История судебного красноречия. — Из государств древнего мира особенное значение для истори С. красноречия имеют Афины и Рим. В Афинах С. красноречие достигло высокой степени развития благодаря свободному политическому устройству и существованию народных судов (гелиасты). Первоначально судебные ораторы (логографы) только приготовляли речи, а произносить их должны были стороны, так как по законам Солона каждый афинянин должен был сам защищать свое дело. Постепенно этот порядок был оставлен, и судебные ораторы получили право выступать в суде лично, сначала в качестве друзей тяжущегося. Замечательнейшие из афинских судебных ораторов — Лизий (лучший логограф), Исей, Ликург, Гиперид, Эсхин; последний в разгар своей славы являлся соперником Демосфена, величайшего оратора древнего мира, политические речи которого заслоняет собою несколько его судебные речи. Демосфен постоянно сталкивался с Эсхином, который вел против него известный процесс о венке (отвергая право Демосфена на эту награду за услуги государству); по поводу этого процесса написана одна из лучших речей Демосфена, одержавшего решительную победу. В Риме расцвет С. красноречия, как и политического, совпадает с последним периодом республики и кончается вместе с нею. Речи Катона, Красса, Гортензия уже свидетельствуют о блеске римского красноречия; наиболее полное выражение оно получило в речах Цицерона, в течение многих веков остававшегося величайшим авторитетом в области ораторского искусства. Судебные речи греческих и римских ораторов заслуживают изучения как по изяществу внешней формы, так и по богатству содержания. В них дается образцовое изложение дела, доказательства подвергаются всесторонней оценке, употребляются все известные ораторские средства, служащие для того, чтобы повлиять на судей. Впоследствии, в эпоху упадка, С. красноречие в Риме утратило свои преимущества. В период империи адвокатам не было надобности увлекать и убеждать; форум опустел, судебные заседания перешли в закрытые, недоступные для посторонних помещения; народных судей сменили чиновники. Соответственно этому от адвокатов стало требоваться, главным образом, не ораторское искусство, а практическая ловкость, связи и богатства. С. красноречие выродилось в бессодержательное и цветистое фразерство. Средние века с их феодальным режимом, сословным строем, невежеством народных масс и отстранением их от общественных дел не могли содействовать развитию С. красноречия: когда даже в судах дела решались силой (судебные поединки), слово не имело большого значения. Дошедшие до нас образцы С. красноречия средних веков принадлежат французским ораторам, деятельности которых благоприятствовало учреждение парламентов. Средневековые речи свидетельствуют о рабском и неумелом подражании древним образцам, об исключительном преобладании внешней формы; ораторское искусство того времени было далеким от жизни, схоластическим упражнением. В речах доказательства подбирались по внешним признакам, в известном числе, напр. в честь 12 апостолов составлялось 12 доказательств, из них 3 цитаты из св. отцов, 3 из Св. Писания и т. п. В XVI, XVII и XVIII вв. Франция продолжала сохранять первенствующее место в области С. красноречия. С. речи франц. адвокатов XVII и XVIII в. вырабатывались по правилам классических риторик, по образцу главным образом Цицерона, но в то же время и под сильным влиянием общественных и литературных течений того времени: в XVII в. — так наз. ложного классицизма, в XVIII в. — сентиментализма и философских учений энциклопедистов. С внешней стороны они отличаются правильностью построения, делятся на установленное число частей; в них часто встречаются без всякой надобности высокопарные выражения, обороты, заимствованные у древних ораторов, латинские цитаты, напоминающие схоластически средневековые произведения. В XVII в лишь немногие адвокаты сумели избежать в известной мере указанных недостатков, придать своим С. речам живую, увлекательную внешность и сделать их содержание соответствующим обстоятельствам дела, без обременения речи эрудицией и многословием. Самыми выдающимися адвокатами XVII в. считаются Леметр и Патрю. Речи адвокатов в XVIII ст. отличаются от речей их предшественников большей свободой от условных форм, сентиментальными лирическими отступлениями, меньшим количеством латинских текстов, заменяемых рассуждениями общего философского характера и картинами, выхваченными из современной жизни. Из французских адвокатов XVIII в. наиболее известны де Саси, Кошен, Норман, Лоазо де Молеон, Жербье и Лэнгэ. Огромное большинство адвокатов не произносило своих речей, а читало их по запискам, так что они, в сущности, были особым родом литературного творчества. В XIX стол. чтение С. речей вышло из употребления; С. красноречие освободилось от подчинения чуждым современному духу классическим и схоластическим формам. Вместе с тем и содержание судебных речей стало обусловливаться исключительно особенностями дела и его значением, что обеспечило дальнейшее развитие С. красноречия, разнообразие речей и их индивидуальность в зависимости от характера ораторов. В XIX в. Франция дала целый ряд замечательных судебных ораторов, многие из которых были в то же время и политическими деятелями: в первой половине столетия — Беррье, Шэ д'Эст Анж, братья Дюпен, во второй — Жюль Фавр, Гамбетта, Лашо, Бетмон, Лиувиль и др. Гамбетта был, главным образом, политическим оратором; таким он оставался и в судебном заседании, пользуясь делом лишь как исходным пунктом для поддержания какого-либо общего принципа. Жюль Фавр, тоже политический деятель и оратор, отводил гораздо большее место адвокатской деятельности, на которую смотрел как на средство защиты права везде, где ему грозила опасность. Его речи, тщательно отделанные, основаны на полном изучении материала. Он часто выступал по преступлениям печати и бракоразводным делам; может быть, в зависимости от этого его речи кажутся несколько однообразными, во многих из них не чувствуется вдохновения. Его лучшая С. речь — по делу Орсини, в которой сказались его лучшие качества: сила, краткость, простота и искренность. Величайшим адвокатом в первой половине XIX в., по оценке современников, был Беррье, главная сила которого заключалась в личном обаянии; в чтении его речи не производят сильного впечатления: они небрежно отделаны, слишком приподняты и растянуты. Лашо был особенно искусен в воздействии на присяжных. Он не поднимался над средним уровнем морали, не возводил дела на степень общественного явления, но превосходно знал среду, в которой действовал, ее мировоззрения, симпатии и антипатии. В Англии лучшие силы отдавались всецело политическому и духовному красноречию, С. красноречие отодвигалось на второй план, и до сих пор политическое красноречие безусловно преобладает над судебным. В Германии долго не было почвы для какого бы то ни было красноречия, кроме духовного. Развитие С. красноречия началось после событий 1848 г., но до сих пор германская адвокатура не дала ораторов, известность которых перешла бы за пределы их страны. Исключение составляет один Лассаль, замечательный и как судебный оратор. В России С. красноречие появилось лишь с С. Уставами, с учреждением суда присяжных и присяжной адвокатуры. За истекшее тридцатипятилетие деятельности новых судов среди русских обвинителей и защитников выдвинулось несколько даровитых ораторов, успели сложиться некоторые типичные особенности, позволяющие говорить о русском С. красноречии. Речи лучших русских ораторов отличаются простотой и искренним тоном, отсутствием риторики и театральных приемов, уважением к участвующим в процессе. В характеристиках нет стремления представить личность противника в дурном свете и тем дискредитировать его; целью характеристики ставится выяснение характера и образа действий данного лица, насколько это необходимо для процесса. Простота стиля, однако, не делает С. речи русских ораторов сухими и бесцветными докладами; это живая и продуманная оценка практического материала, творческая работа над ним, умелое проведение главной мысли оратора. Самым выдающимся русским обвинителем является А. Ф. Кони (см.). Из русских адвокатов приобрели известность П. А. Александров С. А. Андреевский, К. К. Арсеньев, В. Н. Герард, Н. П. Карабчевский, А. В. Лохвицкий, П. Г. Миронов, А. Я. Пассовер, Ф. Н. Плевако, П. А. Потехин, В. Д. Спасович, Е. И. Утин, кн. А. И. Урусов, А. И. Языков.

Теория С. красноречия. С. красноречие — часть ораторского искусства, общие правила которого приложимы и к нему; но вместе с тем существуют некоторые особенности, создаваемые условиями С. состязания. В видах удобства их можно рассмотреть, применяясь к аристотелевскому делению речей на 5 частей (вступление, программа речи, изложение, доказательства и заключение). Само собою разумеется, что сообразно с обстоятельствами дела и объемом речи число ее частей и их расположение могут и должны меняться. В этом отношении оратор должен руководиться единственно началом целесообразности. Вступление речи служит для подготовки слушателей, для введения их в предмет речи; неудачные первые фразы могут ослабить впечатление всей речи. Вступление произносится обыкновенно в спокойном тоне; исключение составляют реплики, вызванные несдержанными речами противников, и речи в процессах, в которых оратор обращается преимущественно к чувству судей, рассчитывая добиться таким способом снисхождения. Темой вступления бывает интерес дела, его общественное значение, обращение к судьям, выяснение спорных вопросов, предварительное разрешение которых необходимо для успешной аргументации оратора, устранение предубеждения судей, слабые места речи противника и, наконец, краткое описание самого события, дающее возможность сразу перейти к разбору отдельных деталей дела и т. д. Программа речи устанавливает порядок изложения и намечает отделы речи, последовательность их, значение и взаимную связь. В программе С. речи намечаются как юридические, так и бытовые и психологические особенности данного случая. Изложение слагается из описания события и характеристики участвующих в деле. В современном процессе на суде присяжных, оценивающем не только деяние, но и деятеля, характеристики имеют важное значение, так как образ действий лица, вероятность совершения им преступления зависит от его свойств, привычек и взглядов. Исследование личности на суде не должно, однако, идти дальше необходимого для выяснения истины. Отступление от этого правила, допускаемое иногда в речах французских адвокатов, создает на суде ложную атмосферу, без надобности вводит судей в область интимной жизни подсудимого или других лиц. Описание события в сложных делах должно быть не только простым пересказом или повторением обстоятельств дела, но последовательной и полной картиной, в которой все установленные С. следствием обстоятельства оценены и поставлены на свое место. Доказательства составляют чрезвычайно важный отдел С. речи; в иных случаях она может состоять только из этого отдела с прибавкой нескольких вступительных или заключительных фраз. Оратор должен для убеждения суда достигнуть своею речью так назыв. процессуальной достоверности, исключающей разумные основания для сомнения в правильности выводов. Если такое сомнение не устранено, С. речь не достигла цели. Бремя доказательств в процессе лежит на обвинении; поэтому в защитительной речи можно ограничиться опровержением доводов противника. Доказательства должны располагаться так, чтобы слабые не заслоняли сильных; лучше поэтому избегать нагромождения доводов или, по крайней мере, указывать, какие из них имеют главное, какие — второстепенное значение. Достоинство С. состязания требует также, чтобы противник не пользовался неловкостью оппонента в ущерб истине и против своего убеждения. Расположение доказательств в С. речах определяется особенностями данного дела; общепринятое правило, установленное Цицероном и Квинтилианом, — не начинать со слабых доказательств, приберегая их к концу, когда на судей уже произведено должное впечатление; наоборот, при опровержении доводов противника считается выгодным начинать с его самых слабых доказательств. Если речь длинна, считается полезным в конце кратко резюмировать приведенные доказательства и восстановить в памяти судей ход аргументации. Заключение С. речей служит для выражения окончательных требований и выводов оратора: здесь подводятся итоги сказанному, наносятся последние удары противнику, оратор в последний раз старается укрепить в сознании судей поддерживаемые им положения. Заключение бывает нужно только в больших С. речах, но и в таком случае оно должно отличаться краткостью, так как иначе судьи могут не уловить главного вывода и требования. Заключение часто произносится в повышенном тоне: настроение оратора естественно достигает наибольшего подъема в решительный момент С. состязания, он делает последнее усилие убедить судей в правильности своих взглядов и воздействовать на их чувство, для чего и прибегает к такому сильному средству, как пафос.

Литература. Berryer, "Leçons et modèles d'éloquence judiciaire"; Munier Jolain, "Les époques d'é loquence judiciaire"; его же, "La plaidoirie dans la langue fran çaise"; Le Berquier, "Le barreau français"; Roger et Allon, "Les grands avocats du siècle"; Ajam, "La parole en public"; Paignon, "Eloquence et improvisation"; Schall u. Bayer, "Vorschule d er gerechtlichen Beredsamkeit"; Frydman, "Systematisches Handbuch der Vertheidigung"; Ortloff, "Die gerichtliche Redekunst"; Б. Глинский, "Русское С. красноречие"; А. Левенстим, "Речь государственного обвинителя"; Л. Ляховецкий, "Характеристики известных русских С. ораторов"; Е. Васьковский, "Организация адвокатуры"; А. Тимофеев, "Речи сторон в уголовном процессе"; его же, "С. красноречие в России"; его же, "Очерки по истории красноречия"; К. Арсеньев, "Французская адвокатура" ("Вестник Европы", 1886 г., № 1).