Смит Адам

(Smith) — знаменитый экономист и философ (1723—1790). Родился в шотландском городке Киркальди. Отец его, мелкий таможенный чиновник, умер до рождения сына. Мать дала Смиту тщательное воспитание и имела на него огромное нравственное влияние. В 1737 г. С. поступил студентом в Университет в Глазго, затем перешел в Оксфордский, где занимался преимущественно философией. Отказавшись от своего первоначального плана — подготовки к духовному званию, — он вернулся в Шотландию для преподавания философии. В 1748—50 гг. он читал лекции по риторике и эстетике в Эдинбурге, вне Университета, где эти предметы не преподавались. В 1751 г. С. был выбран профессором логики в Университет Глазго и вскоре за тем получил в том же Университете кафедру нравственной философии. В 1759 г. им был выпущен его первый крупный труд: "Theory of moral sentiments". В 1764 г. С. оставил профессуру и отправился в качестве наставника молодого герцога Бёккле во Францию, где пробыл более двух лет, сначала в Тулузе и на юге Франции, потом в Париже, где познакомился со многими выдающимися представителями французской науки и литературы, в том числе с физиократами Кенэ, Тюрго и др. По возвращении на родину поселился в Киркальди, где в полном уединении, живя с матерью и кузиной, работал в течение 7 лет над своим великим трудом "Inquiry into the nature and causes of the wealth of nations" ("О богатстве народов"). В 1773 г. С. переселился в Лондон и в конце 1775 г. приступил к печатанию своей главной работы, которая и вышла в свет в марте 1 776 г. В 1778 г. он получил назначение на должность члена таможенного совета Шотландии; его постоянным местожительством сделался Эдинбург, где он и умер. За три года до смерти С. был выбран ректором Университета Глазго.

С. отнюдь не принадлежал к числу боевых натур; отличительной чертой его характера были мягкость и уступчивость, доходившие до некоторой боязливости: в этом как бы сказывалось женское влияние, под которым он вырос. О рассеянности С. сохранилось множество анекдотов. Его склонность к уединению и тихой, замкнутой жизни (при большой неохоте поддерживать письменные сношения) вызывала сетования его немногочисленных друзей, в особенности самого близкого из них, знаменитого философа Д. Юма. Юм, человек совершенно иного душевного склада, оказал, по-видимому, могущественное влияние на выработку мировоззрения С. В их дружеском союзе Юм, несомненно, играл первенствующую роль. С. не обладал значительным нравственным мужеством, что обнаружилось, между прочим, в его отказе взять на себя, после смерти Юма, издание некоторых сочинений последнего, имевших антирелигиозный характер. Недостаток нравственного мужества не остался без влияния и на научно-философские воззрения С.; этим объясняется неуверенность С. относительно осуществимости его собственных любимых идей, его наклонность к компромиссам. Тем не менее С. был благородной натурой; полный энтузиазма к истине и высоким свойствам человеческой души, он вполне разделял лучшие стремления своего времени, кануна великой французской революции. Важнейшей работой С., по ее историческому значению, было его "Богатство народов"; но правильная оценка этого труда невозможна без рассмотрения более раннего сочинения С.: "Теория нравственных чувств". "Богатство народов" составляет только одну из составных частей общественно-философской системы Смита, обнимавшей всю область теоретического обществоведения, как оно понималось XVIII в. С. был профессором "нравственной философии": этим именем называлась в шотландских унив. своеобразная научно-философская дисциплина, распадавшаяся на четыре части — естественную теологию, этику, естественное право и политику, куда входила и прикладная экономика. Лекции С. обнимали все эти 4 предмета, причем естественная теология, мало его интересовавшая, излагалась им весьма кратко. "Теория нрав. чувств " представляет собой переработку его курса по этике, а "Богатство народов" возникло из его курса политики и прикладной экономки. По мнению Бокля, оба эти труда, дополняя друг друга, исходят из противоположного представления о человеческой душе: в "Теории нравственн. чувств" С. предполагает основным мотивом человеческой деятельности чувство симпатии, между тем как в "Богатстве народов" он кладет в основание всех своих построений противоположное начало эгоизма. Бокль признает это кажущееся противоречие блестящим и остроумным методологическим приемом С., понимавшего значение обоих основных мотивов человеческой деятельности, но, по методологическим соображениям, отвлекавшегося при анализе нравственности — от эгоизма, а при анализе хозяйства — от чувства симпатии. Однако, Гасбах весьма убедительно доказал полную несостоятельность мнения Бокля. В действительности, как в "Богатстве народов", так и в "Теории нравств. чувств", С. исходит из одного и того же представления о нравственной природе человека и отнюдь не пользуется тем искусственным приемом абстрагирования, который вызывает похвалы Бокля.

Всякая этическая система, — говорит С. в своей "Теории нравств. чувств", — должна дать определенный ответ на два вопроса: 1) что именно мы называем нравственным и безнравственным, в чем состоит нравственность (критерий нравственности) и 2) как складываются наши нравственные суждения, какие свойства нашего духа действуют при этом (источник нравственных суждений, происхождение нравственности). Ответ С. на оба эти вопроса сводится к следующему. Для того, чтобы признать данный образ действий нравственным, необходимо знать мотивы, его вызвавшие. Если к этим мотивам я отношусь с сочувствием, симпатией — иными словами, если чувства, побудившие человека к данным действиям, такого рода, что представление о них вызывает подобные же чувства во мне самом, — то я признаю их заслуживающими нравственного одобрения. В основании нравственной квалификации лежит, следовательно, способность человека к сочувствию, к воспроизведению в своей душе, при посредстве воображения, чувств и ощущений других людей. Но в силу чего одни чувства вызывают наше одобрение, а другие порицание? В силу свойственного людям стремления к возмездию. Действия одного рода вызывают со стороны заинтересованных лиц чувство благодарности, действия другого рода — чувство мести. Так как мы невольно воспроизводим в своей душе чувства заинтересованных лиц, то действия первого рода одобряются нами, второго — порицаются. Таким образом, критерием нравственности С. признает сочувствие или несочувствие незаинтересованных лиц к подлежащим нравственной оценке чувствам и поступкам людей, а источник нравственных суждений он видит в нашей способности воспроизводить, при посредстве воображения, чувства других людей. Сочувствие, о котором говорит С., отнюдь не следует смешивать (как это делает Бокль) с благожелательством, любовью к ближним, готовностью жертвовать личными интересами ради интересов других людей. Наоборот, во многих местах своего труда С. высказывает глубокое убеждение, что чувство бескорыстной любви к ближним не только играет совершенно ничтожную роль в жизни людей вообще, но даже и в качестве стимула нравственного поведения отступает на задний план перед другими, более могущественными мотивами. "Не нежное чувство гуманности, не слабая искра благожелательства, которую природа заронила в нашу душу, дает нам возможность побеждать сильнейшие стремления себялюбия: более могучая сила, более мощные побудительные мотивы действуют в подобных случаях. Этой силой являются разум, наша совесть, наш собственный зритель в нашей душе, человек внутри нас, великий судья и ценитель нашего поведения. Если я хочу причинить зло другому человеку, то этот судья возвышает свой голос, способный заглушить сильнейшую страсть, и говорит мне, что я являюсь такой же человеческой личностью, как и другие, что я не лучше другого и что бесстыдное и слепое себялюбие вызовет против меня возмездие, негодование и презрение со стороны других". Итак, голос совести является для С. важнейшей нравственной силой. Но каким образом развивается в человеке совесть? Под влиянием того же сочувствия. Человек оценивает в нравственном отношении поступки других людей; он привыкает относиться к чужим поступкам, как беспристрастный судья — и этот судья невольно начинает судить и свой собственный образ действий. Такой суд возможен лишь благодаря тому, что путем воображения мы воспроизводим чувства и ощущения, вызываемые нашими действиями в других людях. С. отнюдь не считает безнравственными чисто-эгоистические побуждения; безнравственными они становятся лишь тогда, когда переходят должную границу. Стремление к превосходству над другими людьми, к победе над соперниками, к улучшению своего социального положения признается С. заслуживающим полного сочувствия и одобрения, если только это стремление не приводит к причинению вреда другим людям. Этическая система С. построена на признании эгоистических побуждений главными двигателями человеческого поведения. Но вместе с тем С. решительно отрицает утилитарное обоснование этики: чувства и поступки признаются нами нравственными и безнравственными вовсе не в силу их полезности или вредности для общества или для нас, а лишь в силу непосредственного и непроизвольного сочувствия, которое они в нас возбуждают. Если нравственный образ действий оказывается всегда полезным для общества, то причина этого совпадения заключается в мудрости Провидения, создавшего человека таким, что, следуя голосу нашей совести, мы вместе с тем содействуем наибольшему счастью всего общества. Здесь выступает связь этики С. с его общим философским мировоззрением, проникнутым религиозным оптимизмом. Все душевные способности, которые заложены в нас природой — иначе говоря, Провидением — по своему существу должны быть хороши и служить на благо человеку. Полное и гармоническое развитие этих способностей одобряется нашим нравственным чувством и ведет к общему благополучно. "Теория нравственных чувств" — одна из самых замечательных работ по этике XVIII в. Являясь продолжателем, главным образом, Шэфтсбери, Гётчинсона и Юма, С. выработал новую этическую систему, представляющую собой крупный шаг вперед сравнительно с системами его предшественников. Среди современников "Теория нравств. чувств" имела огромный успех и выдержала при жизни С. больше изданий, чем "Богатство народов". Этой последней работой С., по распространенному мнению, создал новую науку — политическую экономию. Мнение это, как будет указано ниже, весьма преувеличено. Но как бы ни ценить заслуги С. в истории политической экономии, одно не подлежит спору: никто, ни до, ни после С., не играл в истории этой науки такой роли, как автор "Богатства народов". "Богатство народов" представляет собой обширный трактат из 5 книг, заключающий в себе очерк теоретической экономии (I — II книги), историю экономических учений в связи с общей хозяйственной историей Европы после падения Римской империя (III — IV книги) и финансовую науку, в связи с наукой об управлении (V книга). Изложение С. не отличается систематичностью: теоретические рассуждения прерываются обширными отступлениями статистического и исторического характера. Теория политической экономии тесно переплетена в изложении С. с требованиями экономической политики; то и другое составляет у него одно неразрывное целое. Основной идеей теоретической части "Богатства народов" можно считать положение, что главным источником и фактором богатства является труд человека — иначе говоря, сам человек. С этой идеей читатель встречается на первых же страницах трактата Смита, в знаменитой главе "О разделении труда". Разделение труда, по мнению С., — важнейший двигатель экономического прогресса. Как на условие, полагающее предел возможному разделению труда, Смит указывает на обширность рынка и этим возводит все учение из простого эмпирического обобщения, высказывавшегося еще греческими философами, на степень научного закона. В учении о ценности С. также выдвигает на первый план человеческий труд, признавая труд всеобщим мерилом меновой ценности. Но, как указал Рикардо, Смит смешивает при этом два совершенно различных понятия — труд, затрачиваемый на производство данного продукта, и труд, приобретаемый в обмен на этот продукт. Поэтому учение о ценности С. весьма сбивчиво и неопределенно. Вслед за трудом наилучшим мерилом ценности С. признает хлеб; драгоценные металлы, в его глазах, — худшее мерило ценности. В учении о распределении С. обнаруживает такую же двойственность, как и в теории ценности: иногда он говорит о прибыли, как о прибавке к первоначальной ценности продукта, определяющейся трудом; иногда же он рассматривает заработную плату, прибыль и ренту как доли, на которые распадается ценность продукта. В учении о заработной плате С. отмечает благоприятное влияние на производительность труда высокой заработной платы и указывает на совпадение интересов рабочих классов с интересами всего общества: чем быстрее растет народное богатство, тем выше заработная плата. Совершенно обратное действие рост общественного благосостояния оказывает на прибыль, которая всего ниже в самых богатых странах. Поземельный доход или рента тем выше, чем богаче страна. Таким образом, интересы рабочих и землевладельцев по необходимости совпадают с общими интересами, а интересы капиталистов противоположны им. Выдающееся место в системе С. занимает учение о капитале, под которым С. разумеет долю созданных трудом запасов, предназначаемую не для собственного потребления владельца, а для дальнейшего производства. Весь общественный продукт распадается, по С., на две части: одна идет на восстановление затраченного на производство капитала, другая поступает в распоряжение непроизводительных классов общества — собственников земли и капитала и непроизводительных рабочих, труд которых не создает новых ценностей (чиновники, солдаты, ученые, художники и пр.). Та часть общественного продукта, которая обращается на восстановление капитала, поступает в распоряжение производительных рабочих. Распадение общества на производительные и непроизводительные классы определяется распадением общественного продукта на капитал и чистый доход, в виде прибыли и ренты. От этого соотношения, иначе говоря — от соотношения между непроизводительным потреблением и накоплением капитала, — зависит рост народного богатства. Доказывая несущественность торгового баланса, С. настаивает на первенствующей важности в общественной экономии баланса между потреблением и накоплением. В области экономической политики С. является энергичным защитником хозяйственной свободы и врагом всякого рода опеки государства над деятельностью частных лиц. Именно этой своей стороной "Богатство народов" и оказало свое беспримерное практическое действие. Для огромного большинства читателей С. был прежде всего борцом за экономическую свободу. Значение С. как теоретика далеко отступает на задний план перед его значением как провозвестника новых начал экономической политики, быстро вошедших в жизнь и ставших, в некоторых частях, неотъемлемым достоянием нашего времени. Критика С. направляется, главным образом, против системы меркантилизма, во всех ее проявлениях. Теоретическое основание меркантилизма — мысль об исключительной важности в народном хозяйстве денег — признается С. безусловно ложным. Деньги — такой же товар, как и все другие. Поэтому стремление меркантилистов к обеспечению выгодного торгового баланса совершенно неосновательно. Наибольшая сумма богатства может быть достигнута предоставлением каждому полной свободы покупать и продавать по своему усмотрению. К торговой политике всей страны вполне приложимо правило, которым руководствуется каждый купец: покупать на самом дешевом рынке и продавать на самом дорогом. Поэтому всякие покровительственные пошлины, удорожающие товары, равно как и вывозные премии, искусственно поощряющие одни отрасли промышленности в ущерб другим, вредны для общества. Не менее вредны всякие стеснения свободы передвижения и приложения труда и капитала внутри страны. Каждый должен быть свободным в выборе занятия и местожительства. Цеховые привилегии, законы об оседлости, стеснявшие передвижение рабочих, законы об ученичестве, всякие монополии должны быть отменены. Вместе с тем, однако, С. обнаруживает большую уступчивость в практическом применении своих общих требований экономической свободы. Так, он признает полезность навигационных актов Кромвеля, обеспечивших, по его мнению, морское могущество Англии; в одном месте "Бог. народов" он выражает мнение, что полная свобода торговли так же неосуществима, как и любая утопия. С. признает также необходимость хозяйственных предприятий со стороны государства в том случае, когда эти предприятия по своим размерам превышают силы и средства частных лиц. Вообще практическая политика С. проникнута духом компромисса, что немало содействовало ее быстрому успеху. Относительно метода С. велось и ведется много споров. Несомненно, что большинство теоретических выводов С. облечено в дедуктивную форму, причем его основной посылкой является тезис о человеческом эгоизме. После сказанного выше ясно, что посылку эту никак нельзя признавать условным методологическим допущением со стороны С. И в "Теории нравственных чувств", и в "Бог. нар." С. исходит из одного и того же понимания человеческой природы, признаваемой им в своей основе глубоко эгоистичной. В области хозяйственной жизни эта эгоистическая основа человеческой души выступает с особенной силой, и потому С. имел полное право построить свою хозяйственную систему на этой посылке. Но, кроме посылки эгоизма, С. исходит и из другого, более шаткого тезиса: согласно своему общему философско-теологическому миросозерцанию, он предполагает некоторую предустановленную гармонию в свободной игре человеческих интересов, долженствующей привести к общему благополучию. Возможно большая свобода в проявлении всех сил и способностей человека должна повести, по мнению С., к наибольшему благу всего общества, потому что такова воля Творца. Эта произвольная посылка лежит в основании большей части рассуждений С. в области экономической политики и значительно уменьшает их убедительную силу. С другой стороны, нельзя отрицать, что индукция — наблюдение и обобщение фактов современной и исторической жизни — играет весьма видную роль во многих отделах "Бог. нар.". С. не был "исторической головой": он был слишком проникнут рационализмом XVIII в., чтобы обладать историческим чутьем, пониманием стихийного процесса органической эволюции общества. Исторические исследования С., занимающие значительную часть "Бог. нар.", несмотря на все остроумие многих отдельных его выводов, построены, в большинстве случаев, по заранее готовой схеме, для доказательства или иллюстрации тех или иных априорных положений автора. Но все это нисколько не колеблет того факта, что многие выводы С. являются более или менее удачным обобщением явлений окружавшей его хозяйственной жизни. Так, знаменитое учение С. о выгодах разделения труда несомненно возникло из наблюдений над крупным производством в мануфактурах, усиленное распространение которых было характерным фактом промышленной эволюции Англии в эпоху С. Учение о причинах различия заработной платы в разных отраслях труда также могло явиться только результатом непосредственного наблюдения. Учение о ренте — о продуктах, дающих и не дающих ренту — представляет собой неудачную попытку обобщения фактов различия ренты в зависимости от различия способов пользования землей. Вообще беспристрастное изучение "Богатства народов" приводит к заключению, что система С. не укладывается ни в один из методологических шаблонов, под которые ее желают подвести. С. одинаково пользуется как дедукцией, так и индукцией, подкрепляя свои априорные положения данными опыта и восполняя свои обобщения дедуктивными построениями. Что касается до роли С. в истории экономической науки, то по этому вопросу устанавливается все более и более согласие. Первоначальное отношение к С. — неограниченное поклонение или столь же неограниченное отрицание — сменилось теперь более спокойной и беспристрастной оценкой его исторического значения. Без сомнения, несправедливо мнение, будто С. создал экономическую науку. Во всех важнейших частях своей системы С. имел предшественников; некоторые из них даже превосходили его по силе мысли. В новейшее время Гасбах (а раньше его Клифф Лесли) обратил внимание на тесную связь теоретической пол. экономии С. с учением о естественном праве, разрабатывавшимся в течение веков многими выдающимися мыслителями Запада. Теоретическая политическая экономия явилась развитием тех отделов учения о естественном праве, которые трактовали об имущественном обороте, купле-продаже, проценте и вообще о гражданско-правовых явлениях, связанных с торговым обменом. Уже давно указывалось на связь учения С. как с работами предшествовавших экономистов Англии, так и в особенности с теориями физиократов, причем некоторые склонны были признавать С. чуть ли не плагитором Кенэ. Действительно, заслуги физиократов в деле создании современной экономической науки громадны: по оригинальности мысли и теоретической законченности системы Кенэ стоит выше С. Кенэ принадлежит честь первого теоретического построении системы политической экономии, как органического целого. В этом отношении С. был учеником Кенэ, далеко не достигшим уровня учителя. Учение С. о капитале также заимствовано у физиократов. Что касается до требования экономической свободы, то в этом отношении С. вполне независим от физиократов, ибо еще раньше их, в речи, сказанной в 1755 г., высказал это требование с полной определенностью и почти в той же форме, как и в "Бог. нар.". Во всяком случае система С. уже потому не может считаться заимствованной у физиократов, что по самому кардинальному пункту — по вопросу об исключительной производительности земледельческого труда — С. расходится с физиократами (хотя и по этому пункту следы влиянии физиократов ясно видны во многих местах "Бог. нар." — напр. в рассуждениях С. о большей полезности для страны земледелиия, чем промышленности и торговли). Система физиократов, при всей своей стройности и логическом изяществе, страдала коренным и неустранимым недостатком — отрицанием производительности неземледельческого труда. Поэтому, как ни блестяще были разработаны отдельные ее детали и как ни гениальна была общая ее конструкция, она не могла приобрести практического значения и оказала существенное влияние на общественную мысль лишь через посредство системы С. Обвинения С. в неоригинальности в значительной мере справедливы, но нисколько не умаляют значения его великого труда. Оригинальность С. заключалась не в частностях, а в целом: его система явилась наиболее полным и совершенным выражением идей и стремлений его эпохи — эпохи падения средневекового хозяйственного строя и быстрого развития капиталистического хозяйства. Индивидуализм, космополитизм и рационализм С. вполне гармонируют с философским миросозерцанием XVIII столетия; его горячая вера в свободу напоминает революционную эпоху конца прошлого века. Тем же духом проникнуто и отношение С. к рабочим и низшим классам общества вообще. С. совершенно чужд той сознательной защиты интересов высших классов, буржуазии или землевладельцев, которая характеризовала общественную позицию его учеников позднейшего времени. Наоборот, во всех случаях, когда интересы рабочих и капиталистов вступают в конфликт, С. энергично становится на сторону рабочих. И тем не менее, идеи С. послужили на пользу именно буржуазии. В этой иронии истории сказался переходный характер эпохи С. Классовые интересы еще не успели приобрести резко антагонистического характера, и С. мог вполне искренно сочувствовать рабочим, будучи идеологическим выразителем интересов буржуазии.

Сочинения С., кроме "Theory of moral sentiments" (1 изд. 1759, 6-е изд. 1790) и "Inquiry into the nature and causes of the wealth of nations" (1 изд. 1776, 4 изд. 1788): "A review of Johnson's English Dictionary" и "A letter to the Editors" — в "Edinburgh Review" (1755); "Considerations concerning the first formation of languages" (1759); "Letter to Mr. Scrahan on the last illness of D. Hume" (1777). После смерти С., в 1795 г., были изданы его "Posthumous essays". Наконец, в 1896 г. проф. Эдвин Каннан случайно открыл и издал остаток лекций С., читанных в Университете Глазго в 1763 г. по политике и прикладной экономии ("Lectures on Justice, Police, Revenue and Arms"). Лекции эти сохранились в форме записок одного студента. Сличение этих лекций с "Богатством народов" устанавливает несомненно авторство С. и представляет немалый интерес для определения степени влияния физиократов на воззрения С. Из лекций видно, что до поездки во Францию и большего ознакомления с учением физиократов, С. был гораздо менее решительным защитником экономической свободы; этим изменением мнений, может быть, и объясняется распоряжение умиравшего С. — сжечь все его неизданные рукописи.

Литература о С. чрезвычайно богата. Во всякой истории политической экономии наиболее видное место отводится С.; редкая экономическая книга теоретического характера не касается С. так или иначе. Главные специальные работы, посвященные С., его жизни или научным трудам: D. Stewart, "Account of the Life and writings of Adam Smith"; Mac-Culoch, "Sketch of the Life and writings of Adam Smith" (1853); A. Oncken, "A. Smith in der Kulturgeschichte" (1874); Inama-Sternegg, "Ad. Smith und die Bedeutung seines Wealth of Nations" (1876); Helferich, "Ad. Smith und sein Werk" (1877); Stöpel, "Ad. Smith im Lichte der Gegenwart" (1879), Neurath, "Ad. Smith im Lichte heutiger Staatsund Sozialanschauung" (1884); Delatour, "A. Smith, sa vie et ses travaux" (1886); Haldane, "Life of A. Smith" (1887); Walcker, "Ad. Smith" (1890); Farrer, "Ad. Smith" (1881); Feilbogen, "Smith und Turgot" (1892); Hasbach, "Die philosophischen Grundlagen der von F. Quesnay und A. Smith begrü ndeten politischen Oekonomie" (1890); его же, "Untersuchungen über A. Smith"; A. Oncken, "Adam Smith und Im. Kant" (1877); Paszkowski, "Ad. Smith als Moralphilosoph" (1890); Rösier, "Ueber die Grundlehren der von A. Smith begrü ndeten Volkswirtschaftslehre" (1871); v. Skarzynski, "A. Smith als Moralphilosoph" (1878); Zeyss, "Ad. Smith und der Eigennutz" (1899); John Rae, "Ad. Smith" (1895). Остроумную критику существенных частей учения Ад. С. см. у проф. Cliffe Leslie, "Essays in Political Economy and Moral philosophy". Ha русский язык работы Смита неоднократно переводились; первый перевод был сделан в 1802—1806 гг. Николаем Политковским по приказанию министра финансов. Соч. С.: "О богатстве народов" и "Теория нравственных чувств" переведены Бибиковым в 1866 и 1868 гг. В новейшее время вышел сокращенный перевод Смита в № 1 выпуска "Библиотеки экономистов". См. еще Г. Цехановский, "Значение Ад. С. в истории политико-экономических систем" (1859); В. Яковенко, "Адам С." (1893).