— Слово "К." допускает два толкования: куньи меха или шкурки, и деньги в современном смысле. Слово "К." появляется в древнерусских памятниках с XI в.; особенно часто оно встречается в "Русской Правде", вместе с другими названиями денег: ногата, резана, векоша, веверица. О достоинстве К. до сих пор существуют различные мнения. Приверженцы теории кожаных денег, барон Шодуар и другие, думали, что кунами назывались шкурки куниц, имевшие в торговле некоторую определенную цену, так что 50 кун составляли гривну и назывались гривнами кун, в отличие от серебряной гривны. Другие исследователи русской старины доказывали, что К. были металлическими знаками ценности (Погодин, проф. Казанский, Авенариус, проф. Прозоровский, Мрочек-Дроздовский). Слово. К. употребляется в древних памятниках с числовым показателем или без него. Без количественного показателя оно употреблялось во всех тех случаях, в каких теперь употребляется слово "деньги". Так, например, выражения "брать деньги, взимать плату" передавались словами "К. имати". Отсюда следует заключить, что К. были не только куньими шкурками, а деньгами вообще. В "Лаврентьевской Летописи" под 980 г. говорится, что варяги требовали, чтобы им дали дань по 2 гривны "с дыму" за их помощь, на что вел. кн. Владимир отвечал: "пождете, да вы К. соберут за месяц". Известно, что гривна была единицей веса — а так как вес начинает прилагаться к денежным расчетам только с тех пор, как металлические ценности становятся ходячими, то о мехах, как об орудии торгового оборота, едва ли может идти речь при выражении К. в гривнах. Кроме того, невероятно, чтобы норманны потребовали за свою помощь награды мехами; в половине Х в. они уже научились ценить благородные металлы, как самую выгодную добычу, и не могли не знать о богатстве русских этими металлами. Вероятнее всего, что гривны, упоминаемые в этом известии, были ничто иное, как слитки серебра, заменявшие собой деньги еще и в XV и XVI ст. Договор Мстислава с Ригой и Готландом прямо уравнивает К. с пенязями: "а за гривну серебра, по * гривны коунами, или пенязи". Против предположения, что кунами назывались только меха, говорит еще известие летописи о том, что в 1424 г. новгородцы ввели у себя лобцы, литовские гроши и немецкие артуги, а К. "отложиша": до начала XV в. меха не могли оставаться не только исключительной, но и преобладающей оборотной ценностью в Новгороде. Иногда кунами в одном и том же акте называются как рубли, так в ценности меховые. Имеется немало известий, что в старину у нас и меха употреблялись, как К.; преимущественно беличьи меха (может быть сначала и горностаевые), иногда куньи, а также и овчинные шкуры. Употребляемые в смысле К. меха считались обыкновенно четыредесятками или сороками; в Святославовом уставе 1137 года церковная дань с разных погостов определяется "сорочками". Употребление счета мехами встречается преимущественно в частных сделках. Изображения пушных зверей часто встречаются на монетах Западной Европы в средние века; на русских монетах также нередки были эти изображения, о чем свидетельствуют Герберштейн и Гваньини. Весьма вероятно, что эти изображения послужили основанием обычая называть именем меха металлические деньги. В некоторых памятниках древней русской письменности слова: "К., кунное собрание", означая деньги вообще, относились исключительно к золоту и серебру. Подобно позднейшей деньге, металлическая К. есть денежная единица, часть гривны. В 1514 г. вел. кн. Василий Иоаннович назначил цену К. (свадебной, мировой и вдовьей) в 6 грошей; польский король Сигизмунд II за ту же К. назначил 20 грошей. В "Сборнике", находящемся в библиотеке Соловецкого монастыря и упомянутом Строевым, находится счисление разных старинных русских монет на деньги и соотношение, какое они имели тогда в Новгороде: 1 куна показана здесь равной двум деньгам. Авенариус полагает, что К. соответствовали западноевропейским динарам, но Прозоровский опровергает это мнение, находя, что кунная система скорей походит на систему византийских милиарезий. Отдельные княжества имели свои К.; есть упоминания о смоленской, о тверской К. Ср. Русские монеты. Литературу см. ст. Белки, Бель, а также Мрочек-Дроздовский, "Исследование о Русской Правде" (М., 1892).