— весьма развитое у высших форм, весьма слабо у большинства и, вероятно, вполне отсутствует у низших. Вряд ли можно согласиться с мнением Васманна, что способность абстракции, или создания отвлеченных понятий, а следовательно, и способность рассуждения свойственна только человеку. Эмери на это возражал следующим образом. Если собака видит, напр., зеленый куст и стоящую около него скамейку, окрашенную в зеленый цвет, то мы не имеем никакого права предполагать, что она не понимает сходства в окраске того и другого предмета. А раз она понимает это, следовательно, она обладает отвлеченным понятием элементарного впечатления, производимым зеленым цветом. Если кошка скребется в дверь, то она при этом сознает ту цель, для которой она это делает. А если ей не отворяют, она взбирается на дерево, прыгает в столовую через окно, руководясь знанием местности, и вполне сознательно спешит к обеденному часу. Эмери думает, что высшие животные способны к обобщению представлений в понятия, т. е. к абстракции, и не только могут действовать целесообразно, но и сознательно относиться к преследуемой цели. Лёббок приучил собаку подавать записки с надписью: "еда", "вода", "наружу" и т. п., смотря по тому, что ей было нужно. Несомненна, напр., способность некоторых животных считать, хотя бы до небольшого числа. Гаген рассказывает про одного воробья, который, имея четверых птенцов, приносил всегда четырех насекомых. Уолькер рассказывает о кошке, которая потеряла одного из четырех котят и дополнила семейство зайчонком. Степень сообразительности и интеллекта вообще гораздо ниже, напр., у рыб. Все умозаключения, которые нам даются так легко, у низших позвоночных, в том числе и у рыб, являются лишь как результат многократного и повторного опыта. В одном опыте Мебиуса, щука, посаженная в аквариум, разгороженный стеклом на две части, причем в другой части находились другие рыбы, долгое время тщетно пыталась схватить их и тыкалась в стекло. Но зато, когда она составила себе убеждение относительно недоступности этих рыбок для нее, то она осталась при нем после того, как разгораживающее стекло было убрано, и не выказывала желания схватить плававших около нее рыбок. Тем не менее известно, что рыб можно приучать являться в известные часы за получением пищи и т. п. Переходя еще ниже, мы находим еще менее доказательств С. у животных. Никоим образом мы не имеем права переносить выводы, полученные при наблюдении над высшими животными на низших. Самки одного насекомого — Eumenes приносят в ячею личинки, из которой выйдет самец — 5 личинок мелких бабочек для прокормления, а в ячею будущей самки — 10 личинок бабочек. Лёббок хотел в этом факте видеть способность насекомого к счислению, но Фриман совершенно иначе объяснил это явление. Яйца Eumenes, из которых выйдут самцы, значительно меньше, чем яйца, из которых выйдут самки, и первые созревают в яичнике матери гораздо скорее, чем вторые. Поэтому и самка имеет в первом случае гораздо менее времени для натаскивания запаса, чем во втором. Животное инстинктивно посвящает весь промежуток между двумя кладками, т. е. все время созревания яйца, на таскание добычи для корма будущего поколения, и если этот промежуток короче, то и количество добычи или запаса будет меньше. При этом, конечно, принимается, что в среднем на добычу каждой личинки насекомое тратит приблизительно то же количество времени. Вообще же в таком случае насекомые действуют совершенно слепо, так как многие из них, размножаясь раз в течение всей жизни, — не могут иметь никакого представления об акте размножения, а тем более о нуждах будущего поколения, которого они обыкновенно и не видят. Такой, напр., разительный факт, как распознавание муравьями особей своего гнезда, иногда по прошествии чрезвычайно долгого периода времени, получил со стороны Бете весьма простое объяснение. Если мы обмоем муравья в слабом спирту и вымажем его в крови нескольких раздавленных муравьев чужого гнезда, то он в своем гнезде будет принят, как враг. Следовательно, только запах руководит муравьями при распознавании врагов и друзей. Враждебные действия, которыми встречают первых, могут быть рассматриваемы, как простой рефлекс, вызванный известным раздражением обонятельных органов. Что такой рефлекс полезен для муравьев, это ясно само собой, но оттого-то он и закрепился и стал наследственным. Известно, что пчелы и муравьи обладают способностью ориентироваться в местности подобно многим высшим животным. Бете произвел в этом направлении ряд опытов, которые привели его к весьма неожиданному заключению. Известно давно, что пчелы находят свой улей, будучи занесены довольно далеко от него. Бете убирал улей, и пчелы собирались сначала все-таки на то место, где был прежде улей, следовательно, пчелы руководятся не запахом, исходящим от улья, заключает Бете. Бете заклеивал улей синей бумагой, но пчелы легко находили его, следовательно, они руководятся не внешним видом улья. Бете заносил пчел в город, где приходилось лететь им среди высоких зданий, не будучи в состоянии подняться выше их, где, следовательно, они не могли ориентироваться с высоты птичьего полета, и они все-таки находили свой улей. Бете приходит к странному, на первый взгляд, заключению, что пчелы повинуются какой-то неизвестной нам силе, привлекающей их к улью и действующей даже на расстоянии нескольких километров. Вообще, насколько мало мы имеем права судить об органах чувств насекомых по аналогии с нашими, можно судить по одному давнишнему опыту Рилея (Riley). Он получил из Японии яйца шелкопряда. Когда вышли из них бабочки, он оставил самку в клетке в саду в Чикаго, а самца отнес за 1 1/2 мили. На другой день самец был около самки. Рилей думает, что насекомые могут воспринимать такие колебания материальных частиц, которые совершенно недоступны нашим органам чувств. Припомнив эти опыты Рилея, невольно склонялись к предположению, что, может быть, и в опытах Бете над пчелами сущность дела не в присутствии неизвестной силы, а неизвестных нам органов чувств. Для муравьев, Бете доказал, что они отыскивают пищу, случайно на нее наталкиваясь, а потом идут по своим следам обратно, а по их следам идут другие муравьи, и т. д., причем все они руководятся, по-видимому, исключительно обонянием. Это чувство у них настолько хорошо развито, что они, подобно гончим собакам, не только различают след, но и его направление, т. е. могут, вероятно, по степени убывания силы запаха определить, в каком направлении прошел муравей, оставивший след (хотя Бете дает иное объяснение этой последней способности). Таким образом, одно и то же явление — ориентировка в пространстве, замечаемое, напр., у почтового голубя и у пчелы, должно иметь совершенно разные объяснения; ибо то и другое животное руководятся при этом иными органами чувств и психическая сущность явления далеко не тожественна в том и другом случае. Что касается до низших беспозвоночных с их мало дифференцированной системой, то у них, за отсутствием сознательной деятельности, отсутствует и С. (см. Сознание животных и Психическая жизнь животных).

Ср. Bethe, "D ürfen wir den Ameisen und Bienen psychische Qualitä ten zuschreiben" ("Arch. f. d. ges. Physiologie", 70 т., 1898); заметки Васманна и Эмери в "Biolog. Centralblatt" (т. 17 и 18, 1897 и 1898); Шимкевич, "Биологические очерки" (СПб., 1898).

В. М. Ш.