— поэтическое обличение текущей действительности: таково наиболее полное определение той многообразной литературной формы, которую обиходная речь, а за нею иногда и теория, называют сатирой. Определение это слишком широко: оно переносит на весьма обширную область литературного творчества название, первоначально свойственное вполне определенной и ограниченной форме. С точки зрения этого широкого определения, сатирой должны быть названы "Недоросль", "Дон-Кихот", "За рубежом", хотя первое произведение относится к области драмы, второе — романа, третье — публицистики. Теория, в сущности, не знает, что делать с С., считая ее то произведением лирическим, то эпическим и подчас относя к ней произведения обличительно-проповеднического характера, то есть по существу своему прозаические. Между тем в том чистом виде, какой имела С. в своем источнике — в римской литературе, — она есть прежде всего произведение поэтическое. Характер поэтический — не говоря о стихотворной форме — сообщается С. тем внутренним пафосом, который выливается лишь в форму лирики; это не особенная степень пафоса — это его особый вид. Этот внутренний двигатель отличает С. от публицистики и не позволяет отнести ее к произведениям эпическим. Как бы ни было сильно негодующее возбуждение публициста, оно не должно отвлекать его от строго логических прозаических форм, в которых движется его мысль. Субъективные элементы публицистики, лишенные эстетического характера, бесконечно далеки от художественной лирики. С другой стороны, ничто не дает права отнести С. к области эпоса. Обличительный и насмешливый характер эпического произведения дает иногда обиходной речи повод назвать его сатирическим и, расширяя терминологию, относить к области чистой С. эпическое, а то и драматическое произведение с сатирическим оттенком. Но как бы ни был силен сатирический элемент в разных литературных формах — в драме, романе, памфлете, — называть их С. значит вносить смешение понятий в терминологию, о ясности которой должна заботиться теория. Иное дело — обиходная речь, которая названием С. лишь оттеняет сатирический характер произведения, а также литературная история, которая привыкла интересоваться не столько судьбами известной формы, сколько литературным выражением тех или иных общественных настроений. — Содержание понятия С. выясняется лучше всего из сопоставления его с иными смежными литературными и эстетическими формами. По исключительной силе пафоса рядом с С. стоит ода, близкая ей по напряжению, но диаметрально противоположная по содержанию: ода славословит, С. бичует. Ближе к С. по содержанию как будто стоит элегия: обе исходят из одного источника — сознания несовершенств жизни; но элегия скорбит о них, а С. негодует; элегия вдохновляется широкими моментами личной и мировой жизни — сфера С. ограничивается вопросами текущей общественной жизни; излюбленное настроение элегии — пассивное, скорбное сознание бессилия — совершенно чуждо С ., живой, боевой, деятельной, исполненной веры в осуществление своего идеала, смотрящей вперед, а не назад. Элемент насмешки, столь свойственный С., давал повод сопоставлять ее с юмором, но и это сравнение пригодно лишь для выяснения противоположности обоих явлений. Характернейшая черта юмора — сочувствие к тому, что он осмеивает, — есть полное отрицание сущности С.; юмор есть носитель примирения, С. есть выражение борьбы; смех юмора — это ласковая улыбка, смех С. — грозный и бешеный сарказм; юмор объективнее и эпичнее, С. в своей истинной форме есть чистейшая лирика — лирика негодования; наконец, юмор интересуется только индивидуальной психологией, тогда как С., даже изображая отдельные личности, имеет в виду только общественный строй. Отсюда разница в типах: тип в С. — не столько живой поэтический образ, сколько схематическое изображение, лишенное индивидуализирующих деталей, которые придают такую жизненность и прелесть созданиям юмора. Художественные образы вообще — не дело С .; вдохновленный бурным негодованием, потрясенный попранием идеала, сатирик не обладает тем душевным равновесием, которое составляет необходимое условие творческого объективирования жизненных впечатлений; могучий перевес социально-этических интересов над эстетическими делает из него лирика и подавляет в нем творца объективных типов. Медор, Сильван и Лука Кантемира не живые фигуры, а схематические воплощения тех или иных течений — не потому, чтоб автор не мог или не хотел сделать их иными, а потому, что эти схемы вполне исчерпывают настроение и намерения сатирика; большего от своих образов он не требует. Прежняя теория, отдававшая так много внимания мелочному разграничению и сближению литературных форм, сопоставляла С. с эпиграммой: и там, и здесь мы встречаемся с насмешкой над людскими слабостями. Но эпиграмма имеет в виду отдельную определенную личность, что в высшей степени чуждо высокому настроению сатирика; он проходит мимо всего исключительного, индивидуального; лишь пороки целого строя, целого общества рождают в нем творческое вдохновение.

История С. излагается различно в зависимости от содержания, которое тот или иной исследователь вкладывает в этот термин. Образец расширения понятия мы имеем в мнении Галахова ("Отеч. зап.", 1849 г., № 11), не соглашающегося с теми, которые приписывают "изобретение" С. тому или другому народу, вместо того чтобы искать ее начала в духе человеческом. "Пускай Гораций называет С. стихотворением, неизвестным Греции, а Квинтилиан говорит: Satira tota nostra est — их патриотическое или поэтическое увлечение может присвоить себе только название рода, а не самый род. С. встречается во всех известных литературах или как особенное стихотворение, или как элемент, входящий в эпопею, оду, песню. Между произведениями санскритской литературы есть поэмы исключительно сатирические; значительная часть древнейшего литературного памятника в Китае, "Книги стихов", состоит из С. У греков С. явилась вместе с появлением поэзии". С такой точки зрения история С. захватывает очень широкую область, представляя собой уж не судьбу определенной литературной формы, но историю обличительных настроений во всеобщей литературе. Родиной сатиры в европейской литературе считается Рим. В Греции были сатирические комедии и язвительные ямбы; парабаза (см.) была остатком сатирических вставок, которыми подчас прерывались слова хора в греческой комедии, но С. как обособленной литературной формы мы здесь не находим. Определенную форму придал ей впервые Энний, которого считают ее творцом. Но он воспользовался уже готовым видом народного творчества: уличные шуты забавляли толпу насмешливыми стихотворениями в определенной форме; наряду с сатурническим стихом (см.) здесь употреблялись и греческие размеры; получалась смесь — satura laux, блюдо мешанины, — откуда, быть может, не без влияния наименования сатиров, насмешливых полубожеств, получила название новая литературная форма. Под пером Гая Луцилия, одного из наиболее видных создателей этой формы, — Горация, уступающего ему по силе обличения, но превосходящего его в отделке формы, — ученика его Персия, не столько сатирика-обличителя, сколько философа, и, наконец, великого Ювенала, римская С. становится непреходящим образцом для всей последующей европейской литературы (общую характеристику римской сатиры "серебряного века" см. Серебряный век). Не находя выражения в определенной форме сатиры, сатирическое направление, можно сказать, проникает всю литературу средних веков, особенно конца их. Уже в французских баснях, фаблио, сирвентах сатирический элемент занимает заметное положение. "С. есть душа "романа о лисе". В области "городской лирики", носящей сильный отпечаток С., "иногда личной, наподобие древнегреческих ямбов, иногда общественной и политической, по образцу комедий Аристофана, иногда чисто моральной, подобно Горацию и Ювелану", должно отметить "Иepyсалимский плач" (1214 г.) — "сплошной крик негодования против богатства духовенства и развращенности Рима" (Лансон). Наконец, ряд поэтов XIII в. в борьбе с нестроением общества, государства и церкви избирает сатирические темы исключительным предметом своих произведений. Таковы Гюйо де Прованс, Гюг де Берз, Пьер Кардиналь и особенно Рютбеф (см.), "Роман Розы", произведения Раблэ, неисчерпаемый поток народного творчества, от насмешливых ярмарочных фарсов до популярных обличительных песенок — все это полно никого не щадящей галльской веселости, во всем умеющей подметить слабую сторону. Но настоящее воспроизведение римской С. мы встречаем в XVI в. Жак Пелетье напомнил об этой форме в своем "Art po é tique" (1555). Ронсар в "Discours sur les mi sè res du temps" и Дюбеллэ в "Po ë te courtisan" дали образцы С., еще не упоминая об этом названии. В 1560 г. Пьер Вире издал обличительный "Satyres chrestiennes de la cuisine papale", a дю-Вердье — "Les omonymes, satire contres les moeurs corrompues de ce si è cle" (1572). К тому же времени относится так называемая "Meниппова сатира" (см. это слово), "Satires fran ç aises" (1605) Воклэна де ла Френе стоят ближе к посланиям; поэтому, быть может, о них и не упоминает Буало, провозглашающий родоначальником французской С. Матюрэна Ренье — преувеличение, оправдываемое лишь до некоторой степени его эпическими реальными созданиями ("Facheux", "Repas ridicule" и "Macette"). Скорее это название подходило бы к самому Буало, если бы его С., легкая, скептическая, галантная, по существу относящаяся к области критики, а не поэзии и напоминающая С. лишь по форме, не была так бесконечно далека от истинного пафоса негодования — жизненного нерва С. Приближение этого пафоса слышно в XVIII в., в "Pauvre diable" Вольтера, "Le dix-huit iè me sieсle" Жильбера, "Lе docteur Pancrace" Ж. M. Шенье. В XIX в. в "Ямбах" и "Сатирах" Барбье, в "Немезиде" Бартелеми, в "Ch â timents" Гюго французская литература дает ряд превосходных образцов настоящей сатиры, бурной, искренней, негодующей. Теперь редко кто назовет свое лирическое произведение С., и никто не погонится за верностью сатирической формы. В Германии уже дидактика шпильманов (см.) носила сатирический отпечаток; в поучительных произведениях Фрейданка и Томазина де Цирклария (XIII в.) С. начинает выделяться из проповеди. Из Австрии в XII веке вышел сильный сатирик Генрих фон Мельк (см.); его направление господствовало в духовной литературе следующего века. Австриец был и Штрикер, который, кроме своего продувного "Попа Амиса", создал ряд язвительных изображений придворного быта. В конце XIII в. дворянская и придворная жизнь находит изображение в пятнадцати С., которые ошибочно приписывались некоему Зейфриду Гельблингу. Крестьянская жизнь обличается в "Meier Helmbrecht" Вернера Садовника, городская — в "Wiener Meerfahrt". В XIV в. С. занимается Гуго Тримберг; в XV появляется знаменитый "Narrenschiff" Себастьяна Бранта (см.), от которого прежде вели историю немецкой С. Реформационная литература проникнута духом С., которая является излюбленным оружием обеих сторон. В ответ на "Похвалу глупости" (см. Эразм) и "Письма темных людей" появляются "Сетования темных людей" и другие произведения противников Реформации, среди которых особенно выдается Мурнер. Самым выдающимся сатириком протестантства был Фишарт (1550—1589), "если можно назвать С. бесформенную тяжеловесную массу комических намеков, экскурсов, игры слов, прозвищ, созвучий и т. п." (Шерер). После Оница вновь наступает расцвет С., ознаменованный деятельностью Лауремберга, Рахеля, Грифиуса, Мошероша, Каница, Гунольда и др. В дальнейшем движении С., отказавшись от стихотворной формы, принимает более серьезный тон в произведениях Лискова и Рабенера. Гагедорн подражал Горацию, Рост писал личные С. против Готтшеда. Более поэтичны сатирические произведения Лихтенберга, Штольберга, Виланда, А. Шлегеля, Уланда ("Fr ü hlingslied des Recensenten"), Гофмана фон Фаллерслебена. Есть С. и у Гете — "G ö tter, Helden und Wieland", "Musen und Grazien in der Mark". С некоторыми оговорками можно считать сатирами "Atta Troll" и "Winterm ä rchen" Гейне. В Англии С. писали Голль, Рочестер, Драйден, великий Свифт, Поп, Байрон; в Италии — Ариосто, Сальватор Роза, Аламанни, Бентиволио, Альфиери; в Испании — Арженсола, Нагарро, Ларра. В русской литературе С. как особая форма процветала лишь в XVIII в., когда у нас так часто в погоне за воспроизведением содержания ограничивались подражанием форме. Но русская действительность всегда давала слишком богатый материал для сатирического воспроизведения, русские писатели были слишком полны общественными и моральными интересами, чтобы дух С. не был характерной чертой русской литературы. Уже в эпоху брожения, предшествовавшего Петровской реформе, русская повесть под влиянием едкой С. польских рассказов, западных насмешливых фацеций и фаблио "переходит от беспочвенного или идеального эпического рассказа к изображению и осмеянию отживающих и тормозящих прогресс порядков" (Степович, "О древнерусской беллетристике"). "Притча о бражнике", переработанная из западных подлинников, попала вместе с апокрифами в число запрещенных церковью книг. Особенно были распространены С. на суд, и впоследствии составлявший язву русского строя и излюбленный предмет русской С.; таковы "Шемякин суд" и "Ерш Ершович, сын Щетинников". С. ХVIII в. приходится уже вести борьбу на два фронта — и в этом смысле весьма характерно ее начало: первая С. Кантемира уже намечает те противоположные течения общественной жизни, которые будут покрыты градом насмешек в С. этого века. Смеяться приходится уже не только над фигурами и порядками отживающими, но и над незаконными плодами новых веяний, над Медорами и Иванушками, фанатиками западной культурности, сумевшими понять и усвоить лишь показную ее сторону. Будучи, так сказать, программой сатирического направления в русской литературе, С. Кантемира является первым по времени и чуть не единственным образцом этой литературной формы. Не раз называли С. свои произведения писатели XVIII и XIX вв. ("С. на развращенные нравы нынешнего века" Николева, "С. первая и последняя" Капниста, "Чужой толк" Дмитриева, "К перу моему" Вяземского), но истинную глубину сатирического изображения русской жизни мы находим не в этих произведениях, а в комедии Грибоедова, в "Думе" Лермонтова, в романе (поэме) Гоголя, в разнообразных произведениях Салтыкова-Щедрина. И даже в лирике, встречая подчас истинную С. со всей свойственной ей силой бичующего негодования ("Размышление у парадного подезда", "Убогая и нарядная" Некрасова, "Последнее новоселье" и отчасти "На смерть Пушкина" Лермонтова), мы не найдем ни чистой формы, ни названия С.: уже у Державина смешивались в одном стихотворении две столь диаметрально противоположные формы, как ода и С. Вымирание чистых и обособленных лирических форм, продолжающих свое существование только в учебниках поэтики, особенно ясно выражено в судьбах С. История сатирического элемента в разнообразных произведениях русской литературы составила бы, в сущности, наиболее яркую и характерную сторону русской общественности и именно потому не могла быть до сих пор представлена в достаточной полноте. Отдельные замечания по теории С. рассеяны в статьях о выдающихся сатириках, особенно о Кантемире (Жуковского — "Сочинения", т. 5, Галахова — "Отеч. зап.", 1849 г., 11, Дудышкина — "Современник", 1848 г., 11). Ср. также Белинский, "Сочинения", т. VIII (о С. в русской литературе); Добролюбов, "Русская С. в век Екатерины" ("Соч.", т. 1); Пятковский, "Очерки из истории русской журналистики" (в книге "Из истории нашего лит. и обществ. развитая", СПб., 1888); Афанасьев, "Русские сатирич. журналы" (М., 1859); Нагуевский, "Римская С. и Ювенал" (Митава, 1879) и ряд др. работ, посвященных Ювеналу (см.), Bautain, "De la satire" (1816); Viollet-le-Duc, "Histoire de la satire en France" (в "Oeuvres" Матюр. Ренье, 1853); Ch. Lenient, "La S. en France" (1859—1866, 2 отд.); Schade, "Satiren und Pasquille aus der Reformationszeit" (Ганновер, 1863); Erich Schmidt, "Der Kampf gegen die Mode in der deutsch. Litteratur des XVIII J." ("Im neuen Reich", 1880, 39); Schneegans, "Geschichte der grotesken S." (Страсбург, 1894). См . также литературу при статьях об указанных выше сатириках.