— Обряд есть внешнее выражение верований человека. Человек есть существо чувственно-духовное, в природе которого бытие духовное-идеальное соединилось с чувственным и материальным: поэтому он в представлении своем старается идеальное облечь в видимое, чтобы через то сделать его доступным себе. Предмет религиозных верований человека (т. е. Бог, существо высочайшее) в высшей степени духовен и бесконечно возвышен над природою видимою; поэтому человек, особенно стоящий на невысокой степени нравственного развития, не способен ни представлять себе этот предмет, ни становиться в живые отношения к нему без какого-либо видимого посредства. Таким посредством и служит обряд. Как явление огня, грома, бури, молнии служило для евреев видимым знаком присутствия Божия на горе Синае во время законодательства, так и обряд везде и всегда служил для человека символом и удостоверением в действительности присутствия и воздействия Бога на человека. Православная церковь верует, что каждый обряд, совершенный во имя ее, оказывает то или другое освящающее, обновляющее и укрепляющее действие на человека. Оторванная от всякой видимости и обрядности, религиозность впадает в крайности чистого субъективизма, т. е. принимает вид или неопределенной чувствительности, или же крайней логической отвлеченности. Пример религиозности первого рода представляет собою немецкий пиэтизм, пример религиозности второго рода — протестантский рационализм, близко граничащий с пантеизмом.

В новозаветных книгах Свящ. Писания греческими словами έυος, υρησκεια — обряд, έυος, είυιςμένον — обычай обозначается как то, что касается внешней стороны религиозной жизни — порядки иерархического управления (Луки I, 9), правила церковного благочиния (1 Кор. XI, 16), религиозные церемонии (Иоан. XIX, 40), обряд, имеющий символическое значение (Лук. 11, 27; Деян. Апост. XV, 1), внешнее благочестие (Иак. I, 26), так и то, что относится к порядкам жизни гражданской — народное желание (Иоан. XVIII, 39), судебное правило (Деян. Апост. XXV, 16). В первом значении обыкновенно на церковном языке и употребляются слова "обряд", "обычай", т. е. именем обряда в широком значении слова называется все то, что относится к внешней стороне религиозной жизни: богослужебные чины и уставы, предметы и действия, имеющие символическое значение. Сюда не принадлежит лишь та сторона церковных таинств, которая составляет их материю и форму — те священные действия и слова, в которых и через которые преподается невидимая благодать. Об обрядах в Свящ. Писании говорится мало. Порядок, чин внешнего богослужения ни Христом, ни Его апостолами не установлен. Ц. обряды развивались вместе с развитием самой церкви, и она то сокращала или дополняла их, то уничтожала, заменяла новыми. Такое отношение церкви к обрядам ясно свидетельствует, что она считала себя вправе изменять, отменять и вводить новые обряды, сохраняя при этом свою веру неизменною. Еще апостолы выразили свой взгляд на обряды в таком смысле, когда на соборе (51 г.) постановили не следовать ветхозаветному обряду обрезания и вообще не обременять христиан из язычников исполнением Моисеева закона. Это решение апостолов послужило твердым основанием для практики церкви в последующее время. Так, например, по первому правилу апост. Петра и Павла следовало 5 дней делать, а субботу и воскресенье праздновать; лаодикийский собор 29 прав. отменил правило апостолов и постановил праздновать только воскресенье. Чин литургии в первые века христианства совершался различно: в церкви иерусалимской литургия совершалась по преданию от апост. Иакова; в Кесарии эту литургию, как очень продолжительную, Василий Вел. значительно сократил; литургию Василия Вел., для облегчения мирян, в свою очередь, сократил Иоанн Златоуст. С течением времени чин литургии и сокращался по составу молитв и увеличивался некоторыми молитвами, песнопениями и обрядами, которых требовала сама жизнь. Так, песни "херувимская" и "Единородный Сыне" явились и внесены в литургию уже впоследствии (VI век). Некоторые богослужебные чины совершенно вышли из церковной практики, напр., чин летопроводства, чин пещного действа, чин действа страшного суда, чин действа в неделю Ваий, чин о братотворении и т. п. Ц. обряд, даже и не вытекающий непосредственно из божественного установления (как важнейшие тайносовершительные действия), не есть, однако, нечто совершенно случайное и произвольное. Та или другая обрядовая особенность, рождающаяся обыкновенно из народно-бытовых форм, принимается и присваивается церковью, как наилучший для данного времени способ выражения известной Ц. истины и охранения ее в одинаково для всех доступном символическом знаке. Но то, что представляется наилучшим для данного времени, может перестать быть таковым для последующего. Как человеческая форма божественной истины, раз принятый церковью обряд сохраняет свое значение лишь настолько и до тех пор, пока дальнейшие успехи религиозного сознания не вызовут к бытию новых, более совершенных обрядовых форм. Нашим отдаленным предкам трудно было усвоить себе истинное значение обрядности, особенно когда все настоятельно обращало их мысль больше к внешним формам религии, чем к ее внутреннему содержанию. Последнее как будто отступало на задний план; душа младенчески верующего христианина, принимая церковный обряд, как готовый и данный извне, видела в нем существенную часть верования, его неотделимую незаменимую принадлежность и законное уважение к Ц. обряду вырождалось в обрядоверие. Это отожествление обряда с догматом особенно ярко сказалось при исправлении богослужебных книг и обрядов, бывшем при патр. Никоне. Противники церковных исправлений в отмене прежних обрядов видели нарушение догматов, а в введении новых обрядов — латинские ереси. С этого времени отмененные при Никоне обряды (двоение аллилуйя, седмипросфория, двуперстие, хождение посолонь и др.) становятся принадлежностью раскола старообрядства. — В Ц. обрядах выражаются наглядным образом истины и дух веры. Так, напр., обряд сложения перстов для крестного знамения образно представляет собою единство Бога по существу и троичность в лицах. Истины и события, представленные под видом действий, становятся понятными и для людей, живущих не столько умом, сколько чувством. Отнять у таких людей то, что привлекает их внешним образом, значило бы лишить их одного из источников религиозной жизни. Православная церковь, при всем богатстве форм и великолепии богослужения, умела соблюсти равновесие между формою и содержанием, найти границу между формализмом и дидактизмом, с одной стороны, и беспредметною игрою воображения — с другой. Католицизм нарушил это равновесие в пользу внешности и формы. Некоторые обряды католич. церкви введены в употребление в средние века по расчетам иерархической власти и корыстолюбия. Лютеране отвергли большую часть Ц. украшений, служб и обрядов, но оставили в своих храмах изображение распятия, некоторые иконы, удержали пение и музыку при богослужении, колокольный звон, некоторые церковные процессии и вместо древних молитв и гимнов составили свои новые. Реформаты отменили древние обряды и главное содержание богослужения поставили в проповеди. Ср. Ив. Перов. "О важности и необходимости обряда в деле религии" ("Миссионерское Обозрение", 1897, сент. — окт., 2-я кн.); его же, "Таинства и обряды православной церкви в их отношении к сообщаемой ими нам благодати" ("Руководство для сельских пастырей", 1894, № 11); проф. Α. Ф. Гусев, "Необходимость внешнего богопочтения" (Казань, 1902); прот. И. Иванов, "О значении храма и обряда в области веры и религии Христовой" (Воронеж, 1894); свящ. С. Марков, "О праве церкви изменять церковные постановления, обряды и обычаи, существа веры не касающиеся" (изд. 3, M., 1901); С. А — в, "Раскрытие понятий о догмате и обряде и выяснение различия между ними" ("Оренбургские Епарх. Ведомости", 1893, № 3); А. Никольский, "Истинный смысл и значение Ц. обрядов" ("Миссионерский Сборник", 1891, № 1); Смирнов, "Часы досуга. Опыт систематич. обличения раскола старообрядства" (ib., 1893, № 1); Громогласов, "Русский раскол и пр." (1898); А. М. Иванцов-Платонов, "О западных вероисповеданиях" (изд. 3, M., 1894).