— современная форма литературного движения, известного под именем реализма (см.). Н. выделяется из общего течения реализма требованием полнейшей объективности художника и пристрастием к изображению низшей, эмоциональной стороны человеческой природы. Вопрос об источниках Н., получившего наиболее яркие образы и с особенной силой сформулированного во французской литературе, постоянно усложняется: новые исследования отодвигают его зачатки все далее назад, находя их то в живой струе народного творчества, то в бытовых произведениях сатирических писателей первых времен новой истории. Самыми близкими по духу к современному H. являются испанские писатели Мендоза (см.), с его "Лазарильо из Тормес" (русский перевод, 1897), и Кеведо (см.), имевший особенно большое влияние на французскую литературу, где, параллельно с официальными формами академической условности, всегда жили свободные формы правдивого изображения жизни и где еще в XV веке Ла-Саль, в "Jehan de Saintr é ", дал первый опыт психологического натурализма, а в XVI в. писал Рабле. Талантливейшие выразители этого направления в XVII в. — Шарль Сорель, Скаррон, Фюретьер и Сирано де Бержерак (см.). XVIII век, проникнутый духом классической условности, выставляет, однако, ряд провозвестников новой литературы. В начале века появляется "Жиль Блаз " Лесажа (см.). Оригинальный Ретиф-де-ла-Бретонь, доводя до крайности откровенности грубого реализма, дает правдивые и детальные изображения быта разных слоев общества. Характерно, что в своих произведениях он видит "полезное прибавление к Естественной Истории Бюффона", предвосхищая, таким образом, стремления будущих представителей Н. придать ему научный характер. Призыв Руссо возвратиться к природе, к простоте отражается и на требованиях художественной правды. Дидро (см.), подкрепляя свои теории собственными произведениями, ратует против "жестокости условных формул, а Себастьян Мерсье (см.), в своем "Essai sur l'art dramatique", исходит из мысли, что "если сценическое искусство ложно само по себе, то тем более должно его приблизить к правде". Первым шагом к современному Н. был в нашем веке французский романтизм. Освобождая творчество от гнета академической традиции и эстетического канона, он с самого начала настаивал на "жизненной правде". Этой правды новаторы романтизма искали, однако, не в наблюдении внешнего мира, но внутри себя; это была чисто субъективная правда, добываемая наитием свыше, каким-то духовным прозрением. Во всяком случае, романтизм пересоздал мертвенно-условный литературный язык, вдохнул новую жизнь в творчество, и потому вполне естественно, что к французским романтикам реставрации относятся не только Гюго и Жорж Санд, но и первый представитель Н. в его современном смысле, Анри Бейль (см.), известный под псевдонимом Стендаль. Воспитанный на философском скептицизме прошлого века, Стендаль примкнул к романтизму именно потому, что это была господствующая форма протеста против условной неправды. Даже его сухой протокольный язык обуславливается стремлением к художественной точности; его наблюдательность в изучении психологических деталей дала Тэну повод назвать его величайшим психологом века. Стендаль не находил достаточного понимания в публике, предсказывая, что его значение выяснится лишь в 60-х или 80-х гг. И действительно, в эти годы имя его является знаменем в борьбе против романтизма; но уже в первой половине века у него появляются продолжатели, в лице Мериме (см.) и, особенно, Бальзака (см.). Бальзак был создан для творчества в духе Н. Его глубокий и грубый материализм, всецело подчинявший духовную сторону человека влияниям внешнего мира, требовал строгой точности в воссоздании элементов этого влияния. Его покладистая мораль позволяла ему изображать мир грязи и порока не с пристрастием бичующего моралиста, но с эстетическим наслаждением истинного художника, этой объективности он не изменял никогда, образы его слагаются из массы внешних деталей, подмененных в натуре. Лишь его кипучая неуравновешенность, необузданность его воображения, иногда доводившая его до невероятных измышлений, помешала ему дать совершенные образцы в духе нового направления. Во второй половине века господство позитивизма и детерминизма повело за собой во всех областях преклонение перед фактом; теория эволюции, став основой не только биологии, но и гуманитарных наук, отразилась на теории искусства, в виде неправильного требования устранить субъективный идеализм. Свобода вымысла ограничивается. Документальная правда полагается в основание самодовлеющего художественного создания, которое стремится стать верным, полным и абсолютно беспристрастным протоколом действительности. Появление "Madame Bovary" Флобера (1857) знаменует собой настоящую литературную революцию. Флобер не дал формулы H., требования художественной правды выставлялись и до него; но такого сухого беспристрастия, такого отсутствия выдумки, такого подчинения психики моментам физическим, такого возведения в перл создания мира по преимуществу не интересного — до тех пор не было. Самая пошлость персонажей Флобера есть реакция против идеалистических преувеличений романтизма. Менее значительным, но все же ярким явлением того же порядка была "Fanny" Фейдо (1858), имевшая большой успех. Решающее влияние на роман и его натуралистическую теорию оказали братья Гонкуры (см.). "Madame Bovary" и "Germinie Lacerteux", по замечанию Жюля Гонкура, "могут быть названы образцами всего, что появлялось впоследствии под именем реализма, натурализма и проч.". В Эмиле Золя натурализм приобрел законодателя. Не внеся по существу ничего нового ни в характер, ни во внешнюю форму романа, он так определенно формулировал доктрину Н., так настойчиво и деятельно пропагандировал ее, так удачно способствовал ей шумным успехом своих романов, что был признан главой школы, став на место ее истинных создателей — Флобера и Гонкуров. Впрочем, настоящей школой Н. не мог стать уже потому, что в формулу его входит полная свобода индивидуальности художника. Художественное произведение, с точки зрения Золя, превращается в протокол; "все его достоинство заключается в точном наблюдении, в более или менее глубокой проницательности анализа, в логическом сцеплении событий". Вторая черта натуралистического романа — объективность. Романист превратился в судебного пристава, "не позволяющего себе судить и произносить приговор... Страстное или чувствительное вмешательство автора придает более мелочной характер роману, нарушая отчетливость линий, вводя посторонний фактам элемент, который лишает их научного значения... Правдивое произведение будет вечно, между тем как чувствительное произведение возбуждает чувствительность одной известной эпохи". Третья черта Н. — исключение "героев"; "нивелирующая черта проводится над всеми головами, потому что редко представляется случай вывести на сцену человека, действительно возвышающегося над уровнем" (см. Экспериментальный роман). Сам Золя далеко не всегда верен своей доктрине; не говоря о его природной склонности к романтической идеализации и преувеличению — хотя бы в обратную сторону, — его справедливо упрекают в кабинетном, книжном воссоздании действительности, идущем вразрез с основным догматом Н. — непосредственным наблюдением. К крупнейшим натуралистам относят также, но без достаточного основания (см.), и Доде. Писатели, группировавшиеся когда-то вокруг Золя и собравшие свои натуралистические рассказы в сборнике "Les soir ées de Mé dan", понемногу отказываются от крайностей его учения. Самый выдающийся из них, Гюи де Мопассан (см.), в предисловии к роману "Пьер и Жан" указывает на невозможность последовательного натурализма; в искусстве нужна не голая правда действительности, но лишь иллюзия правды. "La terre" Золя вызвала протест молодых писателей, из которых Боннетэну принадлежит, быть может, самый грязный и грубый роман во всем современном H. ("Charlot s'amuse"). Новые влияния, знакомство с реальными произведениями северного искусства, свободными от утрированного Н., смягчают его первоначальные крайности в теории и практике. Иностранные подражатели — итальянские "веристы" (Верга, Серао, Фогапдаро), немецкие "Modernen" (Крецер, Йенсен, Ола Ганссон, Товоте, Конрад, Блейбтрей, Альберти) — не вносят в натурализм значительных особенностей. Натуралистическое движение отражается также на лирике, в поэзии символистов и на драме, где пьесы Альфреда Туруда (1839—1875) и Бувье имели в свое время успех, не лишенный значения. "Th éâ tre libre" в Париже и "Freie B ü hne" в Берлине созданы для водворения Н. в сценическом исполнении, но особенных новшеств им внести не удалось. Самыми видными и последовательными из немецких натуралистов в драме следует признать Арно Гольца и Иоанна Шлафа, иногда писавших вместе под псевдонимом Бьярне Гольмсен (" P apa Hamlet" и др.). Гауптман и Зудерман к Н. могут быть отнесены лишь с оговорками: первый — по его склонности к фантастическому элементу и сказочному символизму, второй — по стремлению к условным приемам театрального эффекта, чувствительности и склонности к морализированию.

Кроме сочинений, указанных в статьях Бальзака, Золя, Доде и др., ср.: David-Sauvageot, "Le r é alisme et le naturalisme" (перевод, M., 1891); Champfleury, "Le r éalisme" (1857); Merlet, "Les réalistes et fantaisistes dans la littérature" (1861); Desprez, "L'évolution naturaliste"; Rigot, "L'esthétique naturaliste" ("Revue d. d. M.", 1879, sept.); Rivet, "Zola et le N." ("La jeune France", 1879, III); Zola, "Le roman expé rimental" и "Le N. au th éâtre"; Camille et Albert, "Petit traité de littérature naturaliste" (1880); P. Lindau, "Die naturalistische Schule in Frankreich"; Max Nordau, "Zola und der N."; H. Bahr, "Studien zur Kritik der Modernen" (1894); Pelissier, "Le mouvement litté raire au XIX s." (перевод, M., 1895); Басардин, "Новейший натурализм" ("Дело", 1880, III и V); Борхсениус, "Представители реального романа во Франции в XVII столетии" ("Пантеон Литературы", 1888); Брандес, о Стендале ("Русская Мысль", 1887, III), о Бальзаке (там же, 1881, VI), о Жорж Санд (1886, IV); Гауптман и Зудерман ("Литературные портреты", СПб., 1896); З. Венгерова, "Литературные характеристики" (1897). Ср. также роман М. Монье, "Un d étraqué " (перевод в "Слове").