в западноевропейской и русской литературе — литературное направление, явившееся в XVIII и в начале XIX в. противовесом одностороннему господству так называемой псевдоклассической теории. Оно отводило первостепенное место субъективным излияниям и психологическому анализу, противопоставляло величественному и возвышенному трогательное и стремилось в лице некоторых своих представителей пробудить в сердцах читателей понимание природы и любовь к ней вместе с гуманным отношением ко всем слабым, страдающим и гонимым.

С. в английской литературе. Родиною С. была Англия. В конце 20-х годов XVIII в. Джемс Томсон своими поэмами "Зима" (1726), "Лето" (1727) и т. п., впоследствии соединенными в одно целое и изданными (1730) под названием "Времена года", содействовал развитию в английской читающей публике любви к природе, рисуя простые, непритязательные сельские ландшафты, следя шаг за шагом за различными моментами жизни и работ земледельца и, видимо, стремясь поставить мирную, идиллическую деревенскую обстановку выше суетной и испорченной городской. В 40-х годах того же столетия Томас Грей, автор элегии "Сельское кладбище", оды "К весне" и др., подобно Томсону, старался заинтересовать читателей деревенскою жизнью и природою, пробудить в них сочувствие к простым, незаметным людям с их нуждами, горестями и верованиями, придавая вместе с тем своему творчеству задумчиво-меланхолический характер. Тою же меланхолией, только более мрачною и туманною, проникнуты "Ночи" Эдуарда Юнга (1742 — 1746), пользовавшиеся громадным успехом; в чисто субъективной форме автор изливает свои грустные мысли, навеянные смертью близких людей, выражает свои религиозные убеждения и идеалы, затрагивает разнообразные нравственные вопросы, стремится растрогать и потрясти читателя. В ночной тишине и таинственном колорите ночного ландшафта Юнг находил точно отзвук своим страданиям и мрачным думам. Другой характер носят знаменитые романы Ричардсона — "Памела" (1740), "Кларисса Гарло" (1748), "Сэр Чарльз Грандисон" (1754) — также являющиеся ярким и типичным продуктом английского С. Ричардсон был совершенно нечувствителен к красотам природы и не любил ее описывать, — но он выдвинул на первое место психологический анализ и заставил английскую, а затем и всю европейскую публику живо интересоваться судьбою героев и особенно героинь его романов. В наше время недостатки романов Ричардсона ярко бросаются в глаза; но нельзя отрицать, что местами в них попадаются действительно трогательные сцены, которые могли в то время способствовать некоторому смягчению и облагорожению нравов и литературных вкусов. Лоренц Стерн, автор "Тристрама Шэнди" (1759 — 1766) и "Сентиментального путешествия" (1768; по имени этого произведения и самое направление было названо "сентиментальным") соединял чувствительность Ричардсона с любовью к природе и своеобразным юмором. В "Тристраме Шэнди" есть прекрасные страницы, посвященные неуловимым деталям душевного мира, обрисовывающие непритязательную, обыденную английскую жизнь, с любовью и добродушием воссоздающие мысли и ощущения таких скромных героев, как мистер Шэнди, дядя Тоби или капрал Трим. "Сентиментальное путешествие" сам Стерн называл "мирным странствием сердца в поисках за природою и за всеми душевными влечениями, способными внушить нам больше любви к ближним и ко всему миру, чем мы обыкновенно чувствуем". Прикрываясь именем своего героя, Йорика, Стерн грустит при виде старомодного, отжившего свой век экипажа, птички, заключенной в клетку и тщетно рвущейся на волю, со слезами на глазах вспоминает о францисканском монахе, отце Лоренцо, которого он случайно увидел в Калэ и который, встретив с его стороны неприветливое, черствое отношение, охотно простил ему обиду, подружился с ним и даже предложил ему при расставании поменяться с ним табакерками.

С. во французской литературе. Перейдя на континент, английский С. нашел во Франции уже несколько подготовленную почву. Совершенно независимо от английских представителей этого направления аббат Прево ("Манон Леско", "Клевеланд") и Мариво ("Жизнь Марианны") приучили французскую публику восторгаться всем трогательным, чувствительным, несколько меланхолическим. Возникал даже вопрос о возможности влияния Мариво на Ричардсона, но оно не может быть вполне доказано. Как бы то ни было, произведения Ричардсона, переведенные на франц. яз., встретили во Франции самый сочувственный прием. Появились "продолжения" и обработки романов Ричардсона: Буасси написал пьесу "Раmеlа en France" (1743); Нивелль де ла Шоссэ также попытался драматизировать историю Памелы (подобная же попытка была сделана в Италии Гольдони в двух пьесах: "Pamela nubile" и "Pamela maritata"). В 1786 и 1792 гг. появились две драмы (вторая принадлежала Непомюсену Лемерсье), написанные на сюжет "Клариссы Гарло". Эпизод с Клементиной из "Грандисона" также привлек внимание драматургов. Мармонтель, Лагарп, Дидро восхваляли произведения Ричардсона; такой убежденный сторонник классицизма, как Андрэ Шенье, в одной из своих элегий вспоминает несчастную судьбу Клариссы и Клементины; даже писатели вроде Лакло или Рэтиф де ла Бретонна, с первого взгляда имеющие мало общего с Ричардсоном, платят известную дань общему увлечению английским С. Под тем же влиянием создалась и "Новая Элоиза" Руссо (1761), который всегда с уважением и сочувствием отзывался о Ричардсоне. Юлия многим напоминает Клариссу Гарло, Клара — ее подругу, miss Howe. Mopaлизирующий характер обоих произведений также сближает их между собою; но в романе Руссо играет видную роль природа, с замечательным искусством описываются берега Женевского озера — Вевэ, Кларан, роща Юлии. Пример Руссо не остался без подражания; его последователь, Бернардэн де Сень-Пьер, в своем знаменитом произведении "Павел и Виргиния" (1787) переносит место действия в Южную Африку, точно предвещая лучшие сочинения Шатобриана, делает своими героями прелестную чету влюбленных, живущих вдали от городской культуры, в тесном общении с природою, искренних, чувствительных и чистых душою. Успех, выпавший на долю "Новой Элоизы" (несмотря на скептические отзывы Вольтера, назвавшего это произведение "глупым, буржуазным, безнравственным и скучным"), заставил французскую публику еще более заинтересоваться теми английскими сентименталистами, которыми увлекался Руссо. Сен-Ламбер и аббат Делилль подражают, хотя и не вполне удачно, "Временам года" Томсона; Дидро, Шенье, позднее Шендолле восторгаются его творчеством; в 1765 г. появляется перевод "Сельского кладбища" Грея, которого французская критика начинает вскоре называть "возвышенным философом"; в 1762 г. выходит в свет французский перевод первой "Ночи" Юнга; затем в течение 20-ти лет постоянно появляются новые переводы как "Ночей", так и других произведений Юнга. Им увлекаются самые разнообразные литературные и общественные деятели — Дидро, Шенье, г-жа Ролан, даже Робеспьер, Шатобриан. Рука об руку с этим увлечением шло восторженное поклонение так называемым "поэмам Оссиана" с их задумчивым, туманным и меланхолическим колоритом. Наконец, произведения Стерна, лично побывавшего в Париже и встретившего сочувственный прием у барона Гольбаха и в других салонах, также не остались без влияния на французскую литературу. В 1776 г. появился перевод "Тристрама Шэнди"; еще раньше, в 1769 г., было переведено "Сентиментальное путешествие"; в 1787 и 1797 гг. вышли полные собрания сочинений Стерна во французском переводе. Дидро в "Jacques le Fataliste" заимствовал многие детали у Стерна; г-жа де Леспинасс написала "Deux chapitres dans le genre du Voyage Sentimental". В XIX в. Стерну подражали Ксавье де Мэстр, Нодье, даже Виктор Гюго. В 1800 г. появились избранные отрывки из его сочинений под заглавием "Les beaut és de Sterne".

С. в немецкой литературе. Немало отголосков английского С. можно найти и в немецкой литературе XVIII в. Относительно романов Ричардсона можно даже сказать, что они вызвали больше различных подражаний и оставили более заметный след в Германии, чем на родине их автора. Писатели разных оттенков прямо объявляют себя сторонниками Ричардсона или подражают ему. Геллерт в стихотворении "Ueber Richardson's Bildniss" восторженно отзывается об авторе "Памелы": "бессмертен Гомер, — восклицает он, — но еще более бессмертен у христиан британец Ричардсон!" В своем романе: "Das Leben der schwedischen Gr ä fin von G***" (1746) он открыто подражает английскому образцу; его героиня, чистая душою женщина, принужденная отстаивать свою честь и выносить различные гонения и удары судьбы, списана отчасти с Памелы; даже место действия одно время переносится в Англию. Клопшток пишет оду "Die tote Clarissa", навеянную трагическою развязкою романа Ричардсона. Лессинг имеет в виду "Клариссу Гарло", создавая свою драму "Miss Sara Sampson". Гермес в предисловии к роману "Geschichte der Miss Fanny Wilkes" признается, что ему служили образцом сочинения Ричардсона и Фильдинга. Виланд сначала является горячим сторонником Ричардсона, задумывает роман в письмах ("Briefe von Karl Grandison an seine Papille Еmiliа Jervois"), пишет драму "Clementina von Porreta" (1760), представляющую собою драматическую обработку эпизода из "Грандисона"; к концу 60-х годов он начинает, однако, менять свой взгляд на Ричардсона и уже относится к его творчеству несколько скептически. В сочинениях Софии Ларош "Fr ä ulein von Sternheim" (1771) и "Rosaliens Briefe an ihre Freundin Marianne" также чувствуется влияние Ричардсона; во втором романе сказывается, сверх того, влияние Руссо, особенно в описаниях природы. Романы Ричардсона оказали, наконец, свое воздействие на немецкую словесность и в том отношении, что они вызвали к жизни целую литературу "романов в письмах", которые стали пользоваться большою популярностью. Замечательнейшим образчиком этого жанра является гётевский "Вертер", в котором одновременно чувствуется влияние Ричардсона, Томсона, Юнга (в описаниях лунной ночи и последнего прощания Вертера с Лоттою) и особенно Руссо; последним увлекались тогда многие немецкие писатели (Гердер, Юстус Мёзер и др.). Общий чувствительно-меланхолический колорит "Вертера" напоминает отдельные главы "Новой Элоизы"; несчастная привязанность Вертера к Лотте имеет сходные черты с трагическою любовью Сен-Пре; природа играет такую же роль у Гете, как и у Руссо — герои обоих писателей ищут в ней утешения и отрады, изливая ей свои думы и горести, наконец, Вертер, подобно Сен-Пре и Юлии, стоит в оппозиции к обществу, относится скептически к благам культуры и книжной мудрости, отстаивает свободу чувства, охотно вернулся бы к первобытному, близкому к природе состоянию. С. Стерна также нашел свое отражение в немецкой литературе. Лессинг увлекался произведениями Стерна; Гете утверждал, что при чтении их человеческая душа становится свободнее и прекраснее. Гетевские "Письма из Швейцарии" (1775) явно навеяны местами Стерном. Появляются и такие подражания "Сентиментальному путешествию", как "Sommerreise" и "Winterreise" Георга Якоби, полные субъективных излияний и чувствительных возгласов, "Путешествие по Германии, Швейцарии, Италии и Сицилии" Фрица Штольберга, "Путешествие по южным провинциям Франции" Морица-Августа Тюммеля и т. п. Одним из самых поздних отголосков Стерновского С. являются в XIX ст. знаменитые "Путевые картины" Гейне, по своему общему характеру, манере изложения, чередованию грустного и веселого элементов, наконец, субъективному колориту не раз напоминающие манеру Стерна.

С. в русской литературе. Первые русские переводы произведений западноевропейских сентименталистов появились сравнительно довольно поздно. "Памела" была переведена в 1787 г., "Кларисса Гарло" в 1791 — 92-м, "Грандисон" в 1793 — 94-м; вслед за тем появилось подражание первому роману — или, точнее, одной из его французских переделок: "Российская Памела" Львова. В 1793 г. было переведено "Сентиментальное путешествие" Стерна, встретившее настолько сочувственный прием, что в 1801 г. по примеру французского сборника "Les beaut é s de Sterne" было издано нечто вроде хрестоматии: "Красоты Стерна, или собрание лучших его патетических повестей и отличнейших замечаний на жизнь". "Ночи" Юнга были переведены масоном Кутузовым и изданы в 1780 г. в Москве под заглавием "Плач Юнга, или Нощные размышления о жизни, смерти и бессмертии". "Сельское кладбище" Грея было переведено на русский язык только в 1802 г., Жуковским. Очень рано появился русский перевод "Новой Элоизы" (1769); в начале 90-х годов этот роман был переведен вторично. Определенные следы воздействия С. на русскую литературу чувствуются, прежде всего, в знаменитом "Путешествии из Петербурга в Москву" Радищева (1790), в значительной степени навеянном "Сентиментальным путешествием", которое автор прочел в немецком переводе до появления русского. Подобно Стерну, Радищев чередует в своем произведении картины реальной жизни и сентиментальные отступления, перемешивает меланхолический элемент с юмористическим, описывает не только тех людей и те предметы или картины природы, которые видит по дороге, но и те ощущения, которые они вызывают в его душе. Многие эпизоды "Путешествия" Радищева могут быть сопоставлены с отдельными дорожными встречами Стерна. Швец, которого случайно слышит Радищев в Клину и с которым он меняется подарками, напоминает отца Лоренцо; Крестецкий дворянин, идеально-благородный, несколько походит на кавалера ордена св. Людовика, о котором рассказывает Стерн. Но в русской книге наиболее видное место занимает общественный и политический элемент, отсутствующий у английского сентименталиста. Другим выдающимся отражением С. в русской литературе являются "Письма русского путешественника" Карамзина (1797 — 1801). Автор "Писем" не скрывает своего восторженного отношения к Стерну, неоднократно упоминает о нем, в одном случае цитирует отрывок из "Тристрама Шэнди". В чувствительных обращениях к читателю, субъективных признаниях, идиллических описаниях природы, восхвалениях простой, непритязательной, нравственной жизни, обильно проливаемых слезах, о которых автор каждый раз сообщает читателю, сказывается одновременно влияние Стерна и Руссо, которым также восторгался Карамзин. Приехав в Швейцарию, путешественник спешит посетить Кларан, место действия "Новой Элоизы", восхваляет Руссо, "величайшего писателя XVIII в.", видит в швейцарцах каких-то детей природы, чистых душою пастухов, живущих в стороне от соблазнов суетной городской жизни. "Для чего не родились мы в те времена, когда все люди были пастухами и братьями!" — восклицает он по этому поводу. "Бедная Лиза" Карамзина — также прямой продукт влияния западноевропейского С. Автор подражает Ричардсону, Стерну, Руссо; совершенно в духе гуманного отношения лучших представителей С. к их несчастным, гонимым или безвременно погибающим героиням Карамзин старается растрогать читателя судьбою скромной, чистой крестьянской девушки, сгубившей свою жизнь из-за любви к человеку, который безжалостно покидает ее, нарушив свое слово. В литературном отношении "Бедная Лиза", как и другие повести Карамзина, — произведение довольно слабое; русская действительность почти не отразилась в ней или изображена неточно, с явною склонностью к идеализации и приукрашению. Тем не менее, благодаря своему гуманному, мягкому колориту эта повесть, заставившая широкий круг читателей проливать слезы над судьбою совершенно незаметной, скромной героини, составила эпоху в истории русской повествовательной литературы и оказала довольно благотворное, хотя и непродолжительное влияние на читающую публику. Даже в повести "Наталья, боярская дочь" (1792), сюжет которой взят из старой русской жизни, сентиментальному элементу принадлежит первое место: старина идеализирована, любовь носит томный и чувствительный характер. Сочинения Карамзина вскоре стали предметом подражания. Под влиянием "Писем русского путешественника" написано, напр., "Путешествие в полуденную Россию" Вл. Измайлова (1800 — 1802) или "Путешествие в Малороссию" кн. Шаликова (1803 — 1804); авторы этих "Путешествий", подобно Карамзину и Стерну, но без таланта последнего, подробно излагают ощущения, испытанные ими во время своих скитаний, и стараются прежде всего растрогать читателя, нередко впадая в аффектацию и манерность. "Бедная Лиза" также вызвала к жизни много подражаний, напр., "Бедная Маша" А. Измайлова (1801), "Несчастная Маргарита" (1803), "Прекрасная Татьяна, живущая у подошвы Воробьевых гор". Герой и героиня повести Жуковского "Марьина Роща" также принадлежат к категории сентиментальных любовников. Господство С. в русской литературе продолжалось, однако, очень недолго; крайности и смешные стороны некоторых приверженцев этого направления вызвали сатирические нападки кн. Вяземского, Горчакова и др. В комедии Шаховского "Новый Стерн" (1807) под именем графа Пронского выведен и осмеян типичный представитель сентиментальных путешественников и "вздыхателей" вроде Шаликова. Окончательный удар С. в русской литературе нанесло возникновение реального романа, представленного сначала Нарежным, потом Гоголем и наглядно показавшего всю условность прежних сентиментальных повестей. Впрочем, в ранних произведениях самого Гоголя, напр. в его "Вечерах на хуторе", еще чувствуются отголоски сентиментального направления — наклонность к идеализации сельской жизни и возделыванию идиллического жанра. Пушкин очень сочувственно отзывался о Стерне, убеждал Смирнову перевести "Сентим. путешествие", а десять строк из "Тристрама Шэнди" готов был поставить выше всей поэмы Мура "Лалла-Рук". Ср. E. Schmidt, "Richardson, Rousseau und Goethe" (Иена, 1875); Gasmeyer, "Richardson's Pamela, ihre Quellen und ihr Einfluss auf die englische Litteratur" (Лпц., 1891); P. Stapfer, "Laurence Sterne, sa personne et ses ouvrages" (П., 18 82); Joseph Texte, "Jean-Jacques Rousseau et les origines du cosmopolitisme litté raire" (П., 1895); L. Petit de Juleville, "Histoire de la langue et de la litt érature franç aise" (т. VI, вып. 48, 51, 54); H. Котляревский, "Мировая скорбь в конце прошлого и начале нашего века" (СПб., 1898); "История немецкой литературы" В. Шерера (русский перевод под ред. А. Н. Пыпина, т. II); А. Галахов, "История русской словесности, древней и новой" (т. I, отд. II, и т. II, СПб., 1880); M. Сухомлинов, "А. Н. Радищев" (СПб., 1883); В. В. Сиповский, "К литературной истории Писем Русского Путешественника" (СПб., 1897 — 98); "История русской литературы" А. Н. Пыпина, (т. IV, СПб., 1899); Алексей Веселовский, "Западное влияние в новой русской литературе" (М., 1896); С. Т. Аксаков, "Разные сочинения" (М., 1858; статья о заслугах кн. Шаховского в драматической словесности).