— Под именем Н. имуществ (biens nationaux), разумеются все те земли, здания, ренты с земель и проч., которые до 1789—92 гг. принадлежали либо церкви и духовенству, либо эмигрантам, бежавшим из Франции во время революции, ссыльным (d éporté s), казненным и другим лицам, и которые, в силу постановлений революционных собраний, были конфискованы и объявлены национальной собственностью.

Конфискация, произведенная во время революции, не была делом новым. Канцлер Дюпра предлагал Франциску I завладеть церковными имуществами под тем предлогом, что они составляют часть королевских доменов. Такое же предложение сделано было в XVIII в. при Людовике XV. Целиком оно принято не было, но частично его пытались применить путем, например, ограничений в приобретении церковью новых земель (эдикт 1749 г.) или даже всецело, по отношению к землям иезуитского ордена, которые были конфискованы в 1764 г. и проданы в пользу государства. Вопрос о конфискации церковных имуществ был затронут и в литературе XVIII в.; Encyclop é die рекомендовала конфискацию церковных земель, для блага и пользы государства (в ст. Fondation). Требование конфискации внесено было и в некоторые из наказов 1789 г.

Как велико было во Франции количество земельных имуществ до революции — мы точно не знаем; неизвестно и то, сколько именно церковных земель было продано в период революции. В момент роспуска учредительного собрания Монтескью, пытавшийся в своем финансовом докладе приблизительно вычислить количество проданных и еще не проданных церковных земель, на основании данных, относившихся только к части дистриктов (по 130 дистриктам сведений не было и продажи в них были исчислены лишь по аналогии), сообщил, что продано земель до сентября 1791 г. на 964 ³/₄ млн. ливров, не продано на 1 ¹/₃ миллиарда ливров, задержана продажа земель на ¹/₄ миллиарда; присчитывая леса, королевские домены и т. п., он получал ценность около 3 ¹/₂ миллиардов ливров, из которых имуществ земельных на 3 миллиарда, но не по оценке их стоимости, а на основании цен, по которым состоялись продажи с публичных торгов. Лавуазье — в январе, Камбон — в апреле 1792 г. установили почти ту же цифру, т. е. около 3 миллиардов, и на основании таких же приблизительных исчислений. В 1792 г. к конфискованным имуществам присоединились новые церковные земли, прежде устраненные из продажи, — земли церквей, Мальтийского ордена и т. д. В 1793 г.(1 февраля) тот же Камбон ценил все церковные и т. п. земли, как проданные, так и подлежавшие продаже, всего в 2400 млн., а эмигрантские — сначала в 1, затем в 4 миллиарда (почти согласно с Роланом, принявшим для эмигрантских земель примерную цифру в 4800 млн.). Чем дальше, тем цифры оценки проданного и непроданного становятся все более фантастическими. Между тем еще во время Конвента (21 прериаля и 22 фрюктидора III года) часть земель, принадлежавших сосланным и осужденным, были возвращены собственникам (если земли не были проданы). При директории, консульстве и империи были пущены в продажу и леса. Сенатус-консульт Х г. дозволил возвращенным эмигрантам вступать во владение теми их имуществами, которые не были еще проданы. Сравнительно точной является цифра стоимости эмигрантских земель, исчисленная на основании данных о продаже, собранных, хотя и не вполне, в 1814 и 1825 гг. (при обсуждении вопроса о вознаграждении эмигрантов), но с исключением земель, возвращенных эмигрантам. Стурм исчислил ее в 2300 млн. Общая цифра проданных и конфискованных во время революции имуществ, определенная Стурмом в 5 ¹/₂ миллиардов, является, ввиду всего вышесказанного, сомнительной. Несомненно, что главным стимулом к продаже Н. имуществ была финансовая нужда, с течением времени проявлявшаяся все резче и резче. Мотив этот был высказан уже в речи Бюзо (6 августа 1789) и в предложениях маркиза Лакоста (8 августа) и Талейрана (10 октября 1789). Безвыходное положение финансов, полнейшая неудача займов, предложенных Неккером (в 30 и 80 млн.), сделали настоятельным обращение к "крупным и сильным мерам" (слова Талейрана), т. е. к конфискации и продаже церковных имуществ, "как к единственному средству восстановления порядка в финансах". Завязалась упорная борьба. Духовенство противилось конфискации на почве принципов, по вопросу о том, имеет ли церковь право владеть недвижимой собственностью и составляют ли земли, состоящие во владении церкви, ее собственность; вместе с тем оно прибегало к прозрачным угрозам, указывая, например, на неизбежность аграрной анархии. Устами Балора, епископа нимского, оно провозгласило тесную связь вопроса о церковных землях с вопросом о бедных. Оно заявило готовность сделать уступки там, где дело касалось средств на содержание служителей церкви или на богослужение, но не там, где речь шла "о священной, неотчуждаемой патримонии бедных". Конфискацию земель церкви, этой собственности бедняков, оно приравнивало к воровству. С не меньшим искусством была затронута и другая сторона вопроса — о последствиях, к каким приведет продажа земель. Предсказывали, что результатом ее будет полная гибель земледелия, что операция продажи не принесет никакой пользы народу, земледельческому классу. "Продажа церковных имуществ, — говорил виконт Мирабо, — разорит провинции, ослабит земледельческую деятельность, обогатит иностранных капиталистов, в руках которых государственные бумаги". Аббат Мори предсказывал, что продажа церковных земель сделается предметом спекуляции, ажиотажа; он уверял, что уже в данную минуту существует во Франции еврейский заговор, и евреи настаивают так сильно на приобретении гражданских прав лишь для того, чтобы вместе с титулом гражданина заполучить и собственность церкви. Еще резче все эти доводы излагались в брошюрах, издававшихся под руководством духовенства. Собрание было напугано настроением умов, созданным этими брошюрами, и под влиянием страха отвергло предложение Дюпона, клонившееся к прекращению арендных контрактов на церковные земли, с целью дать возможность большему числу лиц участвовать в покупке земель. 2 ноября, вопреки требованию Мирабо, настаивавшему на открытом провозглашении прав нации на имущество церкви, собрание (568 голосов против 346 и 40 голосов, отказавшихся от голосования) приняло решение, по которому все церковные имущества были только объявлены находящимися в распоряжении нации, впредь до приискания средств содержания церкви и священников, поддержки бедных и т. п. В пользу продажи церковных земель говорили, однако, не только финансовые, но и политические соображения: этим путем собрание рассчитывало связать интересы населения с новым порядком и сделать невозможным восстановление падшего режима. С целью создать большое число собственников, заинтересованных в том, чтобы не покидать родины и обрабатывать вновь приобретенную землю, Талейран предлагал продавать земли не отрубными участками, а более мелкими, и допускать к покупке всех и каждого, а не одних кредиторов государства. 13 ноября было постановлено опечатать все церковные документы на владение и потребовать от духовенства, в двухмесячный срок, детальных деклараций о количестве всех принадлежащих ему имуществ, о сумме доходов и о размере долгов, на них лежащих, под опасением строгого наказания за лживые показания или утайку. 18 и 19 декабря решено было выпустить ассигнации и, для обеспечения их, продать на сумму до 400 млн. конфискованные церковные имущества. В апреле и мае 1790 г. выработаны были инструкции для определения порядка и характера продаж. Решено было отдавать безусловное предпочтение покупщикам мелких участков, установлены сроки платежей, допущена их рассрочка, установлена система оценки продаваемых земель. Из продажи были исключены леса, земли, составлявшие собственность церквей (fabriques и cures), Мальтийского ордена, госпиталей, учебных заведений и т. п. К продаже, однако, не приступали, пока собрание не декретировало мер, необходимых для обеспечения духовенства и церкви. Вопрос этот был решен 9 августа 1790 г., в смысле превращения духовенства в сословие, состоящее на службе у государства и получающее от него определенное содержание (см. Гражданское устройство духовенства). С ноября 1790 г. началась в директориях дистриктов фактическая продажа бывших церковных земель. Дело, таким образом начатое, продолжалось и законодательным собранием. В июле 1792 г. декретирована была продажа бывших епископских домов и дворцов, с обязательным разделом их на участки, в августе — земель, принадлежавших светским конгрегациям и конфрериям, коллегиям, семинариям, а также земель, назначенных для содержания церквей, в сентябре — земель Мальтийского ордена. Контингент продаваемых земель был сильнейшим образом увеличен созданием Н. имущества иного рода (biens de la deuxi è me origine) — земель, принадлежавших эмигрантам. Продажа их была декретирована в марте, а порядок продажи определен в сентябре 1792 г. Обязательное разделение на участки было применено ко всякого рода землям, какого бы происхождения они ни были. Как учредительное собрание, так и законодательное придерживались при продаже принципа полной свободы покупок, создавшей сильнейшую конкуренцию; не была запрещена и покупка земель ассоциациями. В эпоху конвента увеличившиеся финансовые затруднения, необходимость все большего и большего выпуска ассигнаций заставляли смотреть на дело продажи скорее как на финансовую операцию, чем как на политическую меру. Опасение дешевых покупных цен создает закон 24 апреля 1793 г., грозящий уголовными карами всем, кто будет мешать свободному подъему цен на торгах, путем стачек, насилия, подкупов и т. п. Ассоциации крестьянских общин или частных лиц, с целью покупать земли для раздела между покупателями, были объявлены мошенническими и подлежащими преследованию. Этим постановлением подорвана была в корне возможность для беднейших крестьян принимать участие в покупках. Опасение, что приобретение земель недостаточным классом населения приведет к сокращению числа рук, необходимых для промышленности и торговли, стало высказываться все чаще и резче. Число категорий земельных имуществ, подлежащих продаже, постоянно увеличивается. Вводятся новые способы продажи — посредством лотереи (29 жерминаля III г.), без публичных торгов, под условием уплаты всей покупной суммы в течение 3 месяцев (12 прериаля III г.). Одним из первых действий директории была приостановка во всей Франции продажи Н. имуществ (30 брюмера IV г.). Скоро, однако, финансовые затруднения, страшное падение ассигнаций, заставляют возобновить продажу. Директория пускает в продажу даже леса (28 фримера IV г.), но уже при новых условиях. Требование быстрой уплаты стоит теперь на первом плане, так как имеются в виду исключительно финансовые интересы. При консульстве и империи дело продажи получает совершенно новый вид. С одной стороны, гарантируется неприкосновенность всех законным образом совершенных покупок Н. имуществ, даже в случае иска со стороны третьего лица; назначается наказание всякому, кто будет угрожать приобретателю Н. имущества. С другой стороны, устанавливаются правила о вознаграждении потерпевших (22 фримера VIII г.). Самая продажа совершается в ограниченных размерах; продаются главным образом леса. Все постановления, облегчавшие покупку, либо отменяются, либо не применяются; все, не уплатившие в срок покупную сумму, объявляются навсегда лишенными прав на приобретенную ими землю. Духовенству возвращаются земли, предназначавшиеся на содержание церквей и оказавшиеся непроданными. Из земель, оставшихся в руках государства, часть отдается госпиталям, а остальные удерживаются государством для его нужд, и для управления ими создается особая администрация (закон Х г.). Секвестр, наложенный на имения эмигрантов, просуществовал до VIII г.; затем он был смягчен, и сенатус-консультом 6 флореаля Х г. всем эмигрантам была объявлена амнистия, под условием возвращения их во Францию до 1 вандемьера XI г. и с обязательством не возбуждать споров против актов, совершенных на имения. Все непроданные земли были возвращены эмигрантам, за исключением лесов, объявленных государственной собственностью. При реставрации были возвращены эмигрантам и остальные их земли, остававшиеся в распоряжении государства.

Как и в каком направлении совершилось перемещение собственности вследствие продажи Н. имуществ, об этом существуют два мнения. Одни утверждают, что продажа Н. имуществ была всецело выгодна для мелкого землевладения и значительно увеличила количество мелких собственников во Франции (прежние историки революции, затем Marc Haut, Foville, Gimel и многие др.); другие, вслед за Токвилем, полагают, что продажа Н. имуществ не увеличила в сколько-нибудь значительной степени число мелких собственников, и затем, идя далее Токвиля, утверждают, что продажа пошла главным образом на пользу средней собственности, на пользу буржуазии (Lavergne, Avenel, отчасти Minzes и др.). Аргументация первых (за исключением Жимеля и отчасти Фовиля) почти всецело основана на том, что говорили деятели учредительного и других собраний революционной эпохи по вопросу о необходимости развития мелкой собственности и что постановляли они на этот счет в своих законах и инструкциях. Аргументы других или остаются неведомыми (у Лаверня), или почерпнуты (у Авенеля) из тех клерикальных брошюр, которые еще до начала продаж провозглашали их выгодность лишь для одних капиталистов, или не идут дальше случайных фактов — вернее, мнений, высказанных по поводу продаж то в той, то в иной местности. Лишь по отношению к части департамента Сены и Уазы доказано (Minzes), что значительная часть проданной земли перешла в руки буржуазии, главным образом, парижан. Вопрос, таким образом, остается вообще неразрешенным; только для некоторых департаментов можно сделать выводы, основанные на протоколах продаж и на описях XVIII в. Исследование Жимеля показало, что в 27 департаментах Франции (и северных, и южных, и западных, и восточных) количество собственников несомненно увеличилось после революции. По данным описей (r ôles de vingtiè me) конца XVIII в. число статей обложения налогом, т. е. участков земли, было 590969. В 1885 г. число c ôtes fonciè res было равно для тех же департаментов 1156455. По статистическим исчисленьям, в 1885 г. на это количество c ôtes fonciè res приходилось 686934 собственника. Жимель принял это отношение и для XVIII в. и вывел отсюда, что собственников было тогда 351054 (преимущественно мелких). Итак, увеличение числа мелких собственников в 27 департаментах можно считать вполне доказанным; но в какой степени такое увеличение выпало на долю крестьян, что выиграли последние благодаря продаже Н. имуществ — этого вопроса не касаются ни Жимель, ни другие французские историки. Данные для 7 департаментов (Па-де-Кале, Эн, Кот д'Ор, Устьев Роны, Верхней Гаронны, Сарты, Орн) показывают, что в среднем от 35% до 50%, а в отдельных случаях — и более 50% всего числа проданных земель перешло в руки крестьян, причем в иных местностях на долю крестьян пришлось больше земли из числа проданных эмигрантских земель, в других — из числа земель бывших церковных; в одних местах максимум крестьянских покупок падает на 1790—1792 гг., в других — на 1792 и 1793 гг. Из тех же данных видно, что земли, прилегавшие к более крупным городским центрам — Парижу, Марселю, Ле-Ману, Э, Тулузе, Дижону, Алансону и др. — перешли большей частью, иногда даже почти все, в руки буржуазии, и наоборот, в более отдаленных от городов местах — в руки крестьян. Увеличение крестьянской собственности, однако, было далеко не равномерно и в некоторых — впрочем, немногочисленных случаях повело к созданию в среде крестьянского сословия более крупных собственников, мало-помалу перешедших в состав буржуазии. Почти во всех 7 департаментах продажа, в большинстве случаев, совершалась враздробь. За время с 1790 г. по апрель 1793 г. ассоциации, составлявшиеся для покупок, в указанных департаментах состояли почти исключительно из одних крестьян. Земли, скупленные в больших размерах, были конфискованы у приобретателей и проданы вновь, но уже враздробь, на основании закона 1792 г. Итак, фактические данные актов продажи по 7 департаментам не совпадают с предположениями некоторых историков о выгодности продаж преимущественно для буржуазии.

Литература. Из актов продаж (proc ès-verbaux des ventes) изданы Legeay только акты по департаменту Сарты, но с большими пропусками, в особенности для продаж эмигрантских земель. См. Avenel, статья biens nat. в его "Lundis r évolutionnaires" (1875); Lavergne, "Economie rurale de France" (1859); Minzes, "Die Nationalgüterverä usserung" (департаменты Сены и Уазы; 1892); Лучицкий, "По поводу одной исторической легенды" (в "Сборнике в пользу недостаточных студентов киевского университета", СПб., 1895); его же, "Вопрос о крестьянском землевладении во Франции до революции и продаже Н. имуществ" (Киев, 1895); его же, "Крестьянская поземельная собственность во Франции до революции и продажа Н. имуществ" (Киев, 1896); Gimel, доклад, прочитанный на собрании ученых обществ в Сорбонне ("Bulletin des soci été s savantes", Париж, 1890, 98—110); Foville, "Le morcellement" (П., 1885). Финансовая сторона продаж — Stourm, "Les finances de l'ancien r égime et de la ré volution" (П., 1885).