(грамм.). — Грамматическая категория числа выработалась в языке постепенно, путем приурочения известных оттенков значения к известным внешним особенностям слова. Первично случайные, эти особенности стали мало-помалу необходимыми знаками известных (семасиологических) оттенков значения. Собственно говоря, М. число вовсе не необходимо для выражения идеи множества: каждое множество может быть представлено как одно целое или одна единица. Существует ряд обозначений множества в единственном числе: тройка, пятерка, десяток, дюжина, сотня, тысяча и т. д. Так называемые собирательные имена также обозначают множество при помощи единственного числа: народ, дружина, дворянство и т. д. Понимание известного количества то как множества, то как единства зависит в значительной степени от субъективного настроения говорящего; нередко поэтому такое понимание является в противоречии с грамматической формой данного выражения (так называемые "согласования по смыслу" вроде нашего древнего "дружина рекоша", лат. pars saxa jactant и т. д.). Это противоречие мало-помалу сглаживается в языке таким образом, что собирательные, первично единственного числа, получают значение форм М. числа или приурочиваются к другим, уже наличным формам М. числа. Так, собирательные вроде ст.-слав. и др.-русск. братия, господа (ед. ч.) и т. д., согласовавшиеся с глаголом во М. числе "по смыслу", дали начало нашим новым формам М. числа вроде братья, сыновья, листья, господа, учителя и т. д. Точно так же ст.-фр. la gent превратилось в новофр. les gens, др.-верхненем. lieut, "народ" (наше люд), еще в др.-верхненемецком заменилось М. числом liut (теперешнее Leute) и т. д. Таким же путем, как наше братья или господа, могли возникнуть и древние, унаследованные отдельными индоевроп. яз. из их общего праязыка формальные особенности М. числа. Обратно, формы М. числа получают нередко функции единственного числа, так как обозначенные ими части предмета представляются объединенными в одно целое. Так, лат. М. числа litterae — "буквы, письмена" — в значении "письмо" дало начало итал. lettera (ед. ч.), франц. lettre; нем. Ostern, Pfingsten, Weihnachten (первично дат. М. числа) понимаются теперь как формы единственного числа. На пути к превращению в подобные формы единственного числа находятся так называемые pluralia tantum вроде наших сани, ножницы, щипцы, грабли и т. д., М. число которых имеет скорее формальный характер и не поддерживается внутренней, психологической необходимостью. Ср. также непоследовательности вроде похороны, крестины (М. число) и т. д., но свадьба (ед. ч.); именины, но рожденье; святки, но масленая, масленица и т. д. Здесь мы имеем выражение аналогичных понятий то в М. числе, то в единственном, иногда в зависимости от случайных формальных условий (напр. масленая согласовано с неделя и т. д.). В индоевропейских языках М. число было выработано еще задолго до их выделения из общего индоевропейского праязыка. Уже в эту доисторическую эпоху оно выражало различные оттенки идеи множества: множество одинаковых предметов, несколько различных форм или явлений одного предмета или понятия или вообще нечто сложное, состоящее или кажущееся состоящим из нескольких частей, кусков (хотя бы и одинаковой формы) и т. д. Одно и то же понятие выражалось то во М. числе, то в единственном, смотря по оттенку понятия. Дельбрюк ("Vergl. Syntax der indogermanischen Sprachen" I, 1893; 147 и сл.) устанавливает следующие категории М. числа для общего индоевропейского праязыка: 1) понятия массы (молоко || молоки — семя рыб; ср. такую же разницу значений в лат. lac, lactes, литов. p énas, pé nai; ср. также слезы, слюни и т. п.); 2) части тела (встречаемые в природе всегда попарно или в большом числе): ср. лат. tonsillae (миндалевидные железы), санскр. gr îvâ s = затылок (собственно шейные позвонки), majj â nas = мозг (ср. наше народное мозги в отличие от книжного мозг), 3) утварь (сложного устройства): носилки, гусли, ясли, лат. scalae (лестница, почти всегда во М. числе); понятия известного помещения, места: наше сени, лат. castra (всегда во М. числе) = лагерь с его отделами, lapicidinae = каменоломня, лит. kapai = кладбище (ср. сев.-русское могилы в значении кладбища) и т. д.; 4) промежутки времени, праздники, сроки принятия пищи в течение дня: нем. Ostern, Pfingsiten, гр. Ολύμπια, наше святки, крестины, сутки, латыш. velykos (пасха), gavinios (пост), др.-русское обеды, вел.-русск. ужины и т. д.; 5) различные другие, более мелкие категории понятии. Так, темнота, представляемая как нечто двигающееся волнообразно, выражается во М. числе: лат. tenebrae, рус. сумерки, потемки; болезни, особенно наружные, проявляющиеся в многочисленных пятнах или болячках, выражаются также М. числом: ср. наше шолуди, парши, веснушки, нем. Masern, Pocken и т. д.; 6) отвлеченные имена, переходящие в конкретное значение: ср. русское на радостях, немецкое mit Freuden, русск. враки, пустяки и т. д. О М. числе в русск. языке дал прекрасную монографию А. А. Потебня, "Филол. записки" (1888). О М. числе вообще ср. также Paul, "Principien der Sprachgeschichte" (2 изд. Галле, 1886, гл. XV). Прочая литература указана у Дельбрюка.