— самое значительное из восточнофинских племен, насчитывающее до 1 млн. душ и живущее в губерниях Нижегородской, Пензенской, Тамбовской, Симбирской, Казанской, Самарской, Уфимской, Оренбургской и Саратовской. Древнейшие упоминания о нем — страна Mordia у Константина Багрянородного и племя Mordens y Иорнанда. Позже М. играет роль в истории княжества Рязанского и Суздальско-Нижегородского. По исследованиям финнологов, основанных на изучении языка, М. испытала некогда культурное влияние живших по соседству с ней германцев, литовцев, славян и каких-то иранских племен. Судя по хорографическим названиям, М. населяла в древнейший период своей истории пространство между pp. Волгой, Окой, Сурой и притоками Мокши, в нынешних губерниях Нижегородской, Симбирской, Пензенской и Тамбовской; далее на В. она расселилась уже в позднейшее время, главным образом отступая перед русскими. Столкновения с М. начались у русских с 1103 г., когда в летопись занесено известие о нападении муромского князя Ярослава Святославича на М.: "бися Ярослав с Мордвою месяца марта в 4 день и побежден бысть Ярослав". В XIII-м веке русские стали одолевать "поганскую М.", особенно после основания Нижнего Новгорода. В то время М. была уже народом оседлым и земледельческим, имевшим своих князей, свои города и тверди (в лесах). Татарское нашествие значительно ослабило ее и подчинило татарским князькам или мурзам, но, по-видимому, не произвело глубоких изменений в мордовском быту. Татары хозяйничали, главным образом, на юге, в области мордовского племени мокши, тогда как другое племя М., эрзя, оставалось под властью своих князьков, продолжавших бороться с русскими в области Нижнего Новгорода, пользуясь содействием татар. В 1377 г. М. под начальством ордынского царевича Аракши, разбила наголову нижегородцев и войска московского князя Дмитрия Ивановича на р. Пьяне. Этот погром не остановил, однако, русской колонизации, и подчинение М. нижегородским, рязанским и московским князьям шло постепенно начиная с конца XIV в. В походе Грозного против Казани участвовал темниковский князь Еникеев с подвластной ему М. После завоевания Казани часть эрзи была роздана боярам; остальные временно вошли в состав царских мордовских вотчин, но затем раздавались м-рям и помещикам, главным образом с целью обращения М. в христианство. Рядом с русскими помещиками встречаются и туземные мурзы и князьки, перешедшие в христианство, отчасти удержавшие княжеский титул (напр. князья Баюшевы). Подчинение Москве выразилось прежде всего в захвате у М. земель и в обложении ее тяжелыми поборами, что, по-видимому, и было причиной участия М. во многих бунтах и восстаниях (начиная с эпохи первого самозванца и до Пугачева), а также бегства ее на Восток. Уже в половине XVII в. М. проникает за Волгу, а в XVIII в. широко расселяется по Самарской, Уфимской и Оренбургской губерниям. Оставшаяся на прежних местах М. все более и более подвергалась обрусению, отчасти насильственным путем, именно посредством массового крещения (особенно в половине XVIII в.). Новообращенные ничего не понимали в новой религии, а более ревностные язычники срывали с себя кресты и кололи иконы; тогда против них отправлялись команды и виновные наказывались и даже приговаривались за святотатство к сожжению. Попытки воскресить "старую веру", хотя и в иной, проникнутой уже христианскими понятиями форме, повторились в начале XIX в., в истории "Кузьки — мордовского бога", крестьянина Кузьмы Алексеева, ходившего с проповедью о новой вере и привлекавшего к себе тысячи народа. Тем не менее, М. все-таки русела, и за Волгой, на новой почве, это обрусение шло скорее, чем на коренных землях М.: даже эрзя заимствовала там у своих соседей не только язык и частности быта, но и отношение к религии; среди заволжской М. развиты раскольничьи секты "Людей Божиих", "Собеседников" и др. В коренной области мокши обрусение также сделало крупные успехи; много селений даже по названиям нельзя отличить от русских. Более стойко удерживает мокша свои особенности на севере Пензенской губ., в уу. Краснослободском, Наровчатском и Инсарском; но и здесь группы мордовских селений, окруженные русскими, все более подвергаются русскому влиянию, чему благоприятствуют улучшение путей сообщения, истребление лесов, отхожие промыслы и, наконец, школа. Физический тип М. не отличается существенно от русского. По наблюдениям Смирнова, мокша представляет большее разнообразие типов, чем эрзя; рядом с белокурыми и сероглазыми, преобладающими у эрзян, у мокши встречаются и брюнеты, с смуглым цветом кожи и с более тонкими чертами лица. Рост обоих подразделений М. приблизительно одинаковый, но мокшане, по-видимому, отличаются большею массивностью сложения (особенно женщины). Наречия мокши и эрзи различные; эрзянин дальней местности не в состоянии понять мокшанина, и наоборот. Есть разница и в женском костюме: мокшанка носит рубашку и штаны, причем рубашка у нее спускается не до пят, как у эрзянки, а поддерживается у пояса; сверх рубашки эрзянка носит выбитый кафтан, так назыв. шушпан, похожий на соответственный наряд черемиски. На голове эрзянки носят круглые кокошники и снабженные спереди рогообразным выступом сороки, а у мокшанок головной убор ближе к черемисскому и заменяется иногда полотенцем или шалью, навертываемыми в виде чалмы (впрочем, головной убор мордвинок значительно варьирует в каждой группе еще и по местностям). Мокшанки не носят также "пулагая" — назадника, украшенного бисером и длинной бахромой и распространенного у эрзянок. По численности эрзя преобладает над мокшей; она, кроме Нижегородской и Симбирской губ., заходит в Тамбовскую и Пензенскую, а также составляет главную массу мордовского населения Заволжья. Сравнительно М. живет лучше других народностей в тех же местностях; в Саратовской губ., напр., задолженность ее меньше, чем чуваш, русских и татар. Во внешнем быту М., ее жилищах, способах земледелия и т. д. сохранилось мало оригинального, хотя в старину мордовские селения и избы отличались от русских большею разбросанностью и постановкою избы посреди двора или, если и на улицу, то окнами только в сторону двора. К специально-мордовским промыслам принадлежат в некоторых местностях, производства поташа, конопляного масла, домашних сукон (любимый цвет М. — белый). К искусству М. равнодушнее чуваш и черемис, у которых, напр., многие предметы украшаются резьбой; только мордовские женщины не менее заботятся об украшении своего костюма и старательно вышивают свои рубашки и головные уборы. В свадебных обрядах и обычаях М. сохранились еще многие черты старины, отголоски старинного брачного и родового права. Переживанием родового быта является также культ предков, остатки которого можно видеть в подробностях погребальных обычаев, поминок. У М. сохранилось еще много языческих поверий, которые, однако, по своей отрывочности и сбивчивости не позволяют восстановить точнее древнюю мордовскую теологию. Известно только, что М. почитала много пасов (мокш. павас) — богов, ава — духов, отцов, кирьди — хранителей, которые представлялись антропоморфно и отчасти слились с русскими представлениями о домовых, водяных, леших и т. д. Предметами поклонения были также солнце, гром и молния, заря, ветер и т. д. Можно различить следы дуализма — антагонизма между Шкаем (небом) и Шайтаном, которыми созданы, между прочим, Алганжеи (носители болезней). У М. сохранились еще местами моляны — остатки прежних языческих жертвоприношений, отчасти приуроченные к христианским праздникам. Подробности об этих молянах и вообще о быте М. см. у проф. И. Н. Смирнова, "М. Историко-этнографический очерк" (в "Изв. Общества археологии, истории и этнографии при Казан. унив." за 1892—95 гг.; лучшая новейшая монография М.).