(итал. Firenze, прежде Fiorenza, лат. Florentia — "цветущий город") — главный город провинции Ф., до 1859 г. главный город Тосканского великого герцогства, с 1865 до 1871 г. столица Итальянского королевства, под 43°46' с. ш. и 11°17' в. д. от Гринвича, на высоте, в среднем, 51,8 м, в долине по обоим берегам реки Арно, который в этом месте сжат двумя запрудами (pescaje), имеет от 120 до 160 м ширины и делит город на 2 части. Северная часть города окружена отрогами Апеннинских гор. Ф. после Милана и Турина — самый чистый и опрятный из больших городов Италии. Климатические условия во Ф. в общем довольно благоприятны для здоровья; только для страдающих грудными болезнями пребывание здесь может представлять некоторую опасность ввиду частых и довольно резких изменений в температуре. Средняя температура в январе 5°, в июле 25,1°; средняя годовая температура 14,6° Ц. Жителей в 1881 г. было 169001, в феврале 1901 г. — 204950 челов. Ф., нередко называемая "la bella" (красивая) и "la gentile" (прелестная), давно заслужившая имя "итальянских Афин", значительно увеличилась после срытия (с 1859 г.) городских стен на протяжении почти 10 км. Из девяти сохранившихся городских ворот выдаются Порта алла Кроче (построенная в 1330 г.), Порта Сан Галло (в 1284 г.) с фресками Гирландайо, Порта Романа (построенная в 1328 г. Джакопо Орканья), Порта Сан Фредиано (1324) и Порта Сан Миниато. Две цитадели: меньшая — Бельведере, на самом высоком пункте города; большая — Форте ди Сан-Джованни-Баттиста, в центре города. Вдоль обоих берегов реки набережная, так назыв. Лунгарно. Через р. Арно перекинуто шесть мостов, из которых самый древний Понте алле Грацие, построенный в 1237 г. Трехарочный "Старый мост" (Понте-Веккио), уцелевший еще от римского времени, с лавками золотых дел мастеров, был перестроен в 1362 г., Понте-Санта-Тринита — в 1467 г. Частью очень узкие и из-за выдающихся крыш домов полутемные улицы Ф., вымощенные с 1237 г. кирпичами, а позднее каменными плитами, в настоящее время во многих местах уже расширены. Проложенная на месте прежних укреплений широкая улица Виале-деи-Колли опоясывает лежащую на сев. берегу р. Арно часть города. Из 23 более значительных площадей центром городской жизни является Пиацца делла Синьория, самая богатая произведениями искусства, с Палаццо Веккио и Лоджия деи Ланца; в ее настоящем виде она с XIV в. была ареной народных собраний, празднеств и битв; Савонарола и два доминиканца были в 1498 г. здесь сожжены; на ней стояла до 1873 г. колоссальная статуя Давида работы Микеланджело (в настоящее время в купольном зале академии); здесь же Геркулес, убивающий Кака, работы Бандинелли; большой фонтан с Нептуном и Тритонами работы Амманати и бронзовыми фигурами учеников Джованни да Болонья (1575); Марцокко — бронзовый лев, новая копия с оригинала Донателло в национальном музее; конная статуя Козимо I работы Джованни да Болонья (1594). Пиацца делла Сантиссима Аннунциата с трех сторон окружена колоннадами; украшена двумя фонтанами работы Пиетро Такка (1629) и конной статуей великого герцога Фердинанда I (работы Джованни да Болонья), отлитой в 1608 г. из отнятого у турок металла. На Пиацца Санта Mapиa Новелла, украшенной двумя мраморными обелисками (1608), накануне праздника св. Иоанна Крестителя, покровителя города, по установлению (1563) Козимо I происходили конские ристалища четверок, запряженных в колесницы, с возницами в римских костюмах. Пиацца Санта Кроче с памятником Данте — мраморной статуей в 6 м высоты, на цоколе в 7 м, работы Пацци, поставленной в 1865 г. по случаю 600-летнего юбилея рождения поэта. Пиацца Санта Тринита, с гранитной статуей из терм Каракаллы в Риме, перенесенной сюда в 1563 г. и увенчанной в 1581 г. порфировой статуей Справедливости работы Тадди, на которую позднее был накинут бронзовый плащ. Из 170 церквей и капелл Ф. прежде всего бросается в глаза величественный собор Санта Mapиa дель Фиоре, начатый постройкою в 1294 г. на месте старой церкви св. Репараты; отдельно от него стоит колокольня в 84 м высотой, отделанная, как и самый собор, разноцветным мрамором; отдельно стоит и древнее (XV стол.) здание крестильни (Battistero San Giovanni) в тоскано-романском стиле. Церк. Санта-Mapиa Новелла в тосканско-готическом стиле, начатая постройкою в 1278 г.; церковь Сан-Спирито — базилика, построенная в 1487 г. в форме латинского креста, по внутренней отделке одно из самых красивых зданий во Ф.; церковь Санта-Кроче (1294—1442) — пантеон Ф. с памятниками Данте, Микеланджело, Галилея, Макиавелли и других великих граждан Ф. Сантиссима Аннунциата, основанная в 1250 г., позднее расширенная и украшенная. Сан-Лоренцо, в 390 г. основанная и в 397 г. освященная св. Амвросием Медиоланским, одна из древнейших церквей Италии; в 1423 г. пострадала от пожара, в 1425 г. была отстроена в стиле древнехристнской базилики. Санта-Тринита, построенная в 1250 г. и переделанная в 1570 г. На левом берегу Арно, в Санта-Mapиa-дель-Кармине, капелла Бранкачи с очень важными для истории искусств фресками. Рядом с городом базилика Сан-Миниато-аль-Монте (в большей части XII в.) в тоскано-романском стиле. Из многочисленных, обращенных с 1865 г. по большей части под административные, военные и художественные учреждения, мужских и женских монастырей разных орденов замечательны Санта-Мариа-Новелла, Санта-Кроче и Сан-Марко, отчасти размерами, отчасти классическими произведениями искусства. Ф. богата дворцами в строгом стиле, с фасадами простыми и без украшений, часто из огромных, грубо обтесанных глыб фьезоланского камня. Внутри один или несколько четырехугольных дворов, обнесенных аркадами, откуда нередко крутые лестницы ведут в жилые комнаты. Зубчатые верхи некоторых из этих дворцов, крепкие, обитые железом ворота, толстые, в 1—2 м, стены домов и кое-где над ними возвышающиеся башни напоминают о кровавых столкновениях средневековья. Самое большое и красивое из этих зданий — Палаццо Питти в стиле раннего Ренессанса. Палаццо Веккио — первоначально резиденция синьории республиканского правительства, потом великого герцога Козимо I, теперь городской дом, построенный в 1298 г., с "Залом Пятисот", одним из самых больших и величественных в Европе. Близ него построенная в 1376—82 г. знаменитая Лоджиа деи Ланци (получившая свое название от немецких телохранителей Козимо I). В Палаццо Уффици, построенном в 1560—74 гг., теперь национальная библиотека, архив и знаменитая Галлериа дельи Уффици с богатым собранием произведений искусства; в Accademia delle belle Arti богатая, расположенная в хронологическом порядке коллекция картин старейших флорентинских мастеров; с 1873 г. здесь же находится и колоссальная статуя Давида, работы Микеланджело. Палаццо Строцци (1489—1553) представляет собой высшую ступень развития флорентинского архитектурного стиля; Палаццо Рикарди — когда-то жилище знаменитых Медичи старшей линии, в 1865—71 г. резиденция министерства внутренних дел; Палаццо Подеста, теперь назыв. Bargello, начатый постройкою в 1255 г., с XVI стол. по 1859 г. служивший зданием суда и тюрьмы, в 1859—65 г. отлично реставрированный и обращенный в национальный музей. Университет (философский, физико-естественный и медико-хирургический факультеты и фармацевтическая школа Scuola di farmacia), основанный в 1349 г. и в 1859 г. преобразованный в институт высших наук (Institute di studi superiori pratici e di perfezionamento), с курсами философии, истории, археологии и литературы (слушателей 400—450 чел.). Военно-географический институт; практическая школа военных врачей. Недавно по частному почину открыт институт для подготовления к дипломатической и всякой другой государственной службе. Высшее девичье училище, учительские семинарии мужская и женская. Художественное училище для образования архитекторов; музыкальная консерватория; основанная в 1882 г. немецкой колонией немецкая школа для мальчиков и девочек; частное девичье училище с пансионом; основанное диаконисами девичье училище; две гимназии, реальное училище. Accademia della Crusca, институт для исследования истории Тосканы и Умбрии, Accademia dei Georgofili (для поощрения сельского хозяйства), Общество поощрения драматического искусства, Филармоническое общество, Societ à d'Incoraggiamento delle belle Arti, ежегодно устраивающее выставки картин. Кроме уже упомянутых художественных собраний, имеются еще "Галлериа дельи Арацци", собрание стенных ковров в Палаццо Крочетта, галерея Буонаротти с произведениями и эскизами Микеланджело, "Галлериа Торриджиани" в палаццо того же названия, картинная галерея в воспитательном доме, открытый в 1891 г. соборный музей, в котором хранятся преимущественно художественные произведения, взятые из собора и баптистерия (римские и этрусские древности, рельефы, серебряный алтарь и т. д.). Музей естествоведения (Museo fisico e di Storia Naturale), основанный великим герцогом Леопольдом I; кроме зоологических коллекций, в которых особенно богато представлен отдел орнитологии, прекрасное полное собрание восковых препаратов по анатомии и зоологии и целая масса художественно исполненных из воска лепных растений. К музею принадлежат обсерватория и ботанический сад; здесь читаются бесплатные лекции по всем отраслям естествоведения. С 1841 г. здесь же хранятся инструменты и другие предметы, напоминающие о Галилее. Богатый археологический музей с предметами из древних могильников и египетскими и этрусскими древностями (последние добыты по большей части во время путешествия Росселини в 1827—29 г.), помещается в Палаццо Крочетта; основанный А. Де Губернатисом индийский музей, а также минералогические и геологические коллекции бывшего университета — в Instituto di studi superiori. Главные общественные библиотеки: 1) основанная в 1444 г. Козимо Медичи библиотека Медичейская, или Laurentiana (4000 томов, 669 брошюр, 9609 драгоценнейших рукописей греческих и римских классиков, богатое собрание печатных произведений XV ст.); 2) Национальная библиотека, образовавшаяся в 1860 г. от соединения находившейся прежде в Палаццо Питти великогерцогской Biblioteca Palatin à и еще более значительной, основанной бывшим ювелиром Ант. Мальябекки и с 1747 г. открытой для общественного пользования Biblioteca Magliabecchiana (414640 том., 300148 брошюр, 8785 музыкальных произведений, 6100 гравюр на меди и рисунков от руки, 17229 рукописей и очень редких печатных книг); 3) Biblioteca Marucelliana (140000 тт., 17000 брошюр, 1441 рукописей), основанная в 1713 г. Маручелли, с коллекцией гравюр на меди; 4) Biblioteca Riccardiana (3 2574 тт., 3844 рукописей, рукописи Данте, Галилея, Петрарки, Макиавелли). Центральный архив Тосканы, образовавшийся в 1851—58 гг. из слияния нескольких отдельных архивов — дипломатического, республиканского, Медичейского, упраздненных монастырей и т. д., — находится в Палаццо Уффици и содержит в 140000 богатейшие сокровища, неоценимые для исторических исследований. Двенадцать театров все одновременно бывают открыты лишь во время карнавала; в остальное время открыта лишь часть их. Театр делла Персола построен в 1652 г., возобновлен в 1857 г., вместимостью на 2000 зрителей, предназначается для оперы и балета; театр Николини (прежде Кокомеро) — для итальянской и французской оперы и драмы; театр Сальвини — для французской комедии; в театре Пальяно помещаются 40 0 0 зрителей. Госпиталь Санта-Mapиa Нуова (основ. в 1285 г.) на несколько тысяч больных обладает собранием картин. Еще несколько больниц, институт слепых, евангелическая больница, воспитательный дом, основанный по плану Брунеллески его учеником Луной (Luna) в 1421 г. на средства шелкоткацкого цеха; дом умалишенных, рабочий дом, ломбард со сберегательной кассой. Процветавшая когда-то промышленность гор. Ф. находилась еще недавно в упадке, но за последнее время замечается стремление к подъему и улучшению. Соломенные шляпы и шелковые материи изготовляются все еще в большом количестве, но производство шерстяных материй и бархата незначительно. Замечательны еще работы из мрамора и алебастра, флорентийская мозаика. 8 уличных железнодорожных линий с лошадиными, паровыми и электрическими двигателями. Близ города построенная в 1868 г. дорога Viale dei Colli, в 5760 метр. длиной и 18 метр. шириной, поднимающаяся на высоты и украшенная скверами, розовыми кустами и аллеями; отсюда величественный вид на город и возвышающиеся за ним горы. В зап. части города расстилаются "Кашины" с парками и густыми лесными чащами. На Ю.З. лежит Чертоза ди Валь д'Эма, в 10 км севернее — Фьезоле (см.); далее на востоке — монастырь Сан-Сальви (XI в.) с картиной "Тайной Вечери" работы Андреа дель Сарто (1526).

История Ф. Прекрасный город на р. Арно (bella Firenze) должен быть признан первостепенным очагом общей культуры. Уже папа Бонифаций VIII (в 1300 г.) называл его "квинтэссенцией миpa". По словам Ренана, Ф. после Афин больше всех сделала для истины и для красоты. "Каждая улица Ф. — целый мир искусства; ее стены — сосуд, содержащий роскошнейший цветок человеческого гения; этот город — драгоценнейший алмаз в диадеме, которой украсил землю итальянский народ" (Leo, "Geschichte d. italienis chen Staaten").

1) Древняя история Ф. (этрусское и римское время). В эпоху господства этрусков на крутой горе, господствующей над долиной Среднего Арно, процветал крепкий город Фэзулы (ныне Фьезоле, см.). Он не потерял значения и после римского завоевания (ок. 300 г. до Р. Х.) благодаря торговому движению, поднимавшемуся по реке. В качестве пристани города ниже его на левом берегу реки возникло (около 200 г. до Р. Х.) поселение, которое стало зерном Ф. Уже тогда "Нижние Фэзулы" получили от римлян название Florentia ("цветущая"), вероятно, из-за плодородия страны и богатства города-дочери, скоро превзошедшего метрополию. Во время союзнической войны Фэзулы примкнули к группе восставших против Рима городов, и потому после взятия их Ф.-пристань была разрушена (82 г. до Р. Х.). Ок. 59-го г. сюда была выведена по инициативе Цезаря небольшая римская военная колония для защиты переправы через Арно (colonia Julia Florentia). Топографию ее можно установить довольно точно при помощи развалин, а также старых описаний. Она занимала квадрат со стороной приблизительно в 500 м к З. от уничтоженного этрусского поселения, на том же берегу Арно. Первая ограда Ф. ("primo cerchio") состояла из кирпичных стен с башнями и четырьмя воротами, от которых шли главные улицы; в месте их скрещения находился форум и возвышался капитолий (позднее mercato vecchio). Вообще город был правильно расположен по образцу римского лагеря; первоначальный его план до сих пор узнается в древнейшем центре Ф. История римской Ф. малоизвестна, но общая ее картина выясняется памятниками. Город получил обычные права местного самоуправления, с выборными магистратами (дуумвирами, эдилами) и сенатом (курией). Благосостояние его вновь поднялось; развилась торговля по речным и сухопутным дорогам, проходившим через Ф. к Риму, к обоим морям и на север Италии. Город уже тогда славился производством тканей и предметов из шерсти. Густо заросшие окрестные холмы доставляли в Пизу строевой лес для сплава в Рим. Греческие и азиатские купцы привозили во Ф. свои товары (шелка, кожаные и стеклянные изделия, благовония). Кроме того, жители города любили военное ремесло: эпитафии их с обозначением волонтерской службы в легионах попадаются во многих провинциях империи. В течение трех первых веков принципата город приобрел вид вполне благоустроенный (clarissunum municipium) и украсился базиликой, храмами, портиками, амфитеатром, термами, театром, водопроводом, богатыми частными домами, виллами, гробницами. Произведения античной скульптуры, найденные во Ф. и окрестностях, свидетельствуют о развитии здесь художественных вкусов уже в римскую эпоху. Муниципальная жизнь города с IV в. стала подрываться фискальной алчностью и административной тиранией падавшей империи. В конце III в. по Р. Х. Ф. сделалась областным центром провинции Tusсia-Umbria. Первое достоверное известие о проникновении во Ф. христианства относится к 250 г., когда там погиб, в царствование Деция, некий Мициас со сподвижниками за принадлежность к гонимой вере. Над могилой его рано возникла церковь, а в начале XI в. тут была построена изящно-простая базилика в благородном тоскано-романском стиле, существующая до сих пор (S. Miniato al monte). Христианство, однако, прогрессировало медленно, и хотя в городе после Миланского эдикта Константина Вел. (313 г.) основана была епископская кафедра, но большинство населения оставалось языческим. На дальнейшее распространение новой веры повлияло пребывание во Ф. Амвросия Медиоланского: он долго проповедовал здесь и освятил в память другого замученного здесь же ревнителя христианства построенный за стенами тогдашнего города храм св. Лаврентия (S. Lorenzo).

2) Внешняя история Ф. в варварскую и феодальную эпоху. — Падение благосостояния и благоустройства города продолжалось в пору варварских вторжений (V и VI в.; см. Феодализм в Италии). Окрестная страна подверглась жестокому опустошению от полчищ Радагеса; около Ф. и Фэзул одержана была Стилихоном (404) решительная победа над ними. Это событие повлияло на окончательное торжество христианства среди жителей города, не хотевших разделять веру варваров. В воспоминание об избавлении от беды была сооружена, по преданию, церковь в честь кесарийской мученицы св. Репараты, в день памяти которой будто бы происходило сражение; она приобрела впоследствии значение соборного храма города. Устроены были и конские ристания (pallio) в честь той же святой, которую видели во время битвы витающей над городом со знаменем, украшенным флорентийской лилией. Царствование Теодориха Остготского дало городу короткий отдых, скоро прерванный долгой войной между его преемниками и Византией (до 554 г.): Ф. несколько раз переходила из рук Тотилы в руки Нарзеса. Остготское владычество вряд ли заметно изменило племенной состав и религиозные верования флорентийцев. После нашествия лангобардов (568) долина Среднего Арно попала в их власть; но новые завоеватели предпочли для своей оседлости крепкую позицию Фэзул, и она сделалась резиденцией зарождавшейся новой аристократии (будущего местного рыцарства). Во Ф. сосредоточивалось прежнее трудящееся население, сохранившее, однако, гордость старых римлян по отношению к новопришельцам-варварам, которым пришлось подчиниться. Город мало-помалу оправлялся, и в нем оживали традиции римского муниципального быта. Утверждение франкского господства обеспечило ему мир и лучшее управление. Карл Вел. посетил Ф. (на Рождество 786 г.) и покровительствовал ей. Город вошел в состав Тосканского маркграфства (см. Тоскана). После распадения монархии Карла Вел. правители области, владевшие ею как самостоятельные феодальные государи, посылали во Ф. своих наместников (vicecomites), которым, однако, не удалось укрепиться здесь на началах вассального контракта с маркграфами. Более значительную силу приобрели там в IX в. (при помощи иммунитетов) архиепископы. Когда Италия (после 962 г.) вошла в состав Свящ. Римской империи германской нации, Оттон I оказал Ф. милости за ее готовность признавать его власть (городу дарована была территория на 6 миль кругом). Поддержка жителей Ф. стала высоко цениться и императорами, и маркграфами (маркизами) тосканскими. Последние награждали город привилегиями и украшали его зданиями (так, жена одного из них, Губерта, воздвигла в 975 г. знаменитую Бадию в честь Девы Марии). Вследствие союза их с папами в XI в. Ф. мало-помалу стала переходить на сторону пап. Некоторые папы подолгу живали в городе в архиепископском дворце, стоявшем рядом с церковью св. Репараты и церковью св. Иоанна Крестителя (S. Giovanni), также очень древним храмом (по преданию — VII в.), оспаривавшим у первой значение городского собора, но в конце концов обратившимся в "баптистерий". — Во время первой распри между империей и папством из-за инвеституры, когда в Тоскане правила знаменитая Матильда (1046—1115), город верно служил ей, поддерживая союзника ее, Папу Григория VII, который неоднократно пребывал во Ф. Город даже успешно выдержал осаду Генриха IV (1081). Во время этой борьбы Ф. приобрела от Матильды права, необходимые для успешной борьбы с посягательствами многочисленных сеньориальных мирков, выросших внутри маркизата. Как союзница пап, Ф. участвовала в первом крестовом походе. Рассказывается, что именно ее гражданин Паццо деи Пацци первый водрузил свое знамя на стенах Иерусалима; род его установил в память этого празднество, до сих пор совершающееся в Страстную субботу. Развивающийся город распространился и на другой берег Арно. Согласно завещанию Матильды, Ф. юридически перешла под суверенитет римской церкви. На деле ей приходилось отбиваться от мелких баронов, замки которых (castelli, torri) покрывали холмы и горы Тосканы; они стремились захватить город, обложить его поборами и во всяком случае своими войнами и грабежами останавливали земледелие и торговлю. В борьбе с ними прошел весь XII век. Стремясь к развитию трудовой жизни, Ф. с замечательным упорством разрушала крепкие гнезда, где нашла приют военная праздность рыцарей. Сначала очищались ближайшие окрестности; Фьезоле в 1125 г. был взят голодом; стены его пали; оба города слились, и на красное знамя Ф. принят был белый фьезоланский цвет. Территория города росла; понемногу освобождались пути к Риму и Пизе. Кроме сеньориальных замков, Ф. сталкивалась с другими городами. Малые удавалось подчинять (Понья, Прато); с большими надобно было либо долго воевать, либо разделять могущество. В числе союзников Ф. в ранний период находим Пизу, связанную с ней торговыми интересами; среди врагов выдвинулись Пистойя, Ареццо, Сиена. Война, с первого взгляда дикая и беспощадная, систематизировалась, однако, расчетом. Опасаясь усиления империи и могущества знати, Ф. придерживалась заветов Матильды и стояла на стороне пап. Ее инициативе обязана своим возникновением лига тосканских городов, устроенная (1185) по образцу ломбардской, против Фридриха Барбароссы, который заявлял притязания на суверенитет в Тоскане. Лига действовала успешно; в 1197 г. она была возобновлена по настоянию Папы Иннокентия III; результатами ее действий воспользовалась больше всех Ф. Представители знати принуждены были поселиться внутри стен города, уничтожившего их самостоятельность; сельское население было обложено податью в пользу города, обратившегося в сильное государство и вступившего в союз с Луккой, Болоньей и Перуджией. Внешним знаком социально-политического роста является топографическое развитие Ф. Около старого центра, расходясь радиусами в стороны, образовались 6 пригородов (borghi, sestieri); к ним присоединились еще 3 квартала на левом берегу (Oltrarno), и вся заселенная площадь обнята была новой оградой (secondo cerchio).

3) Образование коммуны, ее первоначальные учреждения и жизнь. Хотя Ф. не стояла у моря и была отрезана от прямого участия в торговле с Левантом, но первоначально дружественные сношения с Пизой, ставшей крупным центром мирового обмена, установили хороший сбыт туда для ее сельских, а затем и обработанных продуктов. С другой стороны, Ф. находилась на очень выгодной сухопутной дороге, шедшей из разных стран Сев. Европы в Рим. По ней двигались германские и итальянские войска, проезжали папские и имперские послы, шествовали тысячи пилигримов, а за ними и купцы. Проходя мимо Ф., это движение насаждало в ней промышленные влечения и деловые склонности, воспитывало трудовые навыки, а воспоминания римского корпоративного строя давали подходящие формы для организации труда и укрепления социальной солидарности. Население города группировалось во множество больших и малых ассоциаций, ремесленных и торговых, подобных древним scholae, collegia, существование которых можно проследить через все средневековье. Общие коммунальные учреждения сложились во Ф. позже, чем в Венеции, Генуе, Амальфи, даже чем в других городах Тосканы, потому что ей выгодно было соблюдать покорность маркграфам, чтобы опираться на них против посягательств мелких феодалов. Городская милиция, сначала служившая сеньорам, становилась средством для завоевания независимости. Уже при жизни Матильды гражданство с мечом в руке восставало против своего епископа (1063), и власть последнего поколебалась. Высшее управление в городе принадлежало учреждению (municipale praesidium), во главе которого стояло лицо (potestas), творившее суд по поручению маркграфа; но заседателями в этом трибунале были выборные от граждан. Мало-помалу активная роль первого ослабела, а значение последних возросло; феодальный обычай вытеснялся под влиянием муниципальных юристов нормами возрождавшегося римского права. К началу XII в. коммуна на деле уже существовала в своих элементах; ей надобно было только объединиться, установить правильные органы и отстоять себя против рыцарского дворянства окружающих высот. Это было достигнуто в том же веке без резких переворотов, в силу дальнейшего роста и влияния корпораций, одержавших победу над феодалами долины Арно. Главными и раньше всех усилившимися из флорентийских промышленных коллегий были следующие 7 "старших цехов" (arti maggiori): 1) суконщики (callimala), называвшиеся также "купцами" по преимуществу (mercanti), так как выделывавшиеся ими в большом количестве тонкие сорта сукон стали главным предметом торговых оборотов Ф.; 2) менялы (arte del cambio); 3) шерстяные ткачи (arte della lana); 4) производители шелковых материй; 5) скорняки и меховщики; 6) врачи и аптекари, обогащавшиеся лекарственными продуктами Востока (это было уже нечто среднее между ремеслом и наукой, "ученый цех", так же как и следующий); 7) юристы — судьи и нотариусы (очень важная корпорация в городе, где необходимо было развитие торгового права). Все указанные отрасли промышленности достигли высшего процветания в XIII и XIV вв.; но они зародились гораздо раньше и во всяком случае существовали с начала XII в. Особенное значение рядом с суконщиками приобрели менялы (банкиры). Денежный торг ярко характеризует экономическую жизнь Ф.; ее купцы ссужали золотом государей и знатных людей, получая хороший процент, но и приучая к кредиту. Цехи (arti) выдвигали из своей среды руководителей муниципальной юстиции и вождей городской обороны. Когда распалось большое феодальное княжество, которому была подчинена Ф., главари фамилий, которые обыкновенно заведовали судом и войной, неся эти обязанности от имени маркграфов, стали отправлять эти функции уже от имени города, обратившись в коммунальных "консулов". Это давало городу свободу и единство с сохранением автономии корпораций, так как каждый консул был представителем своего цеха. Образовался "совет" (consiglio) из 100—150 именитых граждан, выбиравшихся главными корпорациями, — нечто вроде "сената " новой республики (buoni nomini); они стали выбирать консулов и заведовать все вместе администрацией. В особо важных случаях это правительство, чувствуя потребность одобрения большинства, созывало народ (il popolo fiorentino) звуками колокола на общее собрание (a parlamento). Таково было устройство, выработанное к концу XII в., чтобы оградить общину от беспорядка "добрыми обычаями и статутами". Власть императора мало давала себя чувствовать, так как викарий его в Тоскане не имел под собой реальной опоры. Но в состав городского населения входил дворянский элемент, образовавшийся из разоренных рыцарей, давно перебравшихся под защиту городских стен, а также баронов, недавно выбитых горожанами из своих замков и принужденных переселиться внутрь ограды, чтобы быть под глазами победителей. Собравшись, они вновь почувствовали себя сильными, стали строить друг около друга укрепленные дома, занимая целые кварталы, и сплотились в особые товарищества благородных (nobili) для взаимной защиты (companie, consorterie, socie t a delle torri). Фамилия Уберти и Буондельмонти были между ними самыми видными. Благодаря большей военной опытности они заняли важное место и в городской организации, составив главный элемент в войске коммуны. Начальником этого войска (podest à) выбирался обыкновенно дворянин; он (кон. XII — нач. XIII в.) стал захватывать судебно-административную власть, стремясь стать выше совета консулов. Борьба между феодальной аристократией и городской буржуазией возобновилась на улицах Ф. и тянулась через весь XIII в., сопровождаясь нередко жестокостями. Это привело город к вмешательству в великую распрю гибеллинов и гвельфов: рыцари примыкали обыкновенно к имперской партии, вожди цеховой буржуазии — к папской. Ф. поддерживала в Италии ту или другую партию, смотря по тому, которая восторжествовала в ее внутренних делах. Гражданство выдвигало свою пешую милицию против рыцарской конницы; во главе первой стал capitano, который приобрел и судебные права. К концу XIII в. победа склоняется на сторону буржуазии. В 1282 г. совет 1 4, который сделался первым учреждением города в эпоху усиления дворянства (перв. полов. XIII в.) и состоял главным образом из рыцарей, был заменен "советом приоров", выбиравшихся из состава старших цехов. Новые сановники получили наименование "синьоров" (господ), все учреждение — "синьории" (совета господ). Благородные оказались вытесненными из общего управления городом, хотя рядом с реформированным устройством некоторое время продолжало существовать старое: суд "капитана" — для буржуазии, суд "подесты" — для дворянства. Преобразование было закончено в 1293 г. так называемыми "ordinamenti di giustizia": по предложению Джано делла Белла учреждена была особая должность главы совета приоров, получившего громкое имя "знаменосца правосудия" (gonfaloniere di gius t izia). Он выбирался "народом из народа", т. е. был в качестве как бы "президента" республики представителем правящего класса (цехового гражданства). Новая правящая группа, сильная не только богатством и властью, но и просвещением, стремится устроить государство на началах свободы и разума и создает основы тех форм, в которых кристаллизуется впоследствии социально-политический и духовно-культурный организм современных народов: вот в каком смысле называют Ф. "яйцом нового мира". Описанный переворот сопровождался новым материальным расширением города, население которого дошло уже до 100000; он перерос и вторые стены и в 1285 г. был обнесен третьей оградой (terzo cerchio), от которой до сих пор остаются ворота, часть стены на левом берегу, а направление их на правом обозначается линией новых бульваров (viali). Φ. той эпохи не представляла собой блестящей столицы роскоши и искусства, какой она станет во времена Ренессанса. Город носил еще мрачный характер средневековья, с сетью узких, извилистых переулков, окаймленных высокими домами, без украшений, с редкими решетчатыми окнами на улицу. Целый лес башен венчал укрепленные жилища магнатов. Люди еще не привыкли к роскоши и не потеряли простоты нравов (Ф. жила "sobria е pudica", как говорят и Данте, и Виллани). Скудость средств характеризовала быт большинства граждан: приданое в 100 лир было типично в буржуазии, в 300 — уже составляло хорошую партию (dota isfolgorata). Но создавшееся уже богатство главарей общества, обогащение самой коммуны и подъем ее патриотического самосознания давали знать о себе первыми великолепными памятниками, которыми правительство, поддержанное населением, украсило город — величественной ратушей, раlazzo Vecchio (1298) и огромным собором S. Маriа del fiore на piazza della Signoria, главном центре политической жизни республики (1206). Высшие классы чувствовали необходимость знаний: приоры окружали себя юристами. Общество уже увлекалось литературой. Настроение большинства оставалось религиозным: в городе было множество церквей и монастырей, среди которых особенно внушительны были францисканская и доминиканская святыни — Santa Croce и S. Maria Novella. Уже тогда зарождалась страсть к искусству, которая стала впоследствии отличительной чертой флорентийского народа.

4) Борьба из-за гегемонии в Тоскане и общественные движения внутри города. Торжество крупного промышленного класса над феодальной знатью во Ф. привело к захвату ею близлежащей территории. После приобретения политического преобладания буржуазией был проведен ряд реформ, лишивших дворян и материальных средств. Декретировано было уничтожение крепостной зависимости сельского населения (1289). Потеряв даровую рабочую силу и социальную поддержку крестьянства, рыцари должны были постепенно заложить или продать свои земли городским капиталистам; последние утвердились и в городе, и в деревне. Это придало оригинальную физиономию флорентийскому магнату: будучи большим промышленным предпринимателем, купцом или банкиром, он являлся вместе с тем крупным землевладельцем и вел нередко усовершенствованное хозяйство в своих поместьях, опираясь на новые условия формально, по крайней мере, освобожденного труда. Усилившись и обогатившись, новые властители поставили себе задачу приобрести экономическое и политическое господство на более широком пространстве. Желая продавать всему известному миру и всех держать в зависимости от своих капиталов, они сообразовали с этими целями свою политику. Папа был одним из выгоднейших должников флорентийских банкиров; кроме того, он меньше стеснял самоуправление, чем феодальные князья и даже император; поэтому флорентийская республика примыкала к гвельфам, кроме редких случаев колебания или невольного подчинения гибеллински настроенной рыцарской знати. Все важные факты между папством и империей отражались на истории Ф. В других сильных городских общинах Тосканы Ф. видела своих коммерческих соперников и воевала с ними упорно, больше всего с Сиеной, с Ареццо, с Луккой, с прежней союзницей Пизой, когда последняя стала бояться чрезмерного усиления Ф. Борьба была сложная и запутанная, обильная блестящими победами и трагическими катастрофами, геройскими подвигами и жестокими зверствами. Она развертывает перед нами картину необузданных страстей, причем, однако, Ф. сохраняла более чем другие здравый смысл и чувство меры. Граждане ее обнаружили энергичную военную деятельность, воспользовавшись уроками феодального рыцарства и его силами, теперь подчиненными городским интересам; они создали сильную армию, которая храбро делала свое дело, выступая на поле битвы с знаменитым "carroccio" в центре — торжественной колесницей, олицетворением свободного города, возившей красно-белое знамя с городской эмблемой, лилией. Нет надобности следить за пестрой летописью вооруженных предприятий Ф., длившихся весь XIII и XIV вв. Смело пробивала она путем войн и союзов дороги для своих товаров и денег во все части Италии и во внеиталийские страны. По словам Макиавелли, "никогда Ф. не процветала так, как в это время, когда она была богата людьми, средствами, славою, когда вся Тоскана, союзная или покоренная, ей повиновалась. Она не страшилась ни внешних врагов, ни своих изгнанников, ни власти императора; у нее было достаточно сил, чтобы противостоять всем государствам Италии". Такие громадные успехи тем более замечательны, что в городе продолжались смуты и перевороты. Описанные выше преобразования выдвинули на первый план аристократию капитала (popolo grasso). Мелкие промышленники и рабочая масса не допускались до участия в правлении; знатные рыцари оттеснялись от него. Но общее развитие экономической жизни поднимало постепенно верхние слои низших классов (popolo minuto). Они богатели и также сплачивались в цехи: появились рядом со "старшими" "средние" корпорации — льняные ткачи (linaioli), кузнецы и металлурги, гончары, кожевенники и шорники, мелкие торговцы, мясники и башмачники. Еще позже сложились "младшие" (arti minori) — трактирщики, маслоделы, сыровары и торговцы солью, оружейники, слесаря, извозчики, столяры, булочники и т. д. Ближайшее изучение жизни и отношений этих цехов обнаруживает огромную хозяйственную деятельность, захватывавшую широкое пространство, орудовавшую колоссальными массами капиталов и продуктов. Необычайно быстро росло богатство городских магнатов. Неравномерность в распределении состояний, доходов и прав вызывала оппозицию в низших цехах; через посредство ряда изменений в конституции, вынужденных у старших, они приобрели (перв. полов. XIV в.) участие в управлении. Коммунальные учреждения мало-помалу демократизуются. Должность приоров становится доступной всем гражданам, записанным в цехи; они выбираются по жребию, каждый на 2 месяца, чтобы открыть для большего числа лиц возможность занимать ее. Число правительственных советов, множественность которых напоминала прежнюю разобщенность, сокращается: в полов. XIV в. остаются только два — совет 300, пополняемый из "popolani", с "саpitano" во главе, и совет 250 под руководством "podest à ", в который допускаются остающиеся "nobili". Оба совета подчинены коллегии приоров (синьории), а в ней большинство принадлежит к средним классам. Среди долгой, упорной и страстной борьбы, внутренней и внешней, закаляются и изощряются характеры, но портятся нравы, особенно у господствующих классов. Принципы забываются из-за интересов. Когда город достиг свободы и преобладания и исчезли реальные причины вековой распри между гвельфами и гибеллинами, усвоенные боевые привычки выродились в соперничество между видными представителями богатой буржуазии из-за власти. На грани между XIII и XIV в. "партии" группируются не около "дела", а около "личностей". Таков был именно кровавый антагонизм между фамилиями Cerchi и Donati и сторонниками обеих — "белыми" и "черными". Социальную окраску такое соперничество принимает потому, что борющиеся лица и семьи опираются на враждебные друг другу слои населения. Около 1300 г. первые группировали около себя демократию, вторые — богатую буржуазию. Черным удалось привлечь Папу, и последний под предлогом помощи им отдал Ф. Карлу Анжуйскому. Белые бросились к гибеллинскому дворянству, за это были обвинены в измене свободе, вовлечении родины в войну и изгнаны все из Ф. навсегда, под угрозой казни огнем. В числе пострадавших находился и Данте, великий патриот, болевший душою и сражавшийся за благо Ф., всегда самоотверженно работавший для республики и народа. Он описал в жгучих стихах и мрачными красками торжество хаоса и эгоизма в жизни дорогой оскорбившей его родины, которую он преследует теперь "ненавистью, полною любви". Он призывал императора Генриха VII подавить оружием братоубийственные распри в республике и, создав идеальное монархическое единство мира, защитить вместе с тем свободу народа и личности обузданием своеволия и корысти сильных. Император не оказался на высоте этого идеала; Данте принужден был окончить жизнь на чужбине, а черные, сблизившись с противниками, сумели отстоять независимость Ф. и на время обеспечить дальнейшее развитие республиканских учреждений. Данте был прав, предвидя в будущем опасность для свободы от непрерывных смут, но он изобразил слишком черными красками испорченность нравов флорентийского общества. Политическая мысль и стремление создать республиканское государство на началах разума и общей пользы не терялись в лучших людях, среди озлобления партий, ненависти, плодившейся междоусобиями, ожесточения внешних войн. В этом и величие личностей и групп, руководивших судьбами флорентийской коммуны: среди трудной жизни не падали силы, а ковался в даровитых натурах яркий индивидуализм, способный на смелую инициативу. Эпоха политических кризисов сопровождалась расцветом ума и воображения. Наука и искусство флорентийского возрождения были подготовлены творческой работой лучших сынов Ф. в XIII и XIV вв. Войны между городами Тосканы возобновились из-за коммерческих интересов, но под старыми девизами; случайности их ставили Ф. не раз в серьезные затруднения, в особенности с тех пор, как вследствие окончательного разложения рыцарства и ослабления воинского духа в буржуазии республике приходилось пользоваться наемными войсками кондотьеров и терпеть от их изменчивости и продажности почти столько же, сколько от успехов оружия врагов. В XIV в. Ф. сохраняла еще первенствующее положение в Тоскане, но оно колебалось. Страшное поражение нанесли ей Пиза и Сиена при Монтеаперти (еще в 1260 г.); при Монтекатини (1315 г.) ее разгромил кондотьер Уголино да Фаджола, служивший Пизе. Опасаясь роковых неожиданностей, правительство республики отдавалось неоднократно под покровительство чужих государей, признавая над собой вновь сеньориальную власть. В роли подобных протекторов несколько раз являются короли неаполитанские — Карл Анжуйский, потом Роберт. Этим нарушалось правильное развитие общественного строя; город попадал иногда во власть иноземных державцев, которые подвергали Ф. хищению и тирании (таково было деспотическое самовластие в городе Готье Бриенского, так назыв. герцога Афинского, жестоко распоряжавшегося там в 1342—43 гг. при поддержке Неаполя и Франции). Внутри коммуны не прерывалась борьба между группами знати, в которую теперь входили и старые рыцарские, и новые купеческие фамилии (Адимари, Кавальканти, Барди, Перуцци, Пацци, Росси, Брунелески, позже Риччи, Альбицци, Строцци, Медичи и др.). Они называют себя по-прежнему гвельфами и гибеллинами, торжествуют попеременно (особенно первые, с своим особым правительством — capitani di parte gaelfa), обрушиваются на врагов жестокими репрессиями — казнями, конфискациями, изгнаниями целых семейств противников (ammonizione). Тем не менее поступательное движение продолжалось, направляясь к развитию демократии. Аристократия капиталистов, ставшая на место военно-земельного дворянства, задерживала дальнейший социальный прогресс; средним классам (мелким промышленникам и ремесленникам) только с трудом, медленно удавалось добиваться некоторого участия в правлении (на 100000 жителей число активных граждан долго не превышало нескольких тысяч). Столкновения младших корпораций с старшими цехами наполняют XIV в. В этой борьбе классовые инстинкты затуманивали общественное самосознание. Ниже боровшихся стояла совсем бесправная масса сельского и городского пролетариата. Видя себя оттесненной банкирами, купцами и даже самостоятельными ремесленниками, она проникалась враждой к учреждениям республики и за невозможностью завоевать свободу и для себя отдала город в руки господина. Политическая эволюция коммуны в новой Италии представляет любопытные аналогии с гражданскими общинами античного мира.

5) Народные волнения и медичейский принципат. Несмотря на войны, финансовые кризисы и физические бедствия — напр. черную смерть (1348), уничтожившую 2/3 населения, — богатство буржуазии и ее производительная деятельность (особенно банковое хозяйство) возрастали очень быстро. В половине XIV в. бюджет доходов Ф. равнялся 300000 флор. (расходов — 120000) — для того времени очень высокая цифра, превышавшая богатство королей неаполитанского и арагонского. Спрос на рабочие руки поднимался и вызывал в капиталистах стремление интенсивнее эксплуатировать труд. Рядом с политически привилегированными цехами существовала масса маленьких ремесленных корпораций, не пользовавшихся правами, и простых рабочих, только "приписанных" к цехам, занимавших в них подчиненное положение и страдавших как от тяжелых условий труда, так и от повторявшихся кризисов. Эти многочисленные пролетарии, презрительно прозывавшиеся "оборванцами" (ciompi), глухо волновались уже с середины XIV в.; герцог афинский опирался на них в своей попытке захватить тиранию. Целый ряд честолюбивых людей, особенно представители банкирских домов Альбицци и Медичи, искусной агитацией подготовляли из себя вождей начинавшегося революционного брожения. В 1378 г. оно разразилось в форме настоящего восстания (il tumulto dei ciompi), результатом которого было изгнание правящей буржуазии, провозглашение равенства прав для всех и демократическое преобразование выборов. Однако народ слишком мало созрел для активной политической жизни и руководители его были слишком мало согласны между собою, чтобы последствия переворота могли укрепиться. Знать возвратилась, "ciompi" были подавлены, их предводители устранены, и купеческая олигархия вновь захватила правление. Она удерживала его еще полвека (fermare lο stato), цепко, но уже не твердо. Внешние успехи продолжались (Ф. завоевала Пизу и старалась перехватить ее торговые связи), Тоскана все больше объединялась под властью Ф., но внутри доверие большинства к республике было подорвано. Экономическая зависимость массы делалась еще тяжелее от роста налогов. Народ искал вождя, который отомстит врагам и даст защиту. Таким оказался Козимо Медичи. После периода соперничества между Ринальдо Альбицци и отцом Козимо, Джованни, счастье склонилось на сторону Козимо. Враги объясняли удачу ловкостью "этой хитрой и лукавой лисы". Правильнее сказать, что он обязан был успехом своему замечательному практическому чутью, выдающемуся государств. таланту, сдержанности при пользовании властью, уменью держать в равновесии личный интерес с благом большинства и с честью, блеском и процветанием города. Сила Козимо заключалась, прежде всего, в его огромном богатстве. Джованни Медичи оставил сыну в наследство 178000 флор. золотом, не считая денег в оборотах и недвижимостей; Козимо, умирая, завещал каждому из двух сыновей по 235 тыс. Это был самый богатый флорентинец; благодаря тому, что он являлся банкиром всей Италии и даже всей Европы, его нельзя было разорить изгнанием. Он расположил к себе рабочий люд щедростью, возвратился во Ф. (1434) скромно и без эффекта, но принял в руки бразды правления, которых не выпускал до самой смерти (1464). Первоначально Козимо правил силой привязанности к нему общественного мнения и поддержкой рабочего класса; но постепенно такое фактическое могущество переходило в прочный политический авторитет. Он старался сохранять мир, заботился о положении труда: это и значило связать свое правление с интересами народа, который больше желал обеспечения и покоя, чем свободы. Он покровительствовал промышленности и торговле, литературе и искусству: это значило приобрести популярность и в высших слоях общества. Войны, которых Козимо не мог избежать, он вел с успехом, сумев привлечь к себе одного из самых блестящих кондотьеров эпохи, Франческо Сфорцу. Он не разрушил республиканских учреждений, но наполнил правительство своими людьми. Он, как Август, соблюдал республиканскую внешность и демонстративно жил как гражданин, без титула, гвардии и двора; но, как и римские цезари, он был абсолютным государем в силу доверия большинства и ослабления старой знати, диктатором без обычной военной окраски. Он всегда практически ставил свои задачи: "упадет тот, кто в небе ищет опоры для лестницы своей жизни. Я всегда укрепляю ее на земле". Довольный введением прогрессивного налога (богатые платили в восемь раз большую долю дохода, чем бедные), народ охотно нес деньги в казну, которой распоряжался Козимо. Пользуясь полномочиями опекуна республики, обладателя верховной власти (balia), он мог управлять если не безопасно, то твердо, подавляя всякую оппозицию. Считая невыгодной для себя безумную жестокость других итальянских "принцепсов" и испытывая отвращение к излишествам, Козимо, однако, не останавливался перед казнью тех, кто устраивал против него заговоры, но чаще довольствовался изгнанием и конфискациями имущества; а в произвольных налогах и штрафах находил превосходное средство обезопасить себя от врагов, разоряя их. Щедрыми наградами он создавал около себя преданную ему личную аристократию, среди членов которой встречались самые громкие имена, но в ряды которой принимались и простые люди. Он разрушил свободу своих сограждан, но, несмотря на это, особенно если сравнить его с другими итальянскими тиранами, не вполне незаслуженно получил титул "отца отечества" и сделался родоначальником династии, под покровительством которой расцвела флорентийская цивилизация. — "Царствование" Козимо укрепило положение его дома; после него власть спокойно перешла к малодостойному сыну его Пьеро (1464—69), который передал ее сыновьям своим Лоренцо и Джулиано. Второй погиб во время заговора Пацци (1478), но первый незыблемо держал в руках принципат до своей смерти (1492), придавая ему гораздо более личный характер, чем дед. Рискованными предприятиями, роскошной жизнью и широким меценатством он расстроил фамильное богатство и подорвал государственную казну. Самоуверенный его деспотизм возбудил против него многих в высшем обществе. Постоянное наложение рук на общинное имущество подготовило оппозицию, которая разразилась после его смерти. Но граждане Ф. не могли сами справиться и с более мелкими представителями следующих поколений Медичи. Они призвали короля Карла VIII на защиту своей свободы. Медичи были изгнаны оружием чужеземцев (1494). Надо было организовать возвращенную независимость. Восторжествовала на несколько лет смело-грандиозная попытка демократической теократии Савонаролы (см.). Вызванное им сочувствие свидетельствует о создавшейся в обществе и народе реакции духа свободы против политического деспотизма, о протесте религиозного идеализма и мистического чувства против увлечения мирскими благами и распущенностью века, любви и самоотвержения — против эгоизма, наживы и карьеры. Проповедь Савонаролы заключала много правды и светлых мыслей, но концепция его оказалась слишком узкой; ему не удалось освободиться из рамок средневекового мировоззрения, система его слишком напоминала фанатизм старых времен. Религиозно-нравственный энтузиазм народа быстро охладел; социальная его энергия была истрачена на борьбу предшествующих веков. Вскоре он вновь отдался светскому деспотизму, требовавшему от общества меньше усилий и лучше обеспечивавшему насущные потребности.

6) Средневековая образованность во Ф. и характер флорентийского гуманизма. — Легко понять, почему Италия сделалась первым очагом так наз. "возрождения", но трудно раскрыть, почему такие-то города заняли в нем первенствующее место. В возникновении цивилизации Ф. многое остается тайной, с которою всегда связано зарождение гениальности вообще. Сочетание особенностей природы, расы и истории произвело этот превосходный плод, от которого идут драгоценнейшие элементы современной культуры. Однажды родившись, растение должно было успешно развиваться среди богатых древних традиций (даровитая наследственность), при сильном влиянии разнообразных просветительных стихий в ближней и дальней среде (энергичная эволюция образованности). В высоком расцвете хозяйственного благосостояния человеческая личность находила досуг для развития в себе высших потребностей; в ярких, богатых формах политического существования она черпала благородные стимулы, питавшие могучее напряжение творческих сил, которое давало и наслаждение, и смысл жизни. Античная культура не была забыта во Ф. после падения империи. В раннем средневековье, когда сильно было влияние церкви, во Ф. поддерживалось хорошее школьное образование в рамках "septem artes liberales", под наблюдением местных епископов и под влиянием сношений с Римом. В этих школах в IX и Χ вв. обучались не только будущие клирики, но вообще юношество, искавшее знаний. Около богословского преподавания свило себе гнездо изучение классической древности: это было особенно естественно в области, где непрерывно сохранялась до времени Данте любовь к Вергилию. Язык, легенды, книги, памятники, бытовая обстановка — все эти нити, шедшие от греко-римской культуры, обеспечивали замечательную духовную преемственность. В Италии личность никогда не подчинялась так глубоко власти группы, свободный разум — авторитету церкви, как в других странах. Специально во Ф., где Папа был гораздо менее силен, чем в Риме, и где благодаря развитию демократии знать меньше давила на большинство и не мертвила форм жизни, рано возник индивидуализм, переработавший античную традицию в новую цивилизацию. В XI в. школьное образование сильно расширяется: хотя большинство женщин, даже "благородные матроны", не умели еще читать, мужчине, рассчитывавшему на известную роль, нельзя было оставаться безграмотным. При всех главных церквях были школы; можно было заниматься с успехом не только богословием, грамматикой и риторикой (Буонкомпаньо и Бене, выдающиеся грамматики XII—XIII в., были флорентийцами и учились на родине), но даже естествознанием. Из Ф. выходили магистры, расселявшиеся и учившие по разным городам Тосканы. Обители ордена Валломброзы (XI в.) славились как центры литературных занятий. В монастыре Камальдоли (XII в.) находилась богатая библиотека. Изучалось с большим рвением право каноническое, а также римское (под влиянием соседней Болоньи); знатоки его ценились в республике уже в XII в. Признаком довольно широкой свободы мысли во Ф. может быть назван тот факт, что в XII в. религиозное движение катаров нашло там довольно сильный отзвук и гонимые еретики получали убежище у именитых граждан (XIII в.). Правительство республики не преследовало за ереси. Доминиканская ученость и францисканский индивидуализм внесли свою струю в историю духовного развития флор. общества. Там же произошло особенно сильное, свободное и воодушевленное развитие национальной поэзии (создание и эмансипация народной речи). Возникновение итальянской литературы относится к XIII в.; флорентийский диалект обратился в общелитературной язык. Провансальские и сицилийские образцы давали толчок, вдохновлявший местное поэтическое движение. К литературной деятельности присоединялась часто научная. Брунетто Латини, учитель Данте, был первым представителем направления; его считали глубоким ученым и выдающимся поэтом, он был центром литературного кружка. В то же время образуется целая школа поэтов, писавших по-итальянски, — Лаппо Джани, Кяццо Дованцати, Оттавиано делла Убальдини, Джано Альфани, Дино Фрескобальди, Франческо Де Барберино и, выше всех, Гвидо Кавальканти и Чино да Пистойя (1270—1337). Сочинения их — любопытная страница из истории умственного развития Ф. На грани между ХIII и XIV в. является Данте. Если он гениальностью принадлежит всей Италии и целому миру, то все-таки не случайно именно Ф. сделалась его матерью: душа ее "народа" естественнее всех могла родить гений и лучше всех его воспитать. Содержание произведений Данте (см.) служит превосходным показателем того, как высоко стояли уже во Ф. интересы и знания и как многому она могла уже научить. Самая задача "Божественной комедии" — дать человечеству евангелие, созданное человеком, — свидетельствует о том, как поднялось там самосознание мыслящей личности. Данте — типичный флорентинец; изучение его дает высокое понятие о направлении умственной жизни лучших людей его родины и даже о настроении и наклонностях ее народа. Петрарка был флорентинцем только по происхождению, но идеи "первого гуманиста" нашли быстрый отзвук во Ф. и, стало быть, находились в сродстве с умственными вкусами и потребностями ее общества. Он учил своих современников "мыслить" — и жажда идейной работы сделалась сущностью духовной природы флорентинца. Петрарка, как и Боккаччо, открыл родине великую сокровищницу просвещения — классическую древность, на которую уже сочувственно указывал Данте. Последний еще верил в старое, хотя творил новое; Петрарка мучительно искал нового и завещал источник, где должен быть отыскан идеал. Лучшие граждане Ф. пошли по указанной дороге, стали разрабатывать древность, видя в этом дело жизни. Коллуччо Салутати и Луиджи Марсильи были деятельными продолжателями Петрарки и Боккаччо и в свою очередь сделались учителями целого круга "гуманистов", стремившихся выработать из себя людей в полном и совершенном смысле слова, погружаясь в познание древности (bumaniora studia). Созидающая деятельность поэзии и искусства XIII и XIV в. как будто истощила умы: к началу XV в. устали творить, но не могли обойтись без умственной работы — и сосредоточились на приобретении и распространении знаний о древности, ибо уверовали, что в ней готов идеал, который освободит от гнета церкви и мертвенности схоластики, откроет истину о том, как жить. Таков был переход от свободного творчества времен великого триумвирата — Данте, Петрарки и Боккаччо — к ученой классической эрудиции. Гуманисты работали поодиночке и собирались в общества. Около Марсилья, который сам был август. монахом, но возлюбил древность, в м-ре С.-Спирито собралась первая свободная академия. В вилле Антонио Альберти " il Paradiso" устроился (1389) первый учено-литературный салон. Деятели этих поколений (духовные дети и внуки Петрарки) не оригинальны, но замечательно трудолюбивы; они не создают, а собирают (рукописи, монеты, худ. памятники), составляют библиотеки и музеи, издают тексты, впервые устанавливая критические приемы, изучают и преподают лат. язык и древнюю литературу. Они узки, иногда слишком увлекаются формой, но умеют вносить в работу редкую серьезность и деловитость. В флор. гуманизме нет сибаритства и показной пышности венецианского возрождения, фривольности и легкомыслия феррарского. Флорент. ученые первой половины XV в. хотя и являлись подражателями, но не обращались в сухих педантов, а всегда вносили в работу энтузиазм, обращали дело в культ. Выросла порода людей, для которых Цицерон открывал спасение. Мало-помалу искусственно возрождавшаяся древность срасталась с настоящим: она ведь являлась для Италии родным прошлым. Поэтому гению итальянского Ренессанса удалось первому превратить античное наследие в лучшее средство освободить личность и подготовить для нее новое мировоззрение. Целый сонм выдающихся умственных деятелей, хотя и очень пестрых по нравственным качествам, образовал во Ф. сильную и своеобразную "интеллигенцию", которая наложила свою духовную печать на всю жизнь города: члены ее были и клириками, и учителями, и политиками. Никколо Никколи, Леонардо Бруни, Амброджо Траверсари, Карло Марсуппини, Джанноццо Маннетти, Поджо Браччолини — самые крупные из них; к ним примыкали другие, и огромна была сумма их научного и литературного производства. Чисто юношеское воодушевление, вызванное их трудами, завоевало лучшие умы; внутри флорент. коммуны образовалась маленькая идейная республика, тесно сплоченная общими духовными интересами и господствовавшая над большою. Центрами работы и общения являлись университет (studio), основанный в 1349 г. и преобразованный в 1413 г., возникавшие ученые общества, собрания в частных дворцах и виллах. Ученики стекались отовсюду. Не было правильного преподавания, но совершалось свободное и разнообразное общение на почве ума, к которому примыкали и женщины. Книгопродавец Веспасиано не мог удовлетворять спросу. Даже золотая молодежь предавалась наслаждению древностью. "Ф. — город, в котором нет ни в чем недостатка", — восклицает с восторгом Филельфо (1427). И это — не мода, а потребность. Козимо Медичи понял дух своего века, уразумел, что гуманисты — могущественные люди, и, став патроном флорентийского просвещения, сделался заметной величиной в блестящий век итальянского Ренессанса. За ним последовала длинная цепь фамилий меценатов — Аччайоли, Перуцци, Строцци, Барди, Руччелаи, Торнабуони, Мартелли, Питти и т. д. Натура флорентийцев была настолько богата, что не могла ограничиться изучением, разработкой и распространением латинской литературы, одним подражанием, одной эрудицией. Неудержимое влечение к идеализму составляло ее врожденный признак, который сдерживался лишь природным здравомыслием. Отстав от католичества и схоластики, флорентийский гуманист не удовлетворился скептицизмом: он нуждался в настоящем философском просвещении, в нем пробуждалась потребность спиритуалистического миросозерцания, даже возрождения религиозного мистицизма. Еще Петрарка чувствовал, что утолить эту жажду может мысль греческого народа, — и направлял к ней пытливость сограждан. Боккаччо первый стал знакомить современников с литературой эллинов; затем целая серия ученых византийцев, переселявшихся в Италию, нашла во Ф. особенно восприимчивую среду для насаждения своей древности. Не Венеция, связанная с Византией в продолжение всего средневековья, а именно отрезанная от нее Ф. стала плодородной почвою для расцвета неоэллинизма. Умы и сердца гуманистов живо отозвались на призыв таких талантливых проповедников, как греки-эмигранты Хризолорас, Аргиропул и особенно Гемист Плетон, а также туземный эллинист Филельфо, и в истории флорентийского Ренессанса создалось еще одно широкое и важное течение неоплатонизма. Оно выдвинуло таких типичных и интересных носителей, как Полициано (переводчик Гомера, 1470 г.), Фичино, Ландино, Пико делла Мирандола, и нашло средоточие в медичейской "Платоновской академии" (см. Фичино). В том, что дала эта последняя фаза неоплатонизма для развития религиозно-философского идеализма, Ф. еще раз явилась учительницей нового человечества. Эллинизм вызвал живой полет вдохновения, возвратив мысль от эрудиции в сферу чистой идеи. "Наш век, — пишет Фичино, — золотой век, который вывел на свет свободные науки, почти потухшие, литературу, поэзию, красноречие, философию, а также искусства — живопись, архитектуру, скульптуру, музыку, пение; и все это сделала Ф.". Миланский поэт Корнаццано называет ее "цветком Италии"; она — великая начинательница, избранная столица, новые Афины воскресшей Греции. Флорентийское возрождение отличается замечательной широтой сферы, которую оно захватывало (оно хочет и может обнять общечеловеческое), полнотой содержания, редкой жизненностью, удивительной способностью отзываться на всевозможные стороны существования и как бы уничтожать в них пошлость, не лишая их сильного и простого аромата действительности. Писатели конца XV и начала XVI в. были проповедниками культа радости. Уже непреклонная душа Данте любила жизнь. Поздние "кватрочентисты" предавались этой любви без удержу. Ф., которая первая создала итальянский язык, первая подчинилась латыни, первая увлеклась греческой мыслью, раньше всех и вновь вернулась к культивированию народной речи: ее знаменитый защитник Леоне Баттиста Альберти был флорентинец, как и последователь его на этом поприще — Маттео Пальмьери (хотя оба они — гуманисты); во Ф. же собиралась для той же цели "Academia coronaria" (уже в 1441 г.), и мало-помалу новое направление победило правоверный классицизм. Просвещенное общество устало от ученого труда и от философствования; оно стремится к природе, к земле, к настоящему. Вместо строгого Ренессанса, группировавшегося около серьезного, сдержанного старца Козимо, восходит около его своевольного и веселого, по-княжески воспитанного внука Лоренцо "Великолепного" новое блистательное возрождение. Эпоха Лоренцо Медичи носит печать торжествующей юности: она открывает нам тысячи контрастов, из которых соткана неисчерпаемая натура флорентийской цивилизации. Лоренцо знаменует своею личностью ясность ума, бодрость воли, свежесть тела, которых так много в флорентийском обществе; вокруг него развертывается новая, легкая и насмешливая, но изящная и богатая умственная и художественная жизнь. Ученые смягчаются, поэты поют любовь. Такая эволюция подготовлялась уже при Козимо: в его дворце на Via Larga, рядом с латинизировавшими и эллинизировавшими beaux esprits, находили место добродушные представители бытового туземного настроения и местного юмора, воображение которых направлялось к "жанру". Из этой группы выросла особая "буржуазная" литература, выразительницей которой была сама мать Лоренцо, Лукреция Торнабуони, писавшая сатирические сонеты и благочестивые "laudi" на итальянском языке. Образованные писатели сближались с тосканской народной поэзией, богатой красками и мотивами для творчества. Такой поворот вносил в литературу реализм, сообщал ей острое дыхание повседневной действительности, "запах оливкового масла, кипариса и восковых свечей, вкус мальвазии и финоккья"; но это не делало ее грубой, ибо, по тосканской крестьянской поговорке, "у народа толстые башмаки, но мозги его тонкие". Литераторы заимствуют у народа его песни и анекдоты, перерабатывают этот материал, начиная с того пункта, где остановились Петрарка и Боккаччо. Сам Лоренцо — поэт этой школы "нового века Перикла", Л. Б. Альберти — ее законодатель; лучший тип ее — Луиджи Пульчи (см.), которого Лоренцо называет "пятой стихией природы". С обработкой народных сюжетов сливаются поэтические вдохновения, воспринятые у классических писателей. Анакреон, Феокрит, Тибулл, Овидий и Гораций, Гомер и Вергилий сталкиваются с песнью, которую поет на улице крестьянин; раздаются отзвуки и великой музы Данте, и петрарковской красоты, и грации Гвидо Кавальканти: таково конечное флорентийское возрождение. Его любознательный, ищущий, чуткий и синтезирующий гений сочетает в гармонию множество элементов культуры, которые теснятся в его духе. Яркий образец его находим в итальянских стихах Полициано. Сам Лоренцо в удивительном равновесии своей "эврифмической" природы является интересным воплощением типа "ανήρ καλός καγαθός" новой Греции, в стройном заключительном аккорде замечательного века. Изменилась и обстановка: исчезла мрачная внешность бурной средневековой коммуны. Башни внутри города, которые придавали ему боевой вид, давно сброшены; город потерял даже ту несколько строгую наружность, какую сохранял при жизни старого Козимо; он расцвел вместе со своей цивилизацией. Хорошо укрепленная стенами, прочно отстроенная, централизованная около соборного купола Брунеллески Ф. украшается грандиозными и красивыми церквями и монастырями, роскошными дворцами: сады дают мягкий фон каменным массам монументальных строений; капеллы, фонтаны, лоджии придают элегантность величественным формам; здания полны первоклассными произведениями искусства; симпатичные виллы покрывают окрестные холмы; физиономия города приходит в соответствие с характером ландшафта. Ф. принимает именно тогда законченную красоту, чарующую и теперь редким своеобразием; веселая, но глубокая столица Возрождения выросла поверх суровой общины старых времен. В новых palazzi магнатов и в уютных домовитых жилищах буржуазии изменились и нравы. Они стали "глаже", разнообразнее, богаче и утонченнее: картины и фрески Гирландайо и других хорошо их иллюстрируют. Правда, вместе с комфортом проникла в образ жизни и испорченность, которую уже описывают Боккаччо и Саккетти; но симптомы развращенности гораздо реже и слабее сопровождаются здесь жестокостями и излишествами, которые составляли язву других городов Италии во времена Ренессанса. Крайности нетипичны даже для флорентийского порока. Распущенность, злоупотребление наслаждениями смягчались простодушием и остатками старой патриархальности. Могучее развитие ума и воображения потому совершалось во Ф. с таким блеском, что выдающаяся талантами интеллигенция опиралась там на удивительно даровитый народ с артистической натурой. Это было превосходное сочетание; но интеллигенция, получая пищу от народного духа, не сумела понять и разделить жизненных интересов массы. Рядом с пышным расцветом науки, литературы и искусства в грязных логовищах, прислонявшихся в городе иногда прямо к задней стене дворца, и в жалких сельских лачугах, скрывавшихся за фасадами и парками вилл, сохранился многочисленный ремесленный и земледельческий пролетариат. Это было начало разложения, сделавшее непрочным для будущего самой Ф. то благо, которое она навсегда подарила цивилизованному миру.

7) Развитие флорентийского искусства. Во Ф., как и в других итал. городах, оригинальная, новая художественная жизнь зарождается позже, чем в главных центрах Северной Европы: самобытному творчеству здесь мешало самое величие античного наследства. При сравнительно слабом развитии личности в эпоху VII—XI в. неудивительно, что живопись и скульптура, как искусства, требующие постоянного участия индивидуального таланта и в замысле, и в исполнении, падают и что архитектурное искусство удерживается прочнее и возрождается раньше. Несколько отстав в этой области от Пизы, Ф. в 1110 г. воздвигает на главной площади "Баптистерий". Изящное восьмиугольное здание, облицованное снаружи белым и черным мраморами, убранное внутри разноцветными колоннами и вообще внутренним своим устройством напоминающее Пантеон, — оно дышит уже Возрождением. Лучшие предания древности, оживленные игрой нового вкуса, отразились в другом флорентийском памятнике так назыв. пизано-романской архитектуры (не позже XII века) — в С.-Миниато; все характерно здесь для этого стиля: базилика, разделенная на три корабля, согласно этому — расчленение фасада на три части, пилястры и колонки, играющие роль только декорации, пестрая мраморная обкладка. В XIII в. во Ф. проникает влияние готики. Но как рыцарский быт в итальянском обществе, так и готический храм в руках итальян. мастера вырождается, теряет свои характерные черты и дает гибридное здание, где тревожная мечта северного духа побеждается светлым реализмом итальянца. Стремление вверх исчезает, горизонтальные линии начинают преобладать, здание становится шире, тяжелее, спокойнее. Исчезает связь колокольни с телом храма: она обособляется в отдельную башню. Внутри храма готическая колонна заменяется массивной полигонной, которая отделена от опирающейся на нее арки коринфской капителью. Величина плоскостей дает толчок к развитию декоративного убранства. Однако многие элементы готики надолго налегли на фантазию итал. архитектора: до позднего возрождения верил он в чудодейственную силу стрельчатого свода. Промышленный расцвет Ф. и влияние нищенствующих орденов совпали с эпохой готики и проявились в возведении множества готических храмов (Санта-Кроче, Санта-Мария-Новелла). Предназначение их для проповеди влияет на их устройство, уничтожая или ослабляя деление на корабли. Образцом такого храма является собор Санта-Мария дель Фиоре, начатый в 1296 г. Арвольфо ди Камбио, продолжавшийся под руководством Джотто (см.) и Брунеллески (см.). Джотто принадлежит определение окончательного плана собора и возведение квадратной колокольни-башни в 5 этажей — постройки легкой, почти ажурной, благодаря величине и обилию окон, обрамленных и перерезанных витыми колонками. Брунеллески возвел купол собора. Та же эпоха одела готическим убором церковь Ор-Сан-Микеле, перестроенную из хлебного амбара почином 12 флорентийских цехов. Большая часть церквей, начатых в эту эпоху, окончена позже и убрана фасадами Возрождения. Собор закончен готическим фасадом лишь в 1887 г. Задача слияния готики с местными архитектурными формами разрешена более удачно на светских постройках. Доныне на улицы и площади Ф. налагают своеобразный отпечаток дворцы и портики, воздвигнутые в ту эпоху и ярко воплотившие буйный, свободолюбивый и мощный дух флорентийского гражданства, все противоречия быта, полного воинственных раздоров и вместе — живого культурного общения. Готические формы сказались тут в стрельчатости окон и порталов. Остальные особенности их вызваны местными условиями. В эпоху постоянных столкновений, нередко уличных схваток, городской дом укрепляется как военный замок; особенно тщательно защищаются нижние этажи. Они складываются из массивных, часто полуотесанных камней ("рустика") и пробиваются крошечными окнами. Из них вздымается тяжелая нерасчлененная масса стены. Здание кроет плоская крыша и венчает зубчатый карниз (Палаццо-Веккио, Барджелло, из которых вдобавок вырастает башня с обнесенной зубьями вершиной). Но кипучая уличная жизнь города нуждалась в чем-нибудь вроде греч. портиков. Здесь роль их сыграли так назыв. лоджии (см. Ложи), образцом которых является Бигалло и Лоджиа деи Ланци. Появляясь сперва как терраса-портик при зданиях, лоджии постепенно начинают приобретать самостоятельное значение и светлым изяществом своих форм, еще основанных на стрельчатом своде, но уже приобретающих спокойно-гармонический, жизнерадостный характер, составляют переход к архитектуре Возрождения. XV в. сознательным интересом своим к античности отразился на зодчестве. Начавшиеся антикварные студии, раскопки Рима снабжают строителей множеством образцов отдельных частей здания. Они начнут теперь появляться в виде декоративного убора. Целостные формы римских зданий художник еще не воспроизводит, но они отражаются в новых постройках большею чистотой и гармонией форм. Задача создать центральное купольное здание и соединить его с базиликой или греч. крестом занимает теперь итальянских художников. В эту эпоху Брунеллески заканчивает купол собора, строит изящную капеллу Пацци и стар. сакристию в С.-Лоренцо, покрывая ту и другую низкими куполами; самые церкви заканчивает он римскими сводами. Еще более сознательным является этот поворот к античности у его современника Леоне-Баттиста Альберти (см.). В С.-Мария-Новелла он дал образец нового церковного фасада, который получает отныне имя "фасада Возрождения"; в порталах господствуют римские арки; они опираются на коринфские колонны, волюта сглаживает переход от боковых низких кораблей к среднему. В архитектуре дворцов новое движение оказывается еще более плодотворным: в период 1450—1478 гг. их выросло больше 30. Не отказываясь от рустики, художник смягчает суровость старого типа: он расчленяет этажи и вертикально разбивает поля стен колонками, окно венчает римской аркой или гирляндой из стукка, заменяет зубчатую корону изящным карнизом. Еще больше нового вносится в расположение внутреннего двора и лестницы: обнося их рядами колонн и арок, строители при самом незначительном пространстве умеют достичь иллюзии широких, светлых перспектив, того радостного, чарующего впечатления, которое так характерно для построек Возрождения сравнительно с сумрачными дворцами-замками средневековья. В разных сочетаниях указанными чертами обладают возникшие в эту эпоху дворцы, как Питти (Брунеллески и Лука Фанчелли), Риккарди (Микелоццо), Строцци (Бенедетто да Майяно), Гваданья (Кронака), Ручелаи (Л. Б. Альберти). — Скульптура. Лишь к концу XIV в. определится первенствующая роль Ф. в этой области: в XII и XIII в. она принадлежит Пизе, где Никколо Пизано в библейских сценах воспроизводит очертания античных фигур с точностью, быть может, гибельной для своей самобытности. Подобно пизано-романской архитектуре эта пизано-классическая скульптура захватывает своим влиянием и Φ. Но только искусство сына Никколо, Джованни Пизанского, бросившего антикварные студии отца и пытавшегося собственным чутьем, наблюдением больше жизни, чем классической красоты, искать образов и форм для теснивших его дух видений (форм наивных, грубых, но живых и самостоятельных), только это искусство явилось возбудителем художественного гения Ф. История христианства, полная драматического пафоса и глубокого лиризма, не укладывалась в античные спокойные формы и нашла другие для своего выражения. В лице Андрея Пизанского это новое искусство дает Ф. мастера-литейщика бронзовых дверей Баптистерия, где библейские события представлены с большой живостью и ясностью в десяти композициях. Такой же характер носят барельефы, изображающие постепенное развитие скульптуры, которыми Джотто украсил соборную колокольню. Развитие скульптуры тормозится тем, что она тесно связана с архитектурой и играет лишь служебную роль; но во всяком случае целый ряд таких сокровищ, как мраморный табернакль Орканьи (см.), барельефы Пьеро Тедески и др., обличают уже правильное понимание пространственных отношений, хорошее знание человеческого тела, искусство в расположении одежд, чутье условий живой группировки и стремление к красоте — стремление, которое вторично подойдет к античному образцу, но с более сознательным запросом. Эти стремления 1) к правде и силе жизни и 2) к классической красоте создадут разные художественные типы, как Гиберти (см.) и Донателло (см.). В бронзовых дверях Баптистерия Гиберти изваял множество изящных фигур, в которых находит прекрасное выражение классический идеал уравновешенной спокойной красоты. В других флорентийских своих произведениях (статуя апостолов) Гиберти является участником больших художественных предприятий, где рядом с ним выступает ряд даровитых молодых художников. Эти предприятия — заполнение статуями сидящих пророков трибуны собора, украшение скульптурой Джоттовской колокольни и ниш Ор-Сан-Микеле. Эти художники — Донателло, Лука делла Роббиа, позднее Вероккио (см.). В натуре Донателло преобладает творческая мощь, пафос жизни, драматизм над красотой. Только участие его в постройке медич. дворца вовлекает его в круг античных сюжетов и выгодно отражается в позднейшем его творчестве. Середина XV в. представляет известное затишье сравнительно с изумительным движением начала века. При отсутствии сильных, пробивающих новые пути гениев их ученики хранят и культивируют мысли учителей. Техника совершенствуется. Разные отрасли ваяния — в бронзе (Полайоло, см.), в дереве, в камне — разрабатываются даровитыми специалистами, которых десятками выдвигает каждое поколение города с населением всего в 90 тыс. жителей. Л. делла Роббиа и его семья (см. Роббиа) развивает особую специальность — белых глазированных рельефов на синих фонах. Это искусство очень быстро проходит в жизнь и соприкасается уже с художественной промышленностью, как и искусство ваяния терракотовых раскрашенных бюстов-портретов, искусство, образцы которого даны были Донателло и которое культивировалось его школой — Дезадерио да Сетгиньяно, Мино да Фьезоле, Бенедетто да Майано. В их руках скульптура получает новое применение; это — создание надгробных монументов. Тип их, выработанный именно учениками Донателло (памяти Марсуппини в С.-Кроче, изваян. Дезид. да Сет., памятн. Леонардо Бруни работы Бернардо Росселино, памятн. Иоанна Португ. Антонио Росселино и др.), представляет как бы открытое здание, прислоненное к стене и осеняющее саркофаг, на котором лежит фигура усопшего. Мадонна с ангелами парит в мандорле. Большой простор комбинирующей фантазии второстепенных талантов дает кафедра, в которой применяют они знакомые архитектурные приемы, декоративные мотивы, убирают ее скульптуру рельефными сценами (напр. кафедра Бенедетто да Майано в С.-Кроче).

Художественный синтез эпохи воплотил в себе мастер почти всех развившихся в ней специальностей, хороший теоретик искусства, один из последних скульпторов "раннего Ренессанса" Андреа Вероккио, который уже составляет переход к новой эпохе, воспитав прямо или посредственно великих гениев позднейшего Возрождения. — Живопись. История живописи во Ф. получает особый интерес, ибо 1) искусство это в новой Европе вполне самобытно, не имея — как архитектура и скульптура — образцов для подражания; 2) оно лучше, чем обе они, могло выразить новый дух с его сложным содержанием и христианским лиризмом, 3) в этой области флорентийское творчество быстро завоевало первое место и развивалось свободно, не стеснённое традицией византизма и его блестящего, но холодного искусства. Во Ф. эпоха расцвета мозаики (см. Мозаика) не успела оставить образцов. Впрочем, "иконы", воспроизводящие мозаичный стиль, писались и здесь: в галерее Уффици можно видеть ряд сумрачно-торжественных мадонн на золотом фоне, в красных и синих одеждах, с большими глазами, равнодушно взирающих на старообразного младенца. Однако в конце XIII века именно флорентийскому художнику Чимабуе удалось "внести в искусство больше любви" (Вазари) созданием Мадонны, приветливее смотрящей на молящихся и на более миловидное дитя. Духовное движение, созданное Франциском Ассизским и стремившееся снова соединить любовью человека и божество, повлияло на искусство Ф., заставляя искать выражения душевного в женственных чертах Девы-Матери. Флорентийским пастухом Джотто, учеником Чимабуе, пробиты дальнейшие пути в этом направлении. В еванг. событиях, которые сделала более близкими проповедь Франциска, в легенде об этом любимом святом Джотто находит новый источник вдохновения, благодарный тем более, что здесь искусство не знает традиций. Вместо "икон" Джотто пишет действия и события; творец "монументального стиля", задача которого — декорирование плоскостей (их много представляла итальянская готика), он покрыл своими фресками стены нескольких капелл во Ф. (Барди и Перуцци в С.-Кроче). Подчиняясь декоративной задаче, они отличаются ясной группировкой, величественными очертаниями, спокойствием жестов; ввиду этой цели им нельзя поставить в упрек известную схематичность, однообразие фигур и лиц и стилизацию пейзажа. Толчок, данный Джотто, поднимает целое поколение художников, так назыв. джоттистов. Таковы во Ф. Таддео Гадди (в С.-Спирито), Аньоло Гадди, Джованни да Милано, Антонио Венециано, Франческо да Вольтерра, Спинелло Аретино и Андреа Орканья. После Джотто на его учеников наложило печать (задевшее уже и Джотто) — влияние доминиканского ордена с его стремлением к поучению и аллегории. Породив великую аллегорию "Божественной комедии" и иллюстрирующие ее прекрасные изображения Рая, Ада и Суда (Орканья в кап. Строцци), эта схоластическая струя скоро оказалась разлагающей для чисто-образного искусства, как живопись: перевес идеи над образом, сложный, запутанный символизм, равнодушие к красоте и жизненности (фрески испанской капеллы в Санта-Mapиa-Новелла, аллегорически изображающие торжество церкви) — дают во фресках второй половины XIV в. произведения упадка: всюду — плоские фигуры, незнание перспективы, однообразные выражения, бледные краски. Только в лице Орканьи сохраняются лучшие заветы Джотто и получают дальнейшее развитие в творчестве его гениального ученика Мазаччо (см.). Последний вернулся к эпическому стилю Джотто, и на стенах капеллы Бранкачи в C.-Mapиa дель Кармине создал в "Сцене с динарием" группу апостолов с Христом, полную величавого и благородного идеализма, естественно и спокойно развертывающуюся на фоне холмистого пейзажа долины Арно. Здесь человеческое тело впервые является в живописи (как у Донателло в скульптуре) выразительным орудием душевных движений. Фрески Мазаччо произвели переворот в живописи. Является сознание, что аллегорическая школа изжила свое содержание, что в погоне за идеей форма и техника остановились на самой примитивной ступени, что живопись не может двигаться, пока не познаны математические законы перспективы, условия выпуклости рисунка, пока художники не научились смешивать краски, не вгляделись в игру света и тени, не знают анатомии тела, жизни растительного и животного мира. Решению — иногда одностороннему — этих задач предаются с жаром художники XV в. Развитие архитектуры помогает установлению перспективных законов: для задних фонов и для распланирования картин художники охотно берут арки, пилястры, лестницы, живописно размещая человеческие группы под сводами и на ступенях здания. Расцвет скульптуры приучает любить и чувствовать телесное; научный дух века, пробуждающийся интерес к естествознанию открывает живописи новый мир природы, которая обновленной и ожившей появится в пейзажах. Оставляя фреску, дававшую малоблагоприятные условия для развития колорита, художники переходят к станковым картинам, причем огромным шагом вперед является открытие масляной живописи. Мода на портреты — живописные и скульптурные (раскрашенные) — свидетельствует о стремлении к индивидуализации человеческой физиономии, Брунеллески при содействии математика Тосканелли первый устанавливает закон уменьшения предметов на расстоянии, иллюстрируя его в рисунке площади Баптистерия. Такими же иллюстрациями перспективной теории являются картины Учелло (см.), который вдобавок любил переполнять их натуралистически точно рисованными животными и растениями. Андреа дель Кастаньо рядом со своими перспективными этюдами, где он особенно любил смелые ракурсы, — добивается в рисунке почти скульптурной выпуклости. Разработке разных технических частностей посвящена деятельность Пизанелли и братьев Полайоло (см.), из которых один является настоящим анатомом в своих рисунках. Пьеро делла Франческа всю жизнь исследовал вопрос, как влияет атмосфера на окраску предметов, и в картинах своих любил играть световыми переливами. Из этих отдельных течений создается сильная струя в искусстве, которое теперь уже можно назвать свободным по технике, реалистичным и светским по характеру и по форме, хотя по сюжетам оно остается еще религиозным. Замечательно то, что этот реализм чрезвычайно ярко отразился в произведениях кармелитского монаха Филиппо Липпи (см.), который был учеником Мазаччо и работал с ним в капелле Бранкаччи: его мадонны — живые флорентийские женщины в кокетливых чепчиках, в уютной обстановке итальянского дома, или милые девушки на цветущих лугах, в прохладных рощах, склоняющиеся над ребенком, — первые проявления того типа, который получил окончательное развитие под кистью Рафаэля. Почти всецело в стороне от этого движения останется благочестивый монах тихого доминиканского монастыря фра Анджелико (см. Фра Джованни да Фьезоле) — простодушный живописец ангелов и праведников на золотых фонах, и его ученик, Лоренцо Монако, хотя нежная миловидность, которой достигают оба в лицах своих святых, безусловное изящество фигур показывает большую свободу техники, чем о том свидетельствуют некрасивые тяжелые произведения джоттистов. Младший из учеников фра Анджелико, плодовитый, но не первостепенный талант Беноццо Гоццоли (см.), подражавший ему в спокойной прелести лиц, стремился, однако, к большему разнообразию и жизненности сюжетов, переходящих иногда в жанры, и давал в своих фресках (во Флоренции, процессия волхвов, движущихся через лес и горы, фреска, покрывающая все четыре стены капеллы в палаццо Риккарди) настоящие картины флорентийской жизни. Его деятельность заполняет собой сравнительно тихие годы середины XV в., конец которого опять выдвинет ряд очень крупных талантов. Одна группа их идет от Ф. Липпи: это — его сын Филиппино (см. Липпи), из мастерской отца перешедший в капеллу Бранкаччи и перед фреской Мазаччо проникший в тайну его композиции. Он обладал недостававшим тому и другому знанием красок, благодаря которому его картины сохраняют доныне прелесть и яркость колорита, развивал богатый пейзаж и понимал лучше своего учителя игру человеческ. физиономии. Другой ученик Ф. Липпи — Боттичелли (см.), романтик и мечтатель по натуре, который под влиянием медичейского гуманизма некоторое время увлекался античными сюжетами, хотя и тут вносил в лица своих Венер и граций свойственную ему тревожную тоскливость, но в годы религиозной реакции и власти Савонаролы посвятил свою кисть воплощению мистически-религиозной мечты в фигурах мадонн, ангелов и святых. Фрески Мазаччо оказали решительное влияние на образование таланта Дом. Гирландайо (см.), который, владея прекрасно уже всеми техническими средствами живописи покрывал под именем библейских сцен стены громадных капелл (в церкви С.-Тринита, C.-Mapиa Новелла, Оньисанти) величественными и спокойными картинами торжественных моментов жизни Ф. Более одиноко стоят Козимо Росселли и его ученик Пьеро ди Козимо, фантастический художник, начавший с игры легких сказочных образов и кончивший под влиянием проповеди Савонаролы мрачными видениями. Под руководством Росселли выработался талант фра Бартоломео (см.), который, однако, подчинился впоследствии решительному влиянию Леонардо да Винчи и особенно Рафаэля, с которым имела много общего его уравновешенная природа художника-эстетика по преимуществу, странно уживавшаяся с бурным политическим его темпераментом. От Пьеро ди Козимо вышел Андреа дель Сарто (см.), подобно Бартоломео определившийся под воздействием художников позднего Возрождения. Особенно плодотворной является в конце XV в. школа Андреа Вероккио (см.). Он образовался как живописец под влиянием пластики Донателло, приобрел особую славу как учитель живописи и воспитал в своей школе Лоренцо ди Креди (см.), отдавшего деятельность свою Ф. Петро Перуджине (см.), временно имевшего в ней мастерскую и внесшего в флорентийское искусство особенности умбрийской школы, и Л. да Винчи (см.), работавшего вне ее. Вероккио не остался без влияния на Луку Синьорелли (см.), который с Ф. связан только коротким пребыванием. В XVI в., в эпоху так назыв. позднего Возрождения, в худож. жизни Ф. замечается переворот. Уже в суровом морализме Савонаролы заключалось много условий, неблагоприятных для развития искусства. В следующий же период — период водворения тиранов и династической политики пап — оно быстро падает: центр его теперь переходит в Рим. Величайшие художники XVI в. — Микеланджело, Леон. да Винчи и Рафаэль (см.) — правда, развились и созрели во Ф., но отдали ей только произведения молодости. Только случайно (большею частью) попадают сюда произведения их учеников. Из архитектурных созданий позднего Возрождения приходится отметить палаццо Пандольфи Рафаэля, библиотеку и новую сакристию при церкви С.-Лоренцо Микеланджело, дворец Уффици Вазари да несколько частных дворцов, воздвигнутых Баччо д'Аньоло и его учениками. Флорентийские годы Микеланджело (см.) были особенно плодотворны в области скульптуры. Из ранних его произведений самое крупное — статуя молодого Вакха. В годы политического возрождения Ф. вдохновленный победой родного города над грозившим чудовищем тирании, он изваял гигантскую фигуру юноши Давида — апофеоз торжествующей свободы; прошло несколько лет, и величественный, мрачный апофеоз ее смерти воплощает он в символических фигурах дня, ночи, утра и вечера, поддерживающих памятник Медичей. В этих неоконченных статуях присущий художнику дух возвышенно-трагического и потрясающего нашел лучшее выражение. После Микеланджело скульптуру во Ф. поддерживают Джованни Беллини ("Похищение сабинянок" в Лоджии, конная статуя Козимо Медичи) и Бенвенуто Челлини (Персей). Скульптором по преимуществу является Микеланджело и в немногих флорентийских своих картинах ("Св. Семейство", картон для фрески в зале совета). Леонардо да Винчи оставил Ф. только неоконченные картины, рисунки и картоны. Что же касается Рафаэля (см. Санти), то он проработал во Ф. 4 года, освобождаясь под руководством ее мастеров от узкого духа умбрийской школы, из которой он вышел. В изучении фресок Мазаччо, в общении с Л. да Винчи, Микеланджело, фра Бартоломео быстро рос гениальный юноша, делая достоянием своего духа все характерные черты разных художественных течений флорентийской жизни. Именно в эти годы усвоил он полную непринужденность формы, трезвый, умеренный реализм, просветленный возвышенной мыслью, — все те прекрасные качества его учителей, которые, соединясь с дивной рафаэлевской грацией, в короткий период 1504—1508 гг. дали ряд произведений, обличающих безупречного, великого мастера и венчающих неувядаемой зарею закат флорентийского искусства.

8) Ф. в XVI—XIX вв. (Ф. — столица герцогства Тосканского, Ф. — город объединенной Италии). Неудача реформаторской попытки Савонаролы окончилась его гибелью (1498), так как демократическая теократия превратилась у него в деспотизм еще более тяжелый, чем Медичейский принципат. Республика несколько лет еще сохранялась под управлением даровитого Пьетро Содерини, выбранного пожизненным гонфалоньером. Независимости города, однако, угрожала то Франция, то Испания, вмешивавшиеся в итальянские дела. В 1512 г. Медичи вернулись во Ф. при поддержке Папы Юлия II. В 1527 г. они еще раз были изгнаны, но император Карл V и Папа Климент VII (Джулио Медичи) окончательно утвердили их господство в прежней республике: после долгой осады и завоевания Ф. (1530) Алессандро Медичи стал править там (с 1534 г.) с титулом наследственного герцога (duca — "дож"). Вырождение аристократии, упадок политической энергии в буржуазии, бедность и неподготовленность народа, разлад между высшими и низшими классами сделали невозможной иную форму государственного строя, кроме абсолютной монархии, лучше приспособленной и в обороне от внешних врагов. Упорная защита города во время осады 1530 г. была последним проблеском любви к свободе. Крушение старого республиканского строя было, может быть, одним из условий, под влиянием которых сложилась утилитарно-пессимистическая теория Макиавелли, одного из последних крупных представителей флорентийской мысли. То же горькое разочарование омрачило настроение Микеланджело. Политические неурядицы в Италии XVI в. и проистекавшие из них экономические затруднения также принадлежали к числу причин, сломивших могущество и подорвавших свободу Ф. Козимо I Медичи принял титул великого герцога Тосканы. Он оставил Ф. столицей организованного им монархического государства и правил им как тиран (1537—74). С этого времени история Ф. сливается с историей Тосканы, над которой Медичи (см.) царствовали до прекращения их рода (1737); после них власть перешла в руки Лотаринго-Габсбургского дома (см. Тоскана). И те, и другие старались поддерживать традиции литературной и художественной славы Ф., но время оригинальности и процветания ее науки и искусства миновало. В Наполеоновскую эпоху Ф. была столицей королевства Этрурии (1801); в 1808 г. вместе с Тосканой она была присоединена к Франции, как часть "итальянского королевства". По актам Венского конгресса (1815) Ф. с Тосканою вновь были закреплены за Фердинандом III Лотарингским. В 1859 г. народное движение изгнало последнего великого герцога, Леопольда II, и Ф. присягнула Виктору-Эммануилу. С 1865 г. она была столицей объединенного итальянского королевства, а с перенесением центра в Рим (1871) спустилась на степень провинциального города. В короткие годы, когда Ф. была главою новой Италии, муниципалитет ее сделал громадные усилия и пожертвования, чтобы украсить город и поднять в нем удобства жизни до уровня, достойного современной столицы. Предпочтение ей Рима не только затронуло самолюбие флорентинцев, но и поставило в критическое положение ее финансы. Теперь экономическое состояние Ф. поправилось, промышленность города поднимается, и богатство растет. В современной Ф. затихла энергия и инициатива культурной работы; но памятники ее улиц, церквей, дворцов, музеев и библиотек навсегда останутся великой школой гуманности.

Литература. Флорентинские хроники, начиная с Дино Компани, Джованни, Маттео и Филиппо Виллани и кончая Варки, Нарди и Якопо Питти (до XIV в.); Macchiavelli, "Dell'istorie florentine"; Guiciardini, "Storia fiorentina"; Poggio Bracciolini, "Historiae florentinae libri VIII"; Leon. Bruni Aretino, "Historiarum Floreutinarum libri XII" (лучшие издания этих трудов указаны в очень ценном библиографическом пособии P. A. Bigazzi, "Firenze e contorni, manuale bibliografico", Фл., 1893, где собрана вообще богатейшая литература о Ф.); Sismondi, "Hist. des republiques italiennes au moyen â ge" (П., 1818); G. Capponi, "Storia di Firenze" (Флор., 1888); F. Perrens, a) "Hist. de Florence jusqu'aux M é dicis" (6 тт., Π., 1877—83); b) "Hist. de Florence depuis les Medicis jusqu'à la chute de la ré publique" (3 т., П., 1888); с) "La civilisation florentine du XIII au XVI s." (П., 1893); Alfr. Reumont, a) "Gesch. Toscanass" (Гота, 1876—1877); b) "Tavole chronologiche e sincrone della storia fiorentina" (Флор., 1841); P. Villari, "I рrimi due secoli della commune di Firenze" (Милан, 1893—94); его же капитальные сочинения о Макиавелли и Савонароле; R. Davidsohn, a) "Gesch. v. Florenz" (В., 1896); b) "Forschungen zur Gesch. v. Flor." (Б., 1896—1901; A. Vannucci, "I primi tempi della libert à fiorentina" (Флор., 1856); Trollope, "History of the commonwealth of Florence" (Л., 1864—1865); G. Thomas, "Les ré volutions politiques de Florence" (П., 1887); Corrazzini, "Sommario di storia fiorentina" (F., 1891); E. Bertini, "Piccola storia di Firenze" (Флор., 1898); E. P ö hlmann, "Die Wirthschaftspolitik der fiorentiner Renaissance" (Лпц., 1878); A. Doren, a) "Entwicklung und Organisation der florentiner Zü nfte" (Лпц., 1897); b) "Studien aus der florentiner Wirthschaftsgesch." (Штутгарт, 1900); Ed. Heyck, "Florenz und die Mediceer" (Лпц., 1902). Все общие сочинения по истории Возрождения и гуманизма (см.) много говорят о Ф. То же самое можно сказать об истории искусства. См. E. Muntz, "Hist. de l'art en Italie pendant la renaissance" (П., 1889—91, с богатой библиографией) и его же монографии о Леон. да Винчи и Рафаэле; H. Geym üller, "Die Architektur d er Renaissance in Toscana" (Мюнхен. 1885); W. Bode, "Italienische Bildhauer der Renaissance" (Б., 1887); его же, "Denkm ä ler der Renaissance-Sculptur Toscanas"; Reymond, "La Sculpture florentine" (Флор., 1898—1900); G. Vasari, "Vite di piu celebri pittori, scultori e architetti" (Флор., 1878—85); Berenson, "Die florentinische Maler der Renaiss." (Лпц., 1898); Crowe and Cavalcaselle, "History of painting in Italy" (Л., 1864—66). Для литературы и нравов Ph. Monnier, "Le quattrocento, essais sur l'histoire lit té raire du XV s. italien" (П., 1901, с обширной библиографией); К. Brandy, "Die Renaissance in Florenz und Rom" (Лпц., 1900); E. Muntz, "Florence et la Toscane" (П., 1901); Taine, "Voyag é en Italie" (т. Ι); J. Ruskin, "Mornings in Florence" (есть рус. перевод, 1902). Путеводители Gsell Fels и Marcotti.