[ начало ] [ П ]

Прокл, философ

по прозванию Диадох, т. е. преемник (в управлении афинской школой) — главный представитель позднейшего неоплатонизма и последний значительный философ древнего мира (410—485); происходил из богатого семейства ликийского города Ксанфы, родился в Константинополе, учился в Александрии философии у перипатетика Олимпиодора и математике у Герона, позже переселился в Афины, где стал учеником неоплатоника Плутарха, сына Несториева (сочинения не сохранились, но в свое время он был знаменитее последнего Плутарха Херонейского и даже прозывался Великим), и дочери его Асклепигении, посвятившей П. в тайные учения и практику теургии. После смерти Плутарха он был любимым учеником, а затем преемником Сириана (см.). Будучи с ранней юности предан реставрированной неоплатониками восточно-эллинской языческой религии, П. руководствовался в своей личной жизни аскетическими принципами, не был женат, воздерживался от мясной пищи и соблюдал особые посты по уставам египетской религии и культа Кибелы, а также по личным постановлениям богов, являвшихся ему во сне. Ученик и биограф его, Марин, сообщает о нем много чудесного. Философия П. — строго систематичная и в некоторых пунктах своеобразная обработка неоплатонических воззрений. В основе ее лежат три идеи: 1) общая идея всякой и особенно восточной мистики о первом начале, или Божестве, как превосходящем всякое понятие и определение, сверхсущем и неизреченном; 2) общая П. с Плотином и другими неоплатониками идея о трех "начальных ипостасях" — Едином, или Благе, Уме и Мировой Душе; 3) более специально принадлежащая Проклу, хотя находящаяся в зародыше и у его предшественников, идея тройственного диалектического закона мирового развития. Согласно этому закону, все существующее по отношению к единому вообще и всякое существо или круг существ по отношению к своему частному единству рассматриваются в трех последовательных положениях: а) пребывания (μονή) в единстве, б) выступления (πρόοβος) из него в силу своего различения и в) возвращения (επιστροφή) к нему в силу своего сходства с ним. Эта тройственная схема, напоминающая Гегелевы три момента развития идеи (см. Гегель), проходит через всю систему П. также подобно Гегелеву диалектическому построению всего мыслимого и существующего из саморазвивающего понятия, с той разницей, однако, что П. видел в своей диалектике лишь постигаемый умом закон, которым определяется раскрытие всякого бытия, не полагая в этом диалектическом движении сущность самого бытия, как это делал Гегель. С точки зрения П., развивающаяся из абсолютного первоначала полнота мысленных определений всякого бытия хотя выражает собой свою первопричину, но не совершенно ей адекватна, не покрывает ее, так что абсолютное, или сверхсущее, несмотря на свое откровение, неизменно пребывает в своей неизреченности, остается по существу тайным и скрытым. А затем и все множество определений, развивающихся по тройственной схеме, не представляет в системе П. только логические моменты самодвижущейся мысли, а относится к живым силам и сущностям, имеющим, кроме логического, и теологическое или мифологическое значение. Первая ипостась (неизреченное Единое, или Благо) в системе П. не порождает непосредственно, как у Плотина, вторую (верховный Ум), а проявляется на первой ступени своего процесса (πρόοβος) в определенном, хотя для нас неопределимом множестве абсолютных единиц (αυτοτελεϊς ενάδες), или сверхсущем числе, которое, имея перед собой лишь первоначало, отражает только его абсолютность, без всякой примеси каких-нибудь сложных определений. Эти единицы суть для П. боги по преимуществу; их совокупность представляет собой все существующее в его первоначальном, непосредственном отношении или близости к абсолютному. Гармония сверхсущего числа, выступающая из Единого раньше Ума, есть для П. подлинное начало Провидения (πρόνοια = πρό νοΰ), или первое посредство между неизреченным и несообщаемым (αμέθεκτον) божеством и действительным миром. Как из абсолютно Единого возникает совокупность сверхсущих единиц, так вторая начальная ипостась — Ум — раскрывает свою полноту в целом мире сущих умов, состав которого, правильно расчлененный и неразрывно связанный по закону тройственного единства, представляет множество подчиненных и соподчиненных триад. В каждой из них первый член соответствует моменту пребывания или замкнутости, второй — различения и выступления, третий — возвращения к единству. Вся совокупность умопостигаемого мира разделяется на три основные триады: 1) мыслимое (νοητόν), 2) мыслимое и мыслительное вместе (νοητόν αμα καί νοερόν), 3) мыслительное (νοερόν). Это различение и по смыслу, и по выражению близко подходит к Шеллинговой формуле: субъект, объект и субъект-объект, с той разницей, что у П., согласно общему характеру древней философии, на первом месте является объективное, а не субъективное определение и третьим, или заключительным, моментом является не синтез обоих предыдущих, а лишь одностороннее субъективное положение — также согласно с духом всей древней философии, для которой цель мирового процесса состояла лишь в простом возвращении к первому началу. В дальнейших расчленениях первый (объективный) член триады обозначается у П. как бытие и существование (ϋπαρξις), второй (объективно-субъективный) — как жизнь (ζωή) и сила (δύναμις), третий — как мышление (νόησις) и знание (γνωσις). Впрочем, по внутренней связи и единородности всего во всяком действительном члене умопостигаемого мира содержится и бытие, и жизнь, и знание; различие состоит только в преобладании того или другого из основных определений: в первом члене известной триады жизнь и знание или мышление содержатся под аспектом бытия, во втором бытие и знание — под аспектом жизни, в третьем бытие и жизнь — под аспектом знания. Мыслимый (объективный) член первой триады расчленяется опять на три триады: a) мыслимую в узком значении (чисто объективную), первый член которой есть предел (πέρας), второй — беспредельность (απειρια), третий — сущность (ουσια), называемая П. ради верности Платонову Филебу смешанным (μικτόν); b) средняя триада, члены которой различаются у П. довольно смутно, носит общее название мыслимой жизни (νοητή ζωή); c) третья, называемая саможизнью (αύτοζωον), содержит совокупность идеальных сущностей, или первообразов. Во второй из основных триад (объективно-субъективной) мы встречаемся с божественными числами, затем с богами-сохранителями (θεοί συνεκτικοί) и, наконец, с богами-совершителями (θεοί τελεσιουργοί), а в последней из основных триад (субъективной) уже являются знакомые боги греческой феогонии и мифологии: Кронос, или чистый ум, Рея, или животворная сила, вызывающая ум к движению, Зевс-Зиждитель (δημιουργός) — самомыслящий (αυτόνους) творческий ум, выводящий из себя все рода существ с помощью подчиненных ему младших зиждителей (νοι δημιουργοί), затем божества ограждающие (φρουρητικοί) — Афина, Кора, Куреты. Третья, начальная ипостась — мировая Душа, связующая умопостигаемый мир с чувственным, — также расчленяется на великое множество иерархически расположенных психических существ — божественных, демонических, астральных, животных и человеческих. П. признавал все части природы индивидуально одушевленными, как и прочие неоплатоники, но расходился с ними во взгляде на материю, или на субстрат телесного бытия (ή ύλη καί παν το ύπυκείμενον των σωμάτων): для них материя была лишь крайним ослаблением божественной эманации, чем-то дефективным или не сущим (μή ον), тогда как П. выводил ее из умопостигаемого начала беспредельности, т. е. из высшей мыслимой триады. Соответственно этому он приписывал тела и богам, отличие же низших существ полагал не в телесности вообще, а лишь в сложности, грубости и косности их тел. В связи с этим причину зла (нравственного) он видел не в материи, а в произвольном отвращении человека от мира умопостигаемого и в его безмерной и неразумной привязанности к предметам чувственным. Физические бедствия П. признавал или безразличными следствиями общего мирового порядка и необходимыми условиями самого бытия частичных ограниченных существ, или же педагогическими средствами исправления и большего блага. П. принимал общее платоническое учение о переселении душ, но у него заметна тенденция ограничить область такого переселения и не допускать (как общее правило) переход человеческой души в животные тела. Более замечателен его взгляд на высшую силу нашей души; выше ума у человека способность к непосредственному восприятию абсолютно-единого — того, что выше всемирного ума. П. называет эту высшую силу "цветом нашей сущности" (ανθος της ούσιας ήμων) или "тем единым в душе, что лучше и ума в ней" (το εαυτης εν, οεστικαί του έν αυτή νοΰ κρεϊττον). Действие этой трансцендентной силы — мистический энтузиазм, или священное безумие (μανία). Хотя эта сила действует независимо от воли, но человек может и должен возбуждать ее в себе подготовительным процессом постепенного восхождения или возвращения души к божественному началу. Три главные ступени этого процесса суть: чистая любовь (ερως), умозрительное познание истины и дела веры или благочестивые упражнения — молитвы, жертвоприношения и вообще теургия, т. е. деятельное общение с высшими демонами и богами, причем вспомогательными средствами для сближения нашего с этими высшими силами служат музыка и поэзия. Из многочисленных философских сочинений П. дошли до нас следующие: 1) "Στοιχειωσις θεολογική "; 2) " Περί τής κατά Πλάτωνα θεολογίας"; 3—5) три (сохранившиеся лишь по-латыни) трактата о провидении и о зле; 6) "Είς τήν Πλατωνος πολιτείαν "; 7) " Εις τον Πλάτωνος Τίμαιον "; 8) " Εις τον Πλάτωνος Παρμενιδην "; 9) " Εις τον Πλάτωνος πρωτον Άλκίβιαδην "; 10) " Εις τον Πλάτωνος Κράτυλον". Собрание сочинений П. изд. Cousin (П., 1820—25, с дополн., 1864). См. A. Berger, "Proclus, exposition de sa doctrine" (П., 1840); H. Kirchner, "De Procli metaphysica", (Берлин, 1846).

Вл. С.

Из математических сочинений П. самым замечательным является его комментарий к I-й книге "Элементов" Эвклида, представляющий после утраты сочинений по истории математики Эвдема и Теофраста единственный источник наших сведений об истории геометрии в Древней Греции до Эвклида. Комментарий составлялся им не для одной только первой, но для всех книг "Элементов" Эвклида. Получил ли он, однако же, окончательную отделку или даже вообще был ли доведен до конца, нам неизвестно. Из других математических сочинений П. до нас дошли: составленная по Геминусу и потому не имеющая самостоятельного значения "Σφαϊρα ", " Υποτύπωσις των αστρονομικων ίύποθέςεων ", " Παράφρασις εις τήν του Πτολεμαιου τετραβιβλον" и некоторые другие, остающиеся пока еще в рукописях. В гораздо большем количестве дошли до нас философские произведения П., из которых назовем: "Στοιχείωσις φυσική" или "Περί κινήσεως", представляющее изложение в эвклидовской форме учения Аристотеля о движении. Об оригинальных результатах деятельности П. в области математики нам почти ничего не известно. Таковыми считаются обыкновенно некоторые возражения против Эвклидовского и Птолемеевского учений о параллельных линиях и определение эллипса как геометрического места определенной точки, взятой на данном и имеющем постоянную длину отрезке прямой, при всех положениях, которые он может занимать вследствие перемещений его концов на сторонах одного и того же прямого угла. Вышеуказанное важное значение для науки комментария П. к I-й книге "Элементов" Эвклида обратило на него внимание ученых еще в XVI столетии, когда Гринеусом был впервые напечатан его греческий текст в базельском издании Эвклида 1533 г., а Бароцием был сделан вышедший в свет в 1560 г. в Падуе латинский перевод. Не менее важно в научном отношении и новейшее издание (Фридлейна) греческого текста того же сочинения, вышедшее в 1873 г. в Лейпциге под заглавием "Procli Diadochi in primum Euclidis Elementorum librum commentarii". О жизни и философской деятельности П. см. E. Zeller, "Die Philosophie der Griechen" (III ч., 2 отд., стр. 774—826; 3 изд., Лейпциг., 1881).

В. Б.


Page was updated:Tuesday, 11-Sep-2012 18:16:15 MSK