой (potestas), comes (граф), ректором; его выбирали, часто давали ему викария или помощника; с него брали клятву в соблюдении основных законов; на обязанности К. лежали защита безопасности государства от внутренних и внешних врагов, назначение некоторых чиновников, надзор за общественными землями, постройками, рынком, разбор жалоб, наблюдение за исполнением приговоров курии и проч.; за службу К. вознаграждался жалованьем и регалиями. У других славян княжеская власть претерпела значительные изменения; она весьма усиливается с образованием первых славянских государств, конечно за счет общества: князья-объединители племен, благодаря своему уму и характеру (Само, Моймир, Симеон, Людевит, Звонимир, Чеслав, Болеслав I чешский, Мечислав и др.), подчиняют себе мелких племенных князей, и последние стушевываются в рядах знати. Новый К., благодаря поддержке дружины, далеко не похож на племенного К.; он действует самостоятельно, часто круто, захватывает в свои руки все отрасли управления; как прежде религия, так теперь политика руководит им; на землю он смотрит как на собственность (отьчвствие, дидина, дедици, дзедзици, patrimonium, paterna hereditas). Южнославянские К. принимают титул царя (см.). Княжеская власть сосредотачивается в известном роду — пястовичи, премысловичи, неманичи. При взгляде на государство как на частную собственность, при размножении княжеского рода, естественно было разделение государства на уделы между К.: старший между К. носил титул великого К. и вместе с лучшими волостями получал известный город — Краков, Прагу; остальные были удельными К., но не зависели от великого К., а если и были какие обязательства, то добровольные, по взаимному соглашению. В своей области К. являются полными хозяевами; они отдают приказания, чинят суд и расправу, предводительствуют на войне, вступают в переговоры с иностранными государствами; некоторая зависимость западнославянского К. от германского императора (дань, поставка войска) не мешает им быть самостоятельными у себя дома. Двор К. представляет подобие императорского по блеску, по числу дворцовых чиновников. Доходы К. огромны (денежный сбор со всей земли, сбор натурой, судебные пошлины, конфискованные имения преступников, отдельные доходы — с битья монеты, рудников и проч.), расходы сравнительно незначительны (дань императору и папе, подарки, праздники, расход на войско во время внешних походов). Уделы выигрывают от непосредственного участия К. в управлении, но сила государственная вследствие раздробления слабеет, а затем обнаруживается главная пагуба удельной системы: споры старших и младших К. за уделы и великокняжеский стол; в эту борьбу втягивались и императоры. К концу XIII и началу XIV в. относится упрочение нового порядка наследования великокняжеского стола: старшинство в роду заменяется первородством в семье. К этому же времени относится и собирание земли: общество, утомленное распрями и ссорами княжескими, охотно признает единого сильного властителя К., которому теперь уже естественнее носить более почетный титул короля (см.) и "короноваться", а не "сажаться на стол", как было прежде. Но ненадолго К. утверждают свою сильную власть; у них находится враг — аристократия, которая к концу средних веков настолько усиливается, что грозит окончательно превратить монархические в принципе государства в чисто-аристократические. Эта новая внутренняя борьба ведет сперва к ослаблению, а затем и падению западнославянских государств.

Князь (русский). Начальная русская летопись говорит под 862 годом о призвании К. из-за моря. На этот зов откликнулись три брата, Рюрик, Синеус и Трувор. После смерти братьев Рюрик сделался единственным правителем-князем. Предание летописи возбудило большие споры в нашей исторической литературе (см. Варяжский вопрос), и вопрос о призвании К. до сих пор не может считаться разрешенным. Княжеская власть у восточных славян — доисторического происхождения. Еще до появления Рюрика "Кий княжаше в роде своем", а после смерти Кия с братьями "держати почаша род их княженье в полях и пр.", Характер этого княженья неизвестен; неизвестен и характер власти первых Рюриковичей. О нем приходится делать только предположения. К. был скорее предводителем дружины и слабо был связан с общиной (переселение Олега в Киев, желание Святослава переселиться в Переяславец на Дунае), хотя и являлся судьей и охранителем населения. За суд он получал виры, продажи, за охранение — дань. Для сбора дани, на так называемое полюдье, отправлялся К. с дружиной. Дань составляла их общий доход. Размер ее определялся К., по-видимому, для каждого племени отдельно. Дружина (см.) играла при К. большую роль: договор Олега с греками заключен был, например, не только от имени К., но от имени светлых бояр "иже суть под рукою его". Когда Святослав перед смертью разделил русскую землю между тремя своими сыновьями — Ярополком (Киев), Олегом (земля древлян) и Владимиром (Новгород), — между братьями начались усобицы, повторившиеся после смерти Владимира. Умирая, Ярослав разделил свои владения между детьми и при этом дележе имел в виду полную политическую самостоятельность областей, запрещая, поэтому, сыновьям своим "переступать предел братний". С этим разделением русской земли устанавливается так называемая удельно-вечевая система, которая исчезает только мало-помалу с возвышением Москвы. Количество уделов-волостей не оставалось неизменным, но в первое время постоянно увеличивалось, благодаря, с одной стороны, росту пригородов, а с другой — стремлению отдельных князей к самостоятельности. Во главе каждой волости стоял К. из рода Рюриковичей. Единственное исключение мы встречаем только в Галиче, где однажды на короткое время "вокняжился" боярин Володислав (см.). К. смотрели на русскую землю как на свою отчину, а потому каждый член княжеского рода считал себя вправе добиваться княжения если не мирным путем, то с оружием в руках. Иные, как, например, Иван Ростиславович Берладник, так и погибали в подобных исканиях, не достигнув цели.

В исторической литературе преобладает взгляд, что древняя Россия представляла собой нечто единое, что великому князю (см.), стоявшему во главе всех, были подчинены все остальные. Одни (Соловьев, Кавелин и др.) объясняли это единство родовыми отношениями между К., другие (князь Щербатов, Костомаров) — господством в древней Руси федеративного начала. По первому взгляду, получившему господство, "род К. русских, несмотря на свое разветвление, продолжал представлять одну семью — отца с детьми, внуками и т. д." (Соловьев). Над всеми господствовал старший в роду, как отец, соблюдал выгоды всего рода, думал о русской земле, судил и наказывал младших и т. д. Старший в роду был и великим К. Столы в древней Руси занимались по старшинству: умирал какой-нибудь К., передвигались по старшинству другие К. ("лествичное восхождение"). Этому взгляду профессор В. И. Сергеевич противопоставил новый: "сколько-нибудь определенного порядка преемства столов наша древность не представляет. Распределение столов происходило под влиянием весьма разнообразных начал и интересов, из которых ни один не пользовался бесспорным признанием и относительное значение и историческая важность которых были очень различны и весьма непостоянны" ("Юридические древности", II, 231). Одни из К. избираются народом, который порой ревниво оберегает это свое право. Измену свою Игорю в 1146 г. киевляне мотивируют, например, тем, что они не хотят "быти аки в задничи" (Ипатьевская летопись). В 1154 г., избирая в К. Ростислава, киевляне заключают с ним "ряд" (договор), в котором выражаются обязанности К. и народа по отношению друг к другу. Избрать можно было всякого из княжеского рода, не стесняясь определенной линией. Параллельно с этим началом с древнейших времен развивается и наследственность ("отчина") в распределении волостей. Так, Владимир св. назначил сыну своему Изяславу полоцкое княжение, и от него пошли князья полоцкие. Начало отчины особенно начинает развиваться в XII в., когда в отдельных областях утверждаются определенные линии (К. киевские, черниговские, смоленские и проч.). Начало это в первое время, впрочем, очень часто нарушается и над ним берут верх личные интересы, а потому, кроме права по отчине, требуется еще признание и поддержка К. народом. Рано появляется и распределение волостей по завещанию К. При отсутствии верховного суда, который бы следил за исполнением воли завещателя, последняя, впрочем, имеет силу только в случае согласия К., переживших завещателя. Не играло большой роли и родовое старейшинство, как основание для занятия стола. Правда, оно иногда выставлялось как основание для притязаний, но не было общепризнанным. На Киев, например, заявляют притязание как старшие, так и младшие К., и как первые отказываются в пользу последних, так и наоборот ("Юридические древности", II, 291). Вообще, перевес был на стороне фактической силы. Профессор Сергеевич отрицает единство русской земли. Она распадалась на множество отдельных княжений; К. были вполне самостоятельны; между ними не было такого, которому безусловно подчинялись бы остальные. Отношения между К. в удельно-вечевую эпоху устанавливались обыкновенно путем соглашений, договоров, право заключать которые имел каждый из К., вышедший из-под отцовской власти. Отношения К.-сыновей к К. -отцу определялось особым семейным правом. В иных случаях для определения отношений между К. устраивались княжеские съезды (см.). На положение К. внутри своей области в науке также существуют различные взгляды (см. Вече). В большинстве случаев власть веча только контролировала К., которому принадлежало право суда, лично или через тиунов. Ему принадлежало также право законодательства, как это можно видеть, например, из некоторых статей Русской Правды (18, 21, 42 ст. академического списка, 2 и 76 ст. Карамзинского списка), и право предводительства на войне. За свои труды К. собирали с волостей особую дань. Так, смоленское княжество, как видно из грамоты Ростислава Мстиславича, доставляло К. около 3150 гривен серебра, "кроме продажи, и кроме вир, и кроме полюдья". Взимались еще таможенные пошлины как с привозимых в княжество товаров, так и с продаваемых внутри его (мыт, вес вощаный, пуд). К. имели также и свои собственные вотчины, доставлявшие им немалые доходы. Иное положение К. было в Новгороде; хотя он и там был необходимой принадлежностью государственного строя, значение его, при силе новгородского веча, было невелико. Отношения новгородцев к князю определялись договорными грамотами, в основе которых лежит недоверие. Новгородцы смотрят на князя как на пришлого человека и стараются огородить себя от него и его дружины. Князь не может управлять в Новгороде через своих мужей; назначать и сменять новгородских волостелей он вправе только при участии посадника, выбранного вечем; он не может нарушать договоров с немцами; не должен мешать торговле; если захочет сам принять участие в торговле, то должен торговать через новгородца. Ни сам К., ни его слуги не имели права покупать или принимать села в Новгородской области, заводить слободы, устанавливать мыта. Право суда К. было также ограничено: "без посадника ти, княже, суда не судити"; он не мог перевершать дел уже решенных, из Новгорода переводить суд в Суздальскую землю. Если тяжба была между новгородцем и человеком К., то устанавливался суд смесный из судей К. и Великого Новгорода.

Характер княжеской власти резко, хотя и постепенно, начинает изменяться с XIII в., с завоевания Руси татарами. Последние не вмешиваются прямо в управление русскими областями, но зато оказывают на него очень сильное косвенное влияние. Внешним образом они, во-первых, объединяют древнюю Русь: все области становятся в зависимость от одного хана Золотой Орды; во-вторых, татары способствуют упадку вечевого порядка на Руси, перенеся центр тяжести в управлении с веча на К.; в-третьих, они помогают одному К. возвышаться за счет другого, а это, в свою очередь, ведет за собой разрушение старинных традиций. Рельефным примером последнего может служить спор Юрия (Георгия) Дмитриевича с племянником своим Василием Темным (см.). Первый ссылается на традицию, на право наследования, последний — на ханскую милость, в силу которой и получает московский стол (Воскр. летопись, 1432). Целый ряд причин привел к возвышению на северо-востоке Руси московского княжества, которое становится, наконец, центром и стягивает к себе остальные области русской земли. Несмотря на то что со времени татарского ига появляется на Руси несколько великих К. (тверские и проч.), великий К. московский берет перевес над всеми, постоянно удерживает за собой свой титул, умеет укрепить свою власть и расширить ее при всяком удобном случае. Договорное начало в отношениях К. друг к другу, по старому, продолжает господствовать, но в договорах мы замечаем постепенное усиление власти и значение московских К. По-прежнему К. называют друг друга отцами и братьями, но смысл этих названий другой; появляются градации: старший брат отличается от младшего и проч. В договоре, например, Дмитрия Донского с Владимиром Андреевичем в 1388 г. говорится: "быти ны за один, и имети ему мене отцом, а сына моего князя Василья братом старейшим, а князя Юрья братом, а дети мои меншие братьею молодшею" ("Собрание государственных грамот и договоров", I, № 33). По-прежнему старший К. должен быть "печальником" младших, быть им "во отца место", "держать их в братстве без обиды" ("Собрание Г. Г. и Д.", I, №№ 34, 86), но в то же время встречаются и совсем иные выражения: "держати ти подо мною княженье мое великое честно и грозно" — говорится, например, в договоре Донского с Владимиром Андреевичем; "тобе брату моему молодшему мне служити без ослушания по згадце...а мне тобе кормити по твоей службе" (ibid., № 27). При Василии Темном попадаются уже и такие выражения: "а добьет челом мне великому князю брат мой молодшей" (ibid., № 71). Если великий К. идет на войну, должны идти и удельные; последние должны идти и тогда, если великий К. их пошлет, а сам не пойдет, и т. д. Отношения московского К. к другим великим К. были несколько иные. За удельных К. вносил дань в орду великий К. московский, а другие великие К. сами "знают орду"; они обязуются только тогда садиться на коня, когда сядет "на конь" великий К. московский и проч. Мало-помалу, впрочем, и великие К. уступают Москве. В начале XVI в. исчезают все старые уделы; во главе объединенного русского государства стоит великий К. московский, власть которого переходит по наследству, преимущественно путем завещания, от отца к старшему сыну, и этот порядок с 1450 года (последняя битва за уделы под Галичем) не вызывает уже оппозиции. Власть великого К. носит теперь вполне автократический характер, что и выражается, внешним образом, в принятии Иваном IV титула царя (1647 г.).

Кроме удельных, древняя Русь знает еще и служебных К. О последних особенно часто говорится в договорах К. со времени Василия Темного, когда К. стараются прекратить их переезды: "а князей ти моих служебных с вотчиной собе в службу не приимати, — говорится, например, в договорной грамоте Василия Темного с дядей Юрием, — а которыи имут тобе служити и им в вотчину свою не вступатися" ("Собрание Г. Г. и Д.", № 43). Служилые К. — не создание Москвы, они давнего происхождения. О них встречаются известия еще с середины XIII в.; появление их объясняется тем обстоятельством, что не все Рюриковичи были владетельными К. Многие из них, поступая на службу к К. владетельным, составили особый класс служивых или служебных князей, достигший значительного развития в московское время. Среди служебных князей одни ничего не имели, другие владели наследственными вотчинами. Первых мы встречаем в глубокой древности. Они обыкновенно насильственным путем лишались своих владений, и положение их после этого бывало различным. Одни, как Судислав, заключенный в тюрьму Ярославом I, лишались и свободы; другие бегут, чтобы при благоприятных условиях опять вернуться в свою отчину (Владимир св. из Новгорода); третьи поступают на службу к владетельным князям, в надежде получить от них помощь для восстановления своих нарушенных прав (Давид Всеславич Полоцкий) и т. д. Московские К. с особой охотой принимали к себе на службу не только обделенных Рюриковичей, но и Гедиминовичей, татарских царей и царевичей, награждая их обыкновенно богатыми пожалованиями. Что касается служилых К.-вотчинников, то возникновение их профессор Сергеевич ("Юридические древности", II, 307) относит к более позднему времени. Мелкие К.-вотчинники появились вследствие дробления уделов. Положение их среди сильных соседей было тяжелым: свою независимость они должны были ограждать союзами с ними. Когда образовались Московское и Литовское государства, мелкие К. стали искать у них покровительства и для этого поступали к ним на службу. Положение их существенно отличалось от положения К. безземельных. Их отчина соединяется, правда, с территорией владетельного К., но последний оставляет в их руках суд и управление и гарантирует им наследственное владение. Со временем такой порядок изменяется, преимущества служилых К. все более и более ограничиваются, и К. обращаются в обыкновенных служилых людей. При дворе московских государей служилые К. занимают первое место; их положение в XIV и в начале XV века гораздо почетнее положения боярина. Затем, по мере слияния их со служилыми людьми, положение это меняется, и К. домогаются назначения в стольники, окольничие и бояре. Князь-не-боярин, или князь, служивший не по разряду, а с городом, в XVII веке был неизмеримо ниже князя - боярина. Звание К. было родовым в допетровской Руси, приобреталось по наследству и никогда не жаловалось государями. В состав К. входили Рюриковичи (Одоевские, Горчаковы, Долгорукие, Вяземские, Волконские, Репнины, Щербатовы и др.), Гедиминовичи, т. е. потомки литовских К. (Хованские, Голицыны, Куракины, Трубецкие), азиатские роды — К. грузинские, татарские, горские (Багратионы, Имеретинские, Мещерские, Урусовы и др.). Пожалование княжеским титулом начинается только с Петра I: Меньшиков первый был пожалован в 1705 г. титулом К. Римской империи, а в 1707 г. получил титул светлейшего князя Ижорского. До Павла I мы не встречаем других пожалований. Жаловались княжеские титулы иногда русским людям императорами римскими, как, например, Потемкину, Орлову, Платону Зубову и др. Павел I возвел в княжеское достоинство 4 фамилии: Ромодановских-Ладыженских, Лопухиных, князей Италийских графов Суворовых-Рымникских и Аргутинских-Долгоруких. При Александре I три фамилии получили княжеский титул: Салтыковы в 1814 г., Голенищевы-Кутузовы в 1812 г. и Барклай-де-Толли в 1815 г. Особенно много пожалований было при Николае I. Так, при нем княжеское достоинство получили: Ливены в 1826 г., князья Варшавские графы Паскевичи-Эриванские в 1831 г., Остен-Сакены в 1831 г., Кочубеи в 1831 г., Васильчиковы в 1839 г., Чернышевы в 1841 г., Воронцовы в 1845 г. и некоторые др. За все его время мы встречаем около 16 пожалований. При Александре II и Александре III пожалований в княжеское достоинство не было. Как "титулами отличенные", княжеские роды записаны в пятую часть родословной дворянской книги. Каких-нибудь преимуществ перед нетитулованными дворянскими родами они теперь не имеют.

Ср. Соловьев, "Об отношениях Новгорода к великим князьям"; его же, "О родовых отношениях между князьями древней Руси" (в "Морском Сборнике", 1846); его же, "История отношений между русскими князьями Рюрикова дома" (М., 1847); его же, "История России" (т. I-IV); В. И. Сергеевич, "Вече и князь" (М., 1867); его же, "Юридические древности" (т. I-II); его же, "Лекции по истории русского права"; А. Д. Градовский, "Государственный строй древней России" (по поводу "Вече и князь" В. И. Сергеевича), в сборнике "Политика, история и администрация" (СПб., 1871); М. Ф. Владимирский-Буданов, "Обзор истории русского права" (К., 1888); К. Н. Бестужев-Рюмин, "Русская история" (т. I); его же, "О характере власти варяжских князей" (в "Трудах IV археологического съезда", в Казани); И. Д. Беляев, "Князь Рюрик с братьею и дружиной ("Временник Московского общества истории и древностей", XIV); Эверс, "Устав и управление Новгорода в средние века ", перевод Порошина (в "Журнале М. Н. Пр.", 1840, XXVII); Н. И. Костомаров, "Северно-русские народоправства"; И. Д. Беляев, "Рассказы из русской истории" (кн. 1 и 2, Новгород, кн. 3, Псков); А. И. Никитский, "Очерки из жизни Великого Новгорода" ("Журнал М. Н. П.", 1869, 141); его же, "Очерк внутренней истории Пскова"; Д. И. Иловайский, "История России" (т. II, гл. 8); его же, "Рязанское княжество" (Москва, 1858); Н. П. Дашкевич, "Даниил князь Галицкий"; А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г."; А. В. Романович-Славатинский, "Дворянство в России"; В. С. Борзаковский, "Тверь"; Д. А. Корсаков, "Ростов"; Д. И. Багалей и П. В. Голубовский, "Северское княжество"; П. В. Голубовский, "Смоленск"; М. С. Грушевский, "Киевская земля"; Андрияшев, "Волынь"; Н. В. Молчановский "Подолия".