— По Русской Правде, если преступник не был застигнут на месте преступления, начиналось разыскивание "следов": предполагалось, что там, где лежит "лицо" (улики), там скрывается и преступник; поэтому если найдена "голова" (труп убитого), то вервь, где лежит голова, должна разыскать виновника и выдать его, или сама вервь платила дикую виру; если украденная вещь найдена в чьем-либо доме, то хозяин дома отвечает за татьбу. Затем понятие о "лице" расширяется: "лицом" признается самый "С.", оставляемый преступником или вещью. Если, напр., земля рассчена копытами лошадей, ногами людей или колесами повозки или если найдены остатки орудий ловли (сеть и т. п.) и эти С. приведут к верви, то вервь обязана найти среди себя вора, а в противном случае платит "продажу". Если при розыске покражи по С. этот С. где-либо теряется, то предполагается, что в этом месте находится и вор. Это положение основывалось на том, что все общины и отдельные селения, лежащие на пути С., должны были помогать истцу открывать его продолжение; если же какая-либо община не "отсочит от себя С.", не укажет его дальнейшего продолжения или, еще более, "отобьется от С.", т. е. силою устранит истца от розысков, то предполагалось, что здесь и скрывается вор. Если С. потерян на большой дороге или в пустой степи, то всякий иск оканчивался. Вервь, к которой привел С., платила "продажу" не за воровство, а за неотыскание вора или укрывательство его; поэтому она не платила "татьбы", т. е. частного вознаграждения. С. как средство разыскания при иске о татьбе имел значение тогда, когда невозможен был "свод" — а именно, когда украдена была такая вещь, хозяин которой не может признать ее своею, хотя бы и встретил ее: таковы все предметы охоты (бобр и пр.), предметы пчеловодства (мед, выбранный из борти) и т. п.