— два послания к ним ап. Павла. Просвещение К. христианством относится к эпохе второго миссионерского путешествия ап. Павла. Прибыв в Коринф из Афин в конце 52 г., ап. Павел обратил свою проповедь сначала к иудеям, проживавшим в Коринфе по торговым делам, но не встретил никакого сочувствия и даже потерпел открытое гонение (Деян. XVIII, 6 и 12). Вследствие этого ап. Павел сосредоточил свою деятельность исключительно среди язычников и открыл проповедь христианства для них в доме Иуста (Деян. XVIII, 7). Среди слушателей ап. Павлу пришлось видеть людей, стоявших на высоте тогдашнего образования, вследствие чего он, по собственному признанию, не имел твердой уверенности в добром результате своих слов (1 Кор. II, 3). Население Коринфа (особенно высшие слои) вело крайне распущенную и беспорядочную жизнь; культ Аэролиты пользовался особенным почетом. Семена христианства нашли поэтому добрую почву лишь в сердцах простолюдинов. Когда ап. Павел, после почти двухлетнего пребывания, оставил Коринф, в тамошней молодой церкви произошли раздоры, обнаружилась неустойчивость мнений о таких, напр., истинах веры, как воскресение мертвых; коринфской церкви грозило разделение и саморазрушение. Некоторые из коринфских христиан известили ап. Павла коллективным письмом, обо всем происходившем и просили его указаний по сомнительным вопросам (1 Кор. VII, 1). Письмо коринфских христиан застало ап. Павла в Эфесе, откуда он и написал (в 57 г.) свое первое послание к К. Он осуждает церковные настроения, по пунктам разбирает вопросы коринфского письма и дает ответ на все сомнения К. Возникновение партий объясняется в послании тем, что вслед за Павлом продолжал его дело в Коринфе Аполлос, но в несколько другой форме: в то время как ап. Павел проповедовал " Христа распята" по возможности общедоступно, Аполлос излагал истины новой веры в научно-философской обработке, что очень нравилось К.; в результате — кроме "Павловых" христиан явились "Аполлосовы". В своем послании ап. Павел отводит много места рассуждениям о преимуществах простой по форме, но глубокой по существу мудрости Божьей перед мудростью века сего (1 Кор. I, 18—31, гл. II, III и IV, ст. 1—10). С негодованием апостол относится к известию, что коринфские христиане в тяжебных делах прибегают к суду язычников: "и то уже унизительно для вас — писал он — что вы имеете тяжбы между собой" (I Кор. VI, 7). Вопрос о браке и безбрачии, возникший вследствие распространения ессейской теории аскетизма (среди партии "Христовых"), решается апостолом в смысле безусловной дозволенности первого и даже второго брака, хотя девственность поставлена все-таки выше брачной жизни (1 Кор., VII). В язычестве считалось благочестивым делом приглашать бедняков на идоложертвенные пиршества; вопрос об участии в этих пиршествах имел для бедных христиан большое житейское значение. Апостол запрещает христианам участвовать в этих пиршествах, но в тоже время указывает этому казуистическому вопросу его истинное место: при более широкой постановке вопрос о пище может иметь только личное значение и каждый христианин пусть решает его по указанию своей совести; "ибо едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем" (1 Кор. VIII, 8), но если, добавляет апостол, "пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего" (1 Кор. VIII, 13). Далее, он дает несколько указаний по богослужебной и канонической практике: указывает, что при богослужении женщины должны стоять с покрытой годовой, а мужчины — с непокрытой, восстает против бесчинств при агапах и беспорядков в глоссолалии (дар языков, т. е. экстатическое выкрикивание слов), приказывает подвергнуть церковному отлучению кровосмесителя, вступившего в брак с женой отца, и т. д. В предпоследней главе (1 Кор. XV) апостол с особенной настойчивостью старается укрепить в сердцах К. веру в воскресение мертвых, указывая на нее, как на один из краеугольных камней христианства: "если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес, а если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна". Первое Павлово послание к К. оказало на них сильное действие. Распри прекратились, грешник был отлучен на время от церкви и исправился, беспорядки при богослужении и агапах были устранены. Получив эти отрадные вести во время путешествия по Македонии, ап. Павел в конце того же 57 г. написал второе послание к К. Здесь уже нет суровых обличений и грозных упреков, а речь посвящена чисто теоретическому выяснению тех форм, в каких начала христианства должны быть применяемы в частной, обыденной жизни. Апостол также прибегает к самозащите против нареканий, какие взводила на него часть христиан из иудеев по поводу его учения о необязательности обрядового закона для христиан; по этому поводу он исчисляет свои заслуги в деле проповеди христианской (2 Кор. гл. VII, XI и XII). Свое второе послание ап. Павел писал под удручающим впечатлением какого-то личного огорчения (2 Кор. I, 8—10): потому оно проникнуто грустным и всепрощающим тоном. По богатству содержания, по разнообразию затронутых вопросов (чуть ли не из всех областей христианства), по силе чувства, наконец, по обширности объема (1 посл., 16 гл., равняется посл. к Римл. и превосходит объемом остальные; 2-е посл., 13 гл. — равн. посл. к Евр.), оба послания к К. занимают едва ли не первое, после Евангелий, место в новозаветном каноне. Христианская догматика основывает на них свое учение о благодати и воскресении мертвых, христианская этика находит здесь глубокое развитие идеи христианской любви, христианская каноника — единственную основу для установления епитимии (измождение плоти в целях спасения духа), а также правила о браке; литургика считает величайшей драгоценностью немногие строки о древних агапах и с интересом отмечает особенности первобытного богослужения; наконец, для церковной истории послания представляют незаменимый материал, характеризуя внутреннюю жизнь церкви на заре христианства.